Читать книгу "Цусимский синдром - Станислав Смакотин"

«Игра началась, Слава». Я пулей несусь к трапу на палубу.

Рожественский решил не разворачивать всю эскадру. Это становится понятно, как только я поднимаюсь наверх. Хочет атаковать или, по крайней мере, отпугнуть крейсеры неприятеля быстроходными кораблями.

Перестраиваясь по ходу движения в строй фронта, наш отряд, описав циркуляцию, движется в обратном направлении. Туда, где дымят сопровождающие нас вымпелы адмирала Катаоки. Слева, чуть впереди «Суворова» – «Александр», за ним виден борт «Орла». «Ослябя» и «Бородино» выступают впереди, ведя огонь носовыми башнями. Орудийная канонада растекается над морем – эхом гулко отдаются пушки соседей. Отряд Небогатова продолжает двигаться норд-остом, и, кажется, огонь поддерживают его замыкающие.

Ни черта не видать отсюда, с кормы… А что, если подняться в рубку? В боевую-то нет, разумеется… Адмирал расчувствуется, пожалуй… А в обычную? Чего, выгоните? Секунду я раздумываю. Очередной выстрел с бака заставляет принять решение: «Принято!»

Прохожу вдоль левого борта, хватаясь за все подряд: палуба так и норовит уйти из-под ног, качка все еще приличная. Центральная шестидюймовая башня повернута вперед, пушки задраны, но молчит. Осторожно огибаю ее: пальнет – останусь без слуха надолго. Если не навсегда. Обходится. Сверху отлично видно, что полупортики трехдюймовок откинуты, борт хищно щетинится орудиями…

Пш-ш-ш-ш-ш… Неожиданный звук вслед за шлепком заставляет втянуть голову в плечи. Удивленно останавливаюсь, рефлекторно оглядываясь: метрах в сорока от корабля из моря поднимается… Водяной столб, сияющий изнутри ярким желтым светом! Смесь огня и воды?.. Шимоза?! Японцы отвечают!.. Словно завороженный я ошарашенно замираю на месте, не в силах оторвать взгляда. Время замедляется: звуки выстрелов превращаются во что-то тягучее. Фонтан, достигнув своего пика, неспешно оседает обратно, сливаясь с поверхностью моря… Рядом, заметно ближе, начинает вырастать еще один. Цок, цок… Что-то звякает о броню рядом. Звук осколков заставляет встрепенуться, выводя тело из оцепенения.

Судорожно хватаясь за мокрые скобы, добираюсь до уровня боевой рубки, оказываясь между двумя мелкашками. Здесь уже многолюдней – несколько сигнальщиков замерли в ожидании, лица молчаливо напряжены. Чуть дальше, у боевой рубки, толпятся несколько штабистов: узнаю Семенова с большой подзорной трубой, у Клапье в руках вижу большую тетрадь, что-то записывает… Адмиралу не мешаете в щель смотреть, нет? Не то, чай, обзор-то загораживаете?

Наконец на мостике ходовой рубки замечаю Данчича с биноклем. Вот ты-то мне и нужен, дорогой… Как и мостик! Сейчас я, только не уходи никуда. Прыгая через две ступеньки, пулей взлетаю наверх.

– Борис Арсеньевич?.. – Мне приходится почти кричать, чтобы меня услышали, – голос теряется в грохоте канонады.

Тот все же либо не слышит, либо делает вид, не реагируя. Не суть важно. Отсюда отличный обзор, и я подношу оптику к глазам, встав с ним рядом.

Японцы отвернули, это хорошо видно. Все тем же строем фронта уходят обратно, отстреливаясь, – серые силуэты то и дело извергают яркие вспышки. Кажется, тот, что правее, дымит сильнее остальных… Подбили?

Тут же прикидываю расстояние до неприятеля – не более сорока кабельтовых. Наш отряд к этому времени почти разминулся со строем Небогатова… Неужели Рожественский решил идти в атаку одними броненосцами? А как же крейсеры?!

Перевожу окуляры налево: мало что можно различить – обзор почти закрывают надстройки «Александра», три броненосца за ним видимости отнюдь не прибавляют…

– Борис Арсеньевич!.. – делаю вторую попытку, надрывая голос.

