Читать книгу "Дневник Канатного плясуна - Андрей Курпатов"

Внутренняя уверенность подняла меня на ноги: «Надо жить дальше,будущее наступает, а если прошедшее не оставить в покое, то можно пропуститьгрядущее. Грядущее наступает!»

Уже в давке метро утренний эпизод представился мне по-иному:

«Нелепо бояться потерять то, чем не обладаешь: ты просто неимеешь того, что боишься потерять. А если действительно боишься потерять, тозначит — точно не обладаешь: так стоит ли бояться потерять?

Страх этот нелеп и абсурден, а потому, ибо он страх, ондважды бессмыслен. Мы не замечаем того, чем подлинно обладаем. Из-заненасытности нашей смотрим мы вдаль, а потому видим лишь пустоту.

Мы не можем бояться потерять то, чем обладаем, ибо мы незнаем того, чем обладаем. Попытки обладания — вот признак слабости нашей, вототчего говорит Заратустра: "Довольно!"

Не отступление, но обретение звучит в заветном:"Довольно!"

Обладаю ли я своим?

Обладаю ли я своей одеждой? Разве уличная грязь не обладаетею больше меня? Разве гвоздь, нарочито торчащий из стены и готовый порвать моюкуртку, не обладает ею больше меня?

Куртка как куртка — лишь форма и бренна, как всякая форма.Обладать формой — значит ввериться смерти. Но и содержание — лишь форма бытия.Обладать содержанием то же, что обладать формой, — это признание правсмерти.

Исходящее от меня перестает быть моим, я теряю в отношенииисходящего статус обладателя. Скорее оно будет обладать мной, нежели я — им.Тот, кому адресовано мое, обладает моим много больше, чем я.

Обладаю ли я Другим?.

Только образом Другого — другим обладаю я, но нет в другомничего от Другого, а Другим я не могу обладать. Но другой — это мое, я же необладаю своим, скорее уж мое обладает мною!

Нет ничего смешнее ревности, нет ничего смешнее попытокобладать желанием Другого. Желание обладать желанием Другого — вот, что снедаетдушу каждого, кто тешит себя надеждой быть любимым.

Когда же нам не удается подчинить себе желание Другого (акак это может удастся?), то мы обманываем себя, воображая реальностьнереального. Крушение этого мифа — крушение Вавилонской башни!

Чем же я обладаю?…»

Тут цепь моих рассуждений судорожно оборвалась и сталанервно пульсировать, словно росток, бьющийся