Читать книгу "Дом Близнецов - Анатолий Королев"

Поиски все новых и новых подробностей превратились в кошмар. Барионы, мезоны, нейтрино, бозоны и прочая парящая в безднах бестолочь превратила материю в облако в штанах. Ясно, что проще не будет. Но! Но для лекарства от рака не требуется управлять бозонами, смерть не так глубока. Для управления огнем достаточно зажигалки. Мысль и практика — два разных стороны бытия.

Ничего не понимая в природе огня, дикарь легко поджаривал на костре добычу. Не зная толком ничего о луне, Галилей прекрасно рассматривал ее поверхность в телескоп. Вещи даны нам для угождения желаний, а как устроен паровоз, самолет, банкомат или смартфон не имеет никакого значения для истины. Технари пытаются увеличить спичку до размеров секвойи. Зачем, господин Хокинг? Увеличение и пересчет атомов — абсурд, как пересчет муравьев в муравейнике или веток на дереве. Увеличение показывает нам только, что мир состоит из порций любви. Пример тому — множество Бенуа Мандельброта. Вот вам готовый вид на мироздание! Еще один вид на два треугольника Платона.

Самый сложный математический объект, зафиксированный на дисплее, — множество Мандельброта. Он показывает, что Вселенная — эта пара из двух прильнувших к другу бездонных кругов в виде восьмерки, окруженных солнечной короной фрактальных узоров. Их цель — повторять самое себя. На всей глубине бесконечного погружения в корону наш взгляд найдет тысячи подобных восьмерок. Их можно с благоговением разглядывать, наслаждаться узорами, опускать взор все глубже, но искать новые смыслы в бездне напрасно: дно такое же, как оболочка. Уймись, физик, уймись, все на поверхности, перед глазами. Все! Точка!

Смысл человека, как и любой вещи, находится на поверхности явления. Даже если мы выясним, что есть еще миллиард частиц, составляющих ваши кварки, это не важно для кожи бытия. Взгляд вверх также легко довести до абсурда. Если земля и солнечная система еще имеют важность для нас, как родной город и родная страна, то больший масштаб снимает любые значение. Какой смысл в том, что галактика Туманность Андромеды к нам ближе, а галактика Волосы Вероники дальше? Что значит схожесть Крабовой туманности с крабом? Все исполинские дырявые тазы бессмысленны для бытия человека.

Технари считают, что мир выглядит как логическая система, где есть время, притяжение и расстояния, что у времени есть три фазы — прошлое, настоящее и будущее, что скорость света предельная величина, свыше которой быть ничего не может.

Но всего три метко брошенных камня не оставляют от этой напыщенной картины камня на камне.

Камень первый: апория Зенона о стреле. Летящая стрела, взятая в каждый момент времени неподвижна, и ничем не отличается от стрелы, лежащей на земле, стало быть, движение невозможно. А раз так, следовательно, вся картина мироздания ложна

Камень второй: Нострадамус предсказал гибель короля Генриха II в поединке в 35 катрене за год до гибели короля на турнире.

Катя подняла руку и горячо, без всякого разрешения, перебила:

— Король сразился с шотландским графом молодым лейтенантом Габриэлем Монгомери. Оба держали в руке по копью. И сидели на конях. У короля был позолоченный шлем. При ударе в латы копье графа обломилось, и обломок проскочил через забрало, пронзил глаз короля и вышел из уха.

— Умница, — кивнул оратор, — так все и было по-написанному:

Глаз в шлеме златом, под защитой, как в клетке, И все же он выбит могучей рукой. В турнире лев старый был менее крепким, Чем хитрый, отчаянный лев молодой.

Валентин тоже поймал момент, чтобы вмешаться:

— Ваши доводы будут сильнее, если учесть, что катрен Нострадамуса был понят лишь после гибели короля, а вот королевский астролог Горико убеждал короля не участвовать в турнире из-за опасного расположения звезд. «Ваше величество, — сказал он, — вас могут поранить…»

Наш сыщик уже перестал удивляться приступам внезапной компетенции в том, чего он еще минуту назад не знал абсолютно.

— Спасибо. Два аргумента лучше одного! — подхватил близнец и продолжил, вскинув руки: — Из чего следует, что будущее событие на некоем расстоянии от настоящего уже формируется в близости выступа. В потенции, где, по идее, еще не случилось и выступает готовым из будущего. И отменить его невозможно, что не согласуется с божественным дозволением свободы воли и говорит нам, что не только вся физика технарей разрушена, но и метафизика метафизиков почти наверное развалилась. И только это самое почти наверное дает мне возможность выступать против технарей от ее лица.

Третий камень: господа технари утверждают, ссылаясь на теорию Эйнштейна, что скорость света 300 000 километров в секунду — предельна и быстрее нее не может быть ничего. Но как же быть с Большим взрывом, который вы сами и сочинили? Если учесть ваши выкладки, что нечто размером с монету за считанную секунду превратилась в облако плазмы шире галактики, то это баснословное расширение пятачка материи до астрономической величины уже будет больше скорости света.

Нет, кричит Хокинг, нет, постойте, прекрасно понимая опасность такого вопроса; и конструирует на ходу такой, например, ответ: разлет материи шел-де совместно с разверткой пространства, и этот факт, чур, не считается!

А если, чур-чур, считается?

Что это у вас, господа? Когда надо, свет неодолим, а когда не надо, сей скоростью предела можно и пренебречь… Так вот, господин Хокинг, скажу вам, не пройдет и дня, когда будет обнаружено нечто такое, что движется со скоростью большей скорости света, и вам придется все придумать заново.

— Можно мне, — оживился Кожев, до этого почти безучастный.

Князь только развел руками, словно не ожидал эмоций от зомби.

— Нет никакой гравитации, — встал Кожев. — Пользуясь разрешением князя, сегодня в аэропорту, где встречал двух наших докладчиков, я включил свой планшет и погулял в Интернете. Господа, вы не поверите. Новая порция фактов от космического телескопа «Хаббл»! Изучая область космического пространства в созвездии Гидры, Хаббл обнаружил, что единственная экзопланета, которая вращается вокруг солнечного карлика, TW HYA, удерживается на немыслимом расстоянии от звезды. Эта привязь растянута в космосе на дистанцию, которая в два раза превышает размер нашей солнечной системы. Притяжение на таком расстоянии априори не может действовать.

— Ура! — захлопал в ладоши хозяин. — Физика наших физиков перестала существовать.

Свита тут же подхватила аплодисменты.

Пользуясь паузой, оратор уступил кафедру своему напарнику.

Последовал прежний обмен очками.

— То ли еще будет, — подхватил настроение князя двойник. — Как написал Шекспир, есть многое на свете, мой Горацио, что и не снилось нашим мудрецам. Но продолжим наш огонь по тазам мудрецов. Понимая шаткость своих выкладок, наши умники предположили, что вселенная у нас не одна, а их бесконечное множество. И у каждой свои законы, и этим произволом воображения они наплевали на бритву Оккама, который заметил «нельзя умножать сущности помимо необходимости»!