Читать книгу "Всего лишь женщина - Гали Манаб"

– Убогое создание! Тебе не понять истинных человеческих чувств! Мне наплевать на твои жалкие деньги и на тебя такого, моральное ничтожество!

Я уже не могла остановиться, оскорбления посыпались одно больнее другого… Меня понесло:

– Что ты о себе возомнил? Кто ты такой вообще? Ты когда-нибудь задумывался, насколько ты ничтожен и жалок? Ты думаешь, я не могу причинить тебе столько боли, сколько ты мне? Да я тебе причиню боль, от которой ты больше никогда не оправишься! Я выставлю тебя посмешищем, много труда не надо! Ты и так посмешище, жалкое посмешище!

Я безобразно орала, меня трясло, как никогда в жизни. Я не контролировала себя настолько, что машинально скинула со стола пепельницу, полную окурков. На него смотреть было противно. Он нервничал, схватил веник и судорожно начал сметать окурки. Затем полез почему-то в шкаф, что-то там начал перебирать, избегая моего взгляда. Господи, и этого урода я полюбила! Как же мне было обидно за себя! За что любила-то? За его трусость, за его подлость?»

Это был крик души любящей и оскорбленной в своих чувствах женщины.

Он стал твердить, что я пьяна, что мы с ним поговорим потом, в другой обстановке, когда оба успокоимся, а сейчас он проводит меня домой. Проводив меня до дома, он поцеловал меня и, прощаясь, сказал, что сейчас придет в общагу и завалится спать. Ему надо отоспаться, завтра на работу. А когда я спросила, что с нами будет дальше, ответил, что все будет так, как я захочу. Что ничего особенного не произошло и что он невиновен, чист передо мной.

Но, тем не менее, после этого случая он меня начал избегать. Больше не заходил ко мне. Мало того, он, по-моему, старался проходить другим путем, чтобы только не попасться мне на глаза. Трусость? Если даже банально он решил меня бросить, мог бы об этом сказать мне.

А Несмеяна лицемерно делала вид, что ничего не случилось. Она так же, как и раньше, заходила ко мне на вахту, но как прежде не засиживалась. Я все ждала от нее первого шага, все надеялась, что она скажет мне правду, скажет, в конце концов, что происходит со всеми нами. Но она упорно делала вид, будто ничего не происходит. И это ей не очень удавалось. Бывало, она поздно вечером заглядывала ко мне на вахту под предлогом чего-то незначительного, но я понимала: она хочет убедиться, что его со мной нет. В такие минуты мне становилось ее жалко. «Не соперница я тебе, – думала я тогда, – а подруга по несчастью. Дурочки мы с тобой, он не стоит нашей дружбы, вернее, распада ее». И так хотелось сказать, что не нужен он мне такой жалкий, недалекий.

Однажды, вызывая ее на откровенный разговор, я спросила:

– А ты знаешь, ко мне Бриллиантов больше не ходит. Ты, случайно, не в курсе, почему?

Она сначала сделала вид, будто удивилась, а затем меня ошарашила:

– Мне Дина сказала, что он якобы тебя послал.

– Дина? – вырвалось у меня нескрываемое удивление. – А при чем тут Дина?

С тех пор, как мы стали дружить с Несмеяной, Дина отдалилась. Тем более, я с Диной по поводу Бриллиантова никогда не разговаривала. Но теперь было отчетливо ясно, что они за моей спиной сдружились против меня и не раз обсуждали мои отношения с Бриллиантовым. Мне стало противно. «Господи, за что мне все это? Ну, за что такие разочарования? Я же о тебе была лучшего мнения, моя девочка. Или в любви разум совсем не задействован?»

Бриллиантов, мужчина моей мечты, мужчина всей моей жизни, больше не появлялся на горизонте. Мне было невыносимо плохо без него. Я ничего не скажу, если скажу, что мне его не хватало. Мне его не хватало катастрофически. Я задыхалась без него. Мне было неинтересно жить. Для меня жизнь остановилась… Я терялась в догадках, что мне судьба уготовила в будущем. Буду ли я с ним еще хоть раз когда-нибудь. Больше всего на свете мне хотелось этого. Хотя бы раз…

Как-то ко мне на вахту зашел его сосед по комнате, Геныч – тот худой, высокий, с которым у нас были прекрасные дружеские отношения. Он хотел позвонить. Я сидела понурая. Как я ни старалась сделать вид, что со мной все прекрасно, но не удавалось. Он сначала долго звонил, а затем, притворившись, что не замечает моего состояния, стал вести со мной светскую беседу. На поддержание ее меня не хватило. Не было ни сил, ни желания вникать в то, о чем он говорит. Хотелось лишь задать ему вопрос… В конце концов, прервав его почти на полуслове, я спросила:

– Геныч, почему ко мне Бриллиантов не заходит?

При этом я еле удержалась, чтобы не расплакаться. А Геныч у нас хороший дипломат. Он сделал вид, что не в курсе. А на самом деле я точно знаю, как мужчины обычно обсуждают свои личные проблемы в кругу друзей. Уж во всяком случае Геныч отлично знает все про Бриллиантова, я в этом не сомневалась. Но Геныч обаятельно улыбнулся, как это он умеет, и сказал:

– Ну, наверное, не знает, что ты сегодня дежуришь. Может, проходил и не заметил тебя.

Да, это точно: проходил и не заметил меня. Совсем не заметил. В упор.

Я его тоже в упор больше не замечала. Но страдала от недоумения, от непонимания, от такой убийственной неопределенности, что хотелось выть на луну. И меня все больше и больше раздражало его молчание. Упорное молчание. Господи, ну не хочешь больше со мной иметь никаких дел, ну подойди и скажи об этом, чтобы внести ясность. Ты же все-таки человек, гомосапиенс, ты отличаешься от наших братьев меньших именно тем, что природа одарила тебя речью. Или он ждал, когда я к нему подойду с поклоном? Нет, этому не бывать! Да, я люблю, люблю его больше жизни. Но «я не люблю, когда мне в душу лезут, тем более, когда в нее плюют». Может я и умирать буду от любви, но унижаться… Ни за что!

«Что вы, плакать – никогда! Даже если и беда. Пусть нахлынет грязью сплетен, и даже если ей ответить, право, нечем иногда, что вы, плакать – никогда!»

Весь февраль прошел у меня в тягостном недоумении, но я все еще надеялась, что он зайдет ко мне на вахту, улыбнется, пусть даже ничего не говорит, раз он у меня такой «красноречивый»… Но я буду знать, что он пришел, что он по-прежнему мой. Придет, сядет и будет молча сидеть. Пусть молчит. Пусть у нас горизонтальные отношения, пусть. Что же делать, если мне для счастья и этого оказывается достаточно?! Господи, вот и пойми человеческую душу! Чего ей, душе, угодно? Может, у меня одной та загадочная русская душа?.. Или она у всех такая непонятная?

Но в феврале ничего не произошло. Я за весь месяц его толком и не увидела. А в марте…

Ужасное 8 марта в моей жизни

В нашей семье традиция: 8 марта мужская половина нашей семьи утром встает и идет на кухню готовить шашлык. А женская половина нежится до полудня и просыпается на аромат вкусного мяса. В это 8 марта традиция не была нарушена. Мой муж и одиннадцатилетний сын, подвязав кухонные фартуки, с важным видом хлопотали на кухне, всем видом давая нам понять, что шашлык не терпит женских рук. А мы, женская половина нашей семьи, с удовольствием соглашались с этим утверждением и, набравшись терпения, вдыхали умопомрачительный аромат жареного мяса, распространившийся по всей квартире, и ждали, когда нас пригласят к столу. Мы с дочкой не спеша, в порядке очередности, приняли утренний душ, затем прически навели по-праздничному, приоделись понаряднее и ближе к обеду были удостоены официального приглашения к кухонному столу, уже празднично накрытому. Стол был накрыт белоснежной скатертью, на середине в большом блюде выпускала пар груда хорошо прожаренного шашлыка, при одном виде которого у нас потекли слюни. А по краям стола были расставлены четыре прибора из праздничного сервиза. Здесь же на середине красовалась бутылка хорошего коллекционного шампанского для мамы, бутылка хорошей водки для папы, бутылочка детского шампанского, за качество которого я не поручилась бы, и пакетик вишневого сока, который наши дети любили. Но потчевать нас мужчины не торопились. Они сначала пошли в комнату переодеваться, затем, немного пошушукав в коридоре, предстали перед нашими взорами элегантные, в костюмах, в белых рубашках, при галстуках. Каждый из них держал по букету цветов и праздничный пакет с подарками. Официальную часть церемонии по случаю празднования международного женского дня начал сын. Под чутким руководством отца он прочитал четверостишие и вручил нам подарки с цветами. Затем наконец-то мы приступили к шашлыкам. Муж у меня хлебосольный мужик, как любит говаривать моя подруга астролог Таня. Шашлыков он наготовил столько, что можно было накормить целый полк изголодавшихся солдат. Солдат мы приглашать не стали, но к вечеру мне захотелось позвать в гости заведующую общежитием. У нас с ней были прекрасные отношения, я часто захаживала к ней. Она женщина незамужняя, жила одна с сыном в соседнем подъезде, и, бывало, в иные вечера, когда становилось тоскливо, я звонила ей и напрашивалась на рюмочку чая. И мы с ней долгими вечерами за рюмочкой чая могли беседовать по душам о своем, о женском. Или, бывало, наоборот, ей хотелось пообщаться со мной по душам, и она звонила и в полуприказном порядке говорила: «Зайди».