Читать книгу "Заговор обреченных - Богдан Сушинский"

До двадцатого июля, до того часа, когда в ставке фюрера прогремел взрыв, Гербер даже не догадывался, что на этот день намечается что-либо серьезное. Сговорившись между собой, разделив высокие посты и портфели, путчистский генералитет как-то совершенно забыл о двух десятках офицеров, которые, собственно, составляли различные вспомогательные службы или, невзирая на свои немалые чины, оставались простыми исполнителями. Ольбрихт, Бек и Геппнер почему-то были уверены, что эти люди присоединятся к ним сами по себе, подчиняясь кто приказу, кто зову долга перед Германией, а кто и просто в силу сложившихся обстоятельств.

Когда Гербер – почти сорокалетний худощавый разбитной офицер, некогда мечтавший о большой военной карьере, а теперь попросту решивший ограничиться удальством, демонстрируемым во время офицерских пирушек (уж там-то он не мог оставаться незамеченным), – понял, что происходит что-то совершенно необычное, он вначале решил, что самого штаба армии резерва это совершенно не касается.

Даже когда в конурку, которую он обживал уже несколько лет в цокольном этаже, проник слух о покушении на фюрера, он воспринял эту весть со сдержанным безразличием. Подполковник прекрасно знал, что это уже не первая попытка. Гитлер, похоже, порядком поднадоел всему своему окружению, и нет ничего удивительного в том, что какая-то группировка стремится поскорее убрать фюрерский клан, чтобы самой прийти к власти.

– Первых лиц в государстве следует, очевидно, назначать из самых древних, чтобы их хватило на три-четыре года, – поделился он как-то своими философскими воззрениями с полковником фон Шверином. – Кардиналы давно усекли эту идею и неплохо эксплуатируют ее, решая вопрос о выборе папы римского. Самого старого и почтенного, чтобы недолго задерживался. Повластвовал – уступи другому.

– Опасаешься, что у тебя слишком мало времени, чтобы дождаться своей очереди? – заметил тогда полковник.

– А я и не скрываю, что имею право претендовать на нечто большее, нежели погоны штабного подполковника.

– Например, погоны фронтового полковника. Может, замолвить о тебе словечко перед командующим?

Этот негодяй полковник фон Шверин знал, что добывать генеральские погоны на Восточном фронте Герберу не хотелось. У него были иные планы. Гербер почему-то верил, что его час еще пробьет. Ведь пробил же он когда-то для самого фюрера.

Все открылось, когда Ольбрихт и Геппнер собрали офицеров в кабинете заместителя командующего и попытались их вдохновить. Это произошло сразу же после того, как по берлинскому радио прозвучало официальное сообщение о покушении. Конечно, Ольбрихт не признался тогда, что центр путча находится здесь, на Бендлерштрассе. Однако не понять этого мог только тот, кто принципиально не хотел понимать, подстраховываясь на случай провала.

Какое-то время Гербер выжидал и присматривался, оценивая обстановку. Он видел, как в здании штаба появился командующий округом Берлин – Бранденбург генерал фон Кортцфлейш; и с ухмылкой наблюдал, как после отказа выполнять распоряжения путчистов этого генерала по приказу Ольбрихта обезоружили и арестовали.

Стал он свидетелем и того, как бесславно завершился «парадный выезд» фельдмаршала Витцлебена. И вообще после появления в штабе штандартенфюрера из гестапо, который прибыл специально для того, чтобы выяснить обстоятельства бегства из «Вольфшанце» полковника Штауффенберга, этого Африканского Циклопа, как нарекла его одна из штабных машинисток, Герберу уже не составляло особого труда догадаться, что именно он и был камикадзе из стана путчистов. То ли сам подложил взрывчатку, то ли активно способствовал этому.

Появляясь у стола то одной, то другой машинистки, Гербер выдавал себя за офицера, осведомляющегося по поводу готовности бумаг, и, как бы между прочим, пробегал глазами тексты приказов. Потом около часа он прослонялся в центре связи, беседуя с телефонистами, телетайпистами и прочим людом.

Как только стало ясно, что гестапо уже интересуется обитателями Бендлерштрассе, он попробовал улизнуть из здания, но старший усиленного поста у входной двери потребовал пропуск, подписанный генералом Ольбрихтом или полковником Штауффенбергом, и никаких объяснений не принимал. Подполковник попытался было сунуться с просьбой о пропуске к Африканскому Циклопу, но полковник так зло сверкнул своим кровянистым глазом, что Гербер побоялся, как бы в горячке он не схватился за пистолет.

Рассвирепев, как зверь, оказавшийся в западне, подполковник решился на то, чтобы явиться к генералу Ольбрихту и прямо заявить, что не намерен оставаться среди его сторонников, поскольку оскорблен уже хотя бы тем фактом, что лично его никто не поставил в известность о происходящих событиях и никто не спросил его согласия на участие в путче.

Аргументы показались Герберу достаточно вескими, и он направился к кабинету заместителя командующего. Остановившись в адъютантской, подполковник решил подождать, пока генерал освободится, и стал свидетелем преинтереснейшего разноса, который, как он опознал по голосу, устраивал генералам тот штатский, что целый день слонялся здесь из кабинета в кабинет, ко всему присматриваясь, прислушиваясь и даже принюхиваясь.

– Мне совершенно непонятно, господин Ольбрихт, господин Бек, и вы, простите…

– Генерал Геппнер…

– Вот-вот, генерал Геппнер… как вы намереваетесь осуществить переворот, если никакие аресты в городе не произведены, а все, кого вы задерживаете здесь, в здании командования, сидят и ждут того часа, когда смогут вновь завладеть оружием, чтобы направить его против вас.

– Кого конкретно вы имеете в виду, господин Гизевиус? – раздраженно поинтересовался Ольбрихт.

– Прежде всего – командующего, генерал-полковника Фромма.

– Но мы не можем так сразу… И потом, это будет решать суд.

– Какой суд, господа генералы? – насмешливо поинтересовался этот гражданский. – Где, на каких примерах истории, вы видели, чтобы в часы, которые обычно отведены заговорщикам для совершения переворота, кто-либо прибегал к каким-то там судам? Генерал Фромм, генерал Кортцфлейш, полковник Глеземер, начальник танкового училища, если не ошибаюсь… Все ваши враги живы. Охраны – никакой. Ни один жизненно важный пункт Берлина вами не захвачен. Ни один важный приказ не выполнен.

– Но господин вице-консул, – вмешался Бек. – На вашем месте я бы не стал судить о подобных вещах столь безапелляционно. Мы берем власть не для того, чтобы расстреливать каждого, кто с нами не согласен.

– Вот как? – продолжал в том же ироничном тоне вице-консул. Только теперь Гербер вспомнил, что этого человека кто-то из штабистов действительно называл вице-консулом в Швейцарии и даже намекнул, что он представляет там абвер. Очевидно, потому, что Гизевиус был из армейской контрразведки, он и держался здесь столь уверенно. – Значит, вы собирались захватить власть, не расстреливая? Может быть, вам напомнить, господа, как приходил к власти сам фюрер?

– Но мы потому и не расстреливаем, что не желаем, чтобы нас сравнивали с гитлеровцами, – заметил Бек.