Читать книгу "Страсть сквозь время - Елена Арсеньева"

Лидия завернулась в плащ и снова вышла в коридор. Дверь на черную лестницу была рядом, и она неслышно спустилась по ступеням. Шагнула к двери, ведущей во двор, и запнулась на пороге, потому что рядом выросла высокая фигура.

Это была Фоминична.

Лидия испуганно отпрянула, однако нянька не шелохнулась, не подняла крик.

Мгновение они молча стояли рядом, потом нянька медленно, тяжело опустилась на колени, склонила голову. И замерла, не проронив ни звука.

То ли боялась нарушить ночную тишину, то ли была не в силах сказать то, что хотела.

Да и неважно все это было — слова, слова…

— Ничего, — чуть слышно проговорила Лидия. — Ничего. Я ухожу. Помоги мне выбраться со двора, чтобы не заметили часовые. И еще… мне нужна лошадь.

Фоминична так же медленно и тяжело поднялась. Потом поманила Лидию за собой. Они шли к черной кухне — здесь готовили еду для прислуги, а вчера тут же варили для солдат. Но сейчас тут царила тишина. Объевшиеся французы крепко спали. У самой двери Фоминична нагнулась и подняла большой разноцветный половик. Под ним темно блеснуло металлическое кольцо — крышка подпола!

Фоминична бесшумно сдвинула ее, села на пол и опустила ноги в темноту. Спрыгнула, снизу показалась ее рука, махнула. Лидия не колеблясь спрыгнула следом. Фоминична поймала ее внизу и помогла удержаться на ногах.

Повлекла за собой. Лидия ничего не видела, но нянька двигалась уверенно и быстро.

— Ишь, спят, — пробормотала она вдруг. — Объелись да спят. Хотели было мы с Кешей… да и другие с нами бы пошли… с ножичками-то, да Алексей Васильевич сказал, чтоб его не бесчестили ночным душегубством. Он утра дождаться не может, чтоб с французом сразиться!

Лидия зябко вздрогнула и плотнее укуталась в епанчу.

Прошли еще несколько шагов.

— Ты знала, что я Ирину травила, аль нет? — вдруг просто, буднично проговорила нянька.

Лидия споткнулась.

— Я, да… — со вздохом повторила Фоминична. — Сначала тебя извести хотела. Я ж чуяла, что чрез тебя беда для моей барышни будет. Ну и так тебя, и этак… И водой обливала — ты-де по ночам с домовым носишься, — и лоскутки савана тебе подсунула… А Иринушка моя как прилипла к тебе, так и отлипнуть не может. Да еще и сказала: ежели, мол, тебя кто-то со свету низведет, я того человека возненавижу! Меня, значит, возненавидит? А ведь я ее вырастила. На руках носила, ночей рядом с ней не спала, сиротинкою… А тут еще Алексей Васильевич головы от тебя лишился. Ну, думаю, надо что-то делать. Знала я, что Иринушке от грибков да медку неможется, что доктора ей не велели это есть, но я давай ее потчевать. А сама слух распускала, будто ты ее травишь… Разве знала я, что она этак-то разнеможется? Разве знала я, что ты этого доктора добывать отправишься? Разве знала я, что все этак-то…

Голос ее оборвался. Лидия молчала. Все это не имело уже никакого значения. Прошлое — прошло.

— Простишь меня аль нет? — снова заговорила Фоминична.

— Лошадь мне достань, — сказала Лидия. — Мне в Москву нужно. Побыстрей.

Фоминична вздохнула. Кажется, это был вздох облегчения… Ну что ж, Лидия понимала ее!

В сырой, спертый дух подвала внезапно ворвалось дуновение свежего воздуха, и вдруг прямо перед Лидией забрезжили звезды. Фоминична подтолкнула ее вперед:

— Вылезай и жди. Да не ходи никуда, а то заблудишься — не отыщемся потом. Жди, приду скоро!

Лидия выползла из подземелья наружу, присела на траву. Холод мигом начал пробирать до костей, но куда сильнее донимал сон, и она с наслаждением покорилась ему. Неведомо ведь, сколько придется ждать Фоминичну, а она не спала аж две ночи!

Сон был — как такое же подземелье, из которого она только что вылезла. Только ни единой звезды в него не заглянуло, ни единого проблеска света не блеснуло. И сначала Лидия думала, ей снится, что ее кто-то тихонько подтолкнул в бок:

— Проснитесь, барышня!