Тот удивленно оборачивается – похоже, все же не слышал.

– Говорите!.. – Голоса почти не слышно.

– Крейсеры разве не атакуют?..

– Не слышу… Что?.. – наклоняет он голову.

– Крейсеры!!! – не стесняясь, ору я на него. – Где?!

– Сейчас увидите!.. – Он показывает рукой налево, перехватывая бинокль. – Крейсерский отряд восточней второго отряда, сейчас должны показаться…

В этот момент носовая башня выбрасывает облако дыма из правого ствола, и уши немедля забивает вата. В несколько плотных, спрессованных слоев. Данчич что-то кричит, но я уже ничего не слышу. Через пару секунд издалека доносится его голос:

– …был вести огонь по флагману «Ицукусима», он правее! – указывает биноклем вперед. – Несколько попаданий, на борту пожар… Видите или нет? – Вид у лейтенанта необычно возбужденный. Будто шальной.

Торопливо шарю трясущимися окулярами, пытаясь поймать изображение… Есть! Теперь – вижу!.. Сквозь густой дым крайнего корабля начинают прорываться огненные всполохи. И… кажется, он начинает отставать?! Мне точно не мерещится?

– Борис Арсень… – Я не успеваю договорить.

Яркая вспышка в районе полубака заставляет зажмуриться, и в следующую секунду что-то сильно ударяет меня по спине. Открыв глаза, обнаруживаю себя лежащим на досках – оказывается, это не меня ударило, а я рухнул плашмя… Жив? Быстро ощупываю тело. Вроде все работает… Справа на четвереньки поднимается лейтенант – фуражка сорвана, по переносице со лба стекает темная струйка. Ничего не слыхать, но, если судить по мимике, чертыхается так, что черти в аду икают:

– …нокль, нехристи!.. Двадцать рублей золотом отдал… – наконец доносится до меня.

Вот же… Чертяка!.. Я невольно засматриваюсь на костерящего на чем свет стоит японцев Данчича. Нас тут чуть не убило, а ты – двадцать рублей… Начинаю невольно улыбаться – его бинокль действительно безнадежно разбит: из разломанного корпуса торчит кусок треснутой линзы. Помогая друг другу, оба поднимаемся на ноги.

Снаряд крупного калибра разорвался прямиком перед носовой башней, вырвав из палубы несколько досок. От черного пятна с пляшущими языками пламени по краям курится едкий дымок, источая тошнотворный, ядовитый запах… Пошатываясь, неуверенно подхожу к краю мостика – внизу стояли сигнальщики. Двое матросов корчатся на настиле, под одним быстро растекается красная лужа… Унтер-офицер, сидя на корточках, привалился к щиту, обхватив руками голову.

Надо помочь! Где же санитары, мать вашу?.. Я не успеваю додумать: не обращая внимания на попадание, носовая башня методично делает очередной выстрел по неприятелю. И немедленно, вторя ей, стреляет вторая по величине, из обоих стволов, залпом…

– Дайте сюда бинокль!.. – Данчич буквально срывает с меня матавкинскую собственность.

Эй, ты один поломал уже, не тебе за него отвечать, типа?.. Положи на место!..

– Смотрите!.. – не обращая внимания на сопротивление, орет во все горло лейтенант. – «Ицукусима» в огне!.. Кренится!..

«Где?!» – пошатываясь, перехожу на правую сторону наблюдательной площадки. В глазах все расплывается, двоится, но…

Вражеский флагман действительно полыхает! Это видно уже и без бинокля: накренившись на левый борт, оставляя над волнами шлейф копоти, он безнадежно отстает от собратьев, описывая правую циркуляцию. Сбиты мачта и дымовая труба. Отчетливо видно несколько пожаров, самый большой из которых разгорается на корме. Надо отдать врагу должное: ни на минуту не переставая отстреливаться, он делает это на удивление слаженно. Вынужденно подставив под удар правый борт, погибающий крейсер ведет четкий залповый огонь, почти одновременно сверкая яркими огненными бликами через небольшие промежутки времени.