Читать книгу "Мужчина-подарок - Светлана Лубенец"

У меня, знаете, вообще создалось такое впечатление, что секретарш теперь разводят специально в каком-нибудь питомнике, вроде как ценных пушных зверей. Очень уж они друг на друга похожи. Но, к чести секретарш, надо заметить, что, когда им приходится покидать насиженное секретарское место, они довольно легко преображаются в нормальных женщин. Анжелка, например, теперь совершенно не носит очков. Волосы остригла, чтобы они ей не мешали заниматься Анюткой. А талия у нее теперь практически такая же, как у меня, то есть нормальная, а не та, которая из набора 90-60-90.

Комнату психологической разгрузки вновь устроили по тем же принципам, что и на старом месте, потому что всем сотрудникам очень нравилось в ней разгружаться. Зимний сад, естественно, переехал из Димкиной комнаты во владения агентства Шаманаева. Новая секретарша Кристина занимается цветами с большим упоением. На подоконнике в комнате отдыха она держит кучу баночек с отростками новых цветов.

Почти весь штат сотрудников Шаманаева сменился. Из «бывших» у Лешки остались только концептуальные страстотерпцы и Павел Дроздецкий. Муж мой к нему так и не вернулся, хотя оказал существенную помощь в отделке новых апартаментов. Егор создал собственную дизайнерскую студию. Страстотерпцы уже несколько раз пытались к нему перейти. Они и раньше говорили, что собственно дизайн их интересует гораздо больше, чем веб-аудит и поддержка сайтов. Егор им постоянно отказывал и отказывает, потому что не может подложить другу такую свинью.

Наверное, самое удивительное в этой истории то, что голливудский красавец, трудоголик и босс ужасно процветающей фирмы Алексей Ильич Шаманаев наконец женился. Не догадываетесь, на ком? Нет, с Лидией он так и не наладил отношений, хотя, насколько мне известно, она еще несколько раз пыталась подбить к нему очередные клинья. Даже сам господин Neveroff приходил замолвить за дочь словечко. Ничего не получилось. Простить «газированную» принцессу Лешка так и не смог.

Женился Лешка на… Дарье Александровне Иванцовой-Мясниковой-Дроздецкой. Понятно, что перед этим ее брак с механизатором из архангельской деревни Осташково, Петром Михайловичем Мясниковым, был расторгнут по всем правилам. Но вы не слишком удивляйтесь тому, что Шаманаев расписался с Дашкой. Их брак явился не скоропалительным и странным. Наверное, так все и должно было случиться. Наверное, к тому все и шло.

Во-первых, после более чем полугодового сидения в мерзком тухлом подвале изменился Лешка. Он перестал корчить из себя босса, сделался проще и человечнее. Может быть, потому, что подвал был отвратителен, Лешка стал гораздо реже в нем задерживаться до глубокой ночи. Он стал в собственной квартире не только спать, но и проводить тоскливые одинокие вечера. Само собой, ему захотелось тепла, участия и любви, а тут как раз неприкаянная несчастная Дашка, которой всего того же не хватало… И это уже во-вторых!

Горе очень изменило и Дарью Александровну. Она стала мягче, терпимее и добрее. Свет любви к больной дочери озарил ее лицо, и она стала почти красавицей. Глаза, которые раньше напоминали плоские пластиковые пуговицы, теперь подернулись какой-то… неземной, что ли… дымкой. А сухой минус, каким до рождения дочери был ее рот, слегка выгнулся в разных направлениях, и на его месте у Дашки образовались очень неплохие губы. Фигура у нее всегда была хорошая, да и волосы густые и блестящие.

Лешка Шаман сначала исключительно в благотворительных целях искал для Танечки врачей, возил ее за границу. И как-то неожиданно привязался к девочке, а потом и к Дашке. На наших глазах развивался этот новый роман, и мы все искренне желали того, чтобы такие непростые люди, как Дашка и Алекс, нашли в себе силы принять друг друга со всеми слабостями и недостатками. И они нашли эти силы. Их свадьба была скромной. Не такой она, наверное, должна была быть у крутого фирмача Шаманаева, но Дашка не хотела никакой помпы. На церемонии бракосочетания в третьеразрядном ЗАГСе она была в том самом голубом платье, которое покупала для свадьбы с Горынычем, но ни Егор, ни я за это ее не осудили. Она, я думаю, могла и не вспомнить, откуда у нее взялся этот наряд. Все прошлое из ее жизни вытеснила больная Танечка и новые неожиданные отношения с бывшим боссом.

Таким образом, мы все, благодаря больной Дашкиной дочке, оказались связаны в одну большую семью и теперь чувствуем себя почти родственниками.

А через некоторое время – можете себе такое представить? – к нам прибились и Михайлушкины. Смешно, да? Мой бывший муж с Тамаркой подружились со всеми нами, бывшими и настоящими сотрудниками веб-консалтингового агентства «Ирма». Тамарка, которая так и не смогла родить своего ребенка, обожала всех наших трех маленьких девчонок, баловала их и заваливала подарками. Денис был счастлив тем, что жена при деле, и окончательно врос в домашнее кресло, в котором читал бесконечные спортивные газеты и из которого наблюдал за развитием телевизионных хоккейных и футбольных баталий. Вылезал он из кресла исключительно на службу и на чей-либо день рождения. Был добр и с маленькими девчонками. Они забирались к нему и на колени, и даже на шею и, кажется, считали его кем-то средним между Дедом Морозом и родным добрым дедушкой.

Я, когда бывала в церкви, всегда ставила свечку за упокой керамического завода, благодаря своевременному увольнению с которого оказалась так невероятно счастлива.

И вот еще что! Помните разрушенный пионерский лагерь на реке Мсте? Так вот! Алексей Ильич Шаманаев выкупил его останки у хозяев и с энтузиазмом взялся за восстановление. А уж если Лешка Шаман за что берется, то у него все всегда очень хорошо получается. Даже ведь и женитьба в конце концов удалась. И Танечка поправится! Вот увидите! Этим будет счастлив и Егор, а с ним – и я.

А теперь самое последнее! Я получила-таки письмо от Ирмы Елошвили, на которое она просила не отвечать. Она писала, что все в ее жизни в конце концов сложилось правильно. Как давно и верно заметили умные люди, все познается в сравнении. Прожив приличное время в огромном мегаполисе, она сумела оценить тишину, покой и нравственную чистоту жителей небольшого, утопающего в виноградниках селения под Кутаиси, куда ее с сыном перевез Шота. Да и сам Шота… Вы же помните, что я говорила о нем! Этого джигита нельзя было не полюбить. И Ирма полюбила. И он сам, когда сыну уже исполнилось одиннадцать, впервые сказал ей о своей любви. И кто знает, может, он еще напишет обо всем этом поэму, как знаменитый его соотечественник и тезка Руставели… Во всяком случае, как писала Ирма, Шота имеет явную склонность и способности к стихосложению.