Она так и вскинулась от звука знакомого голоса:

— Кеша?!

— Он самый. — Его тощая, высокая фигура виднелась на фоне неба. — Давайте-ка я вас в седло подсажу.

— Я подушку принесла, — раздался голос Фоминичны. — Помягче чтоб…

— Да какая подушка, ты что, — усмехнулась Лидия, устраиваясь в седле. — С подушки я точно свалюсь!

Лошадь нервно перебирала копытами.

— Ишь, игривая какая! — погладила ее Лидия — да так и ахнула: — Откуда она? Наши же лошади… — Она сразу заметила обмолвку и немедленно ее исправила: — Ваши же лошади в болоте спрятаны, далеко. Неужели успели привести?!

— У француза взяли, — ухмыльнулся Кеша, который тоже сидел верхом на тонконогом мерине. — Ничего, нам, главное, до утра обернуться. Поскачем лесными тропами, ими до Москвы всего десять верст. Верхом это — пустяк!

Лидия прикинула. Человек в час проходит пять километров. То есть это пешком два часа туда и два обратно. А на лошади-то несравнимо быстрей!

— А лошади потные будут, — сокрушенно сказала она. — Французы могут догадаться, что их кто-то ночью брал.

— Это уж ты Фоминичне поручи, — хмыкнул Кеша. — Она им про домового расскажет. Мол, он на их лошадях ночью путешествовал. А может, и леший…

Нянька только зубами скрипнула, но ни слова не вымолвила.

— Ну ладно, Фоминична, — сказала Лидия. — Прощай. Не держи на меня зла, и я на тебя держать не стану. Ирине скажи… Скажи, век ее помнить буду. А…

Она осеклась.

— А Алексею Васильевичу велишь что-нибудь передать? — спросила Фоминична.

— Да что ему передавать, — тихо проговорила Лидия. — Ничего не передавай.

— Ты это… — Фоминична запнулась. — Ты навечно уходишь? Или еще воротиться намерена?

Хороший вопрос… Еще кабы ответ знать, совсем хорошо было бы!

— Думаю, что не вернусь, — ответила Лидия.

— Вот и слава богу, — облегченно вздохнула Фоминична. — Не возвращайся!

Глава 22. Пистолет Флоранс

Прежде чем выйти на большую дорогу около заставы, Лидия долго сидела в кустах, наблюдая. Рассвет уже занимался, и она потихоньку молилась, чтобы Кеша успел добраться до Затеряева затемно. Вообще-то должен был успеть. Они ведь расстались не меньше часу назад (расстались, как брат с сестрой, — обменявшись прощальным, безысходным поцелуем и сдавленным: «Храни вас Бог, барышня!» — «И тебя храни Бог всегда!»). Кеша, наверное, думает, что Лидия уже в Москве, а она все еще сидит в этих кустах, продрогшая, замлевшая от неподвижности, и никак не может решиться выйти на дорогу. С каждым мгновением становилось все светлей, и решимости у нее оставалось все меньше. Может быть, где-то и можно было найти тропу в обход застав, но, сколько хватало глаз, везде стояли, ограждая путь в город, то телеги со спящими на них солдатами, то громоздились, в беспорядке нагороженные, какие-то заборы не заборы, баррикады не баррикады, то завалы из бревен, то некие подобия противотанковых ежей, какими их видела Лидия в фильмах о другой Отечественной войне — Великой Отечественной 1941–1945 годов! Сама же дорога была плотно перекрыта пешими и конными французами, которые ко всякому штатскому человеку, будь то мужчина или женщина, бросались целой толпой, не оставляя тому ни малейшего шанса через эту толпу прорваться. Мужик ли появился с возом капусты, женщина ли с котомкой за спиной — обоих ободрали начисто, пустив возчика пешим, а женщину еще и раздев донага. Ладно хоть никто не принялся насиловать ее прямо тут же, при дороге: может быть, оттого, что она была совсем стара, худа, измождена да еще и кривобока, а может, оттого, что на возах к услугам солдат были какие-то девки попривлекательней, помоложе: во всяком случае, до слуха Лидии оттуда доносились развеселые пьяные крики и визгливый хохот. Так что соваться наудачу не было никакого желания — уйдешь, может, и не поруганная, но голая, радости маловато в сентябрьскую стынь!