Читать книгу "Ночи дождей и звезд - Мейв Бинчи"

Ему так хотелось зайти в паб и пропустить пинты три пива, но вспомнил, что Маурин приготовила ужин. Не стоило создавать дополнительных неприятностей.

Как только он открыл дверь, она выбежала к нему.

— Шон, ты не поверишь! Фиона возвращается домой. На этой неделе! — Маурин Райан умирала от радости.

— Откуда ты знаешь?

— Звонила Барбара, когда тебя не было дома.

— Неужели этот босяк не смог протянуть на пособии по безработице там? Это так? — ворчал Шон.

— Нет, что скажу тебе! Она его бросила… она возвращается домой одна!

Шон опустил портфель и вечернюю газету и сел, обхватив голову руками.

— Сегодня за обедом меня кто-то спросил, есть ли Бог, — сказал он. — Я посоветовал парню подрасти, потому что, конечно же, никакого Бога нет. Какой Бог позволил бы всему этому случиться? Но теперь я бы сказал иначе. Действительно, там, наверху, что-то есть. Она в самом деле возвращается?

— Завтра или послезавтра, она просила Барбару предупредить нас, опять хочет на старую работу.

— Ну что же, не здорово ли это? А девочки уже знают?

— Нет, хотела прежде сказать тебе, — произнесла Маурин Райан.

— Полагаю, ты приготовила ее комнату? — устало улыбнулся он.

— Нет, и скажу почему: она хочет жить в квартире с Барбарой.

— Ну и прекрасно, верно?

— Думаю, совершенно прекрасно, Шон. — У матери Фионы на глазах выступили слезы.

— Большой сюрприз, Билл, хочу взять тебя и маму на прогулку! — предложил Энди.

— Вот здорово! Куда мы идем?

— Твоя бабушка отправляется с группой в Большой каньон, помнишь, она говорила?

— Да? — Билл казался очень обрадованным. Папа часто говорил ему про Большой каньон, показывал картинки. Обещал, что когда-нибудь они отправятся туда. — Хочешь сказать, что и мы туда пойдем? — загорелось нетерпением лицо мальчика.

— Я говорил Ширли, что мы всегда мечтали там побывать, так почему бы не сделать это, если заодно можно встретиться с бабушкой?

— А что говорит мама?

— Сказала, что я добрый, и мне это понравилось, но я делаю это не ради того, чтобы казаться добрым. Решил, что так будет лучше для всех нас.

— Ты добрый, Энди, — согласился Билл.

— Я тебя обожаю, Билл, ты это знаешь, и, когда родится малыш, я буду такой же счастливый, как ты. Тогда у меня будет двое детей, чтобы любить их.

— Почему ты будешь такой же счастливый, как я?

— У тебя есть два папы, верно? И когда позвонишь папе в Грецию, ты скажешь ему про наше путешествие.

Билл набрал номер в Греции, но попал лишь на автоответчик.

Он оставил сообщение:

— Папа, Энди везет нас в Аризону посмотреть Большой каньон. Мы поедем через Сьерра-Неваду и собираемся повидаться с бабушкой. Она будет там со своим книжным клубом. Энди говорит, что я могу позвонить тебе, когда мы будем там, чтобы мы с бабушкой могли пообщаться с тобой вместе.

Потом трубку взял Энди:

— Томас, на случай, если ты услышишь это послание до нашего отъезда и захочешь поговорить с Биллом, вот номер моего сотового телефона. Постараюсь все показать малышу как следует. Теперь мы изучаем карту путешествия, но уверен, что я многое пропущу. Может быть, он когда-нибудь поедет вместе с тобой, когда ты вернешься.

— Это если он вообще когда-нибудь вернется, — влез в разговор Билл перед тем как Энди положил трубку, и его слова остались на автоответчике.

Когда Томас вернулся, после того как проводил Эльзу, он прослушал запись.

Он долго сидел и размышлял. В курятнике он заметил огонек фонарика. Он не ошибся, предположив, что Вонни не придет переночевать в комнату для гостей сегодня вечером. Он задумался над странной непростой жизнью, которую она вела среди этих людей в Агия-Анне.

Он думал о прекрасной, яркой Эльзе, возвращающейся к своему эгоистичному немцу, смотревшему на нее лишь как на трофей.

Он думал о простом, порядочном Энди, которого всегда демонизировал, но который просто очень старался быть хорошим.

Он думал о своем Билле, который верил, что отец никогда не вернется домой. Он сидел и думал до тех пор, пока звезды на небе не поблекли и холмы не озарились первыми лучами солнца.

Они собрались на последнюю встречу в ресторанчике со скатертями в бело-синюю клеточку.

— Представляете, мы часто здесь бывали, но так и не знаем, как он называется, — задумчиво произнесла Фиона.

— Он называется «Полночь», — сказал Дэвид. — Смотри на буквы. — И он медленно написал: «Месанита».

— Как в самом деле тебе это удалось? — спросила Эльза.

Медленно он еще раз вывел греческие буквы: то, что выглядело как «В», на самом деле было «Н».

— Из тебя бы получился отличный учитель, Дэвид. — Эльза была совершенно искренней.

— Не знаю, я не такой уверенный.

— Тем лучше для учителя, — сказал Томас.

— Буду скучать по вас, дома у меня мало друзей, — признался Дэвид.

— А я нет, но очень удивлюсь, если у вас не появятся новые друзья в ближайшем будущем, — добавил Томас. — И не забывайте, что через уроки вождения их будет еще больше!

— Здесь так просто, в Англии дороги другие, — заметил Дэвид. — Не думаю, что смогу открыть свою собственную школу.

— У тебя много друзей в Германии, Эльза? — обратилась к ней Фиона.

— Нет, не очень много, полно приятелей, но только один настоящий друг, Ханна. Когда ты на скоростной трассе или тебе так кажется, когда приходится всегда быть готовой и собранной, тогда настоящих друзей не бывает, — с сожалением произнесла она.

Все закивали, всем это было понятно.

Фиона объявила, что поедет на поезде, чтобы повидаться с родителями Дэвида и помочь ему сгладить возвращение домой, объяснив кое-что о жизни на этом волшебном острове и как они тут все образумились.

— Как едоки лотоса, — сыронизировала Эльза.

— Эльза хочет показать, как хорошо она знает английскую литературу. — Томас посмотрел на нее с любовью.

— Это из Теннисона, — улыбнулась она, не обратив на него внимания. — Когда они приезжали туда, где жили едоки лотоса и питались нектаром в стране, где вечно был полдень, один из них сказал: «О, братья мореплаватели, отдохните, нам больше не суждено странствовать». Мне думается, это место действует на нас точно так же.

— Разве что мы с Фионой уезжаем, — грустно произнес Дэвид.

— Но однажды вы вернетесь. Теперь время не Теннисона, он жил в девятнадцатом веке, когда не было дешевых билетов, и вообще никаких билетов на самолет, — подбодрил всех Томас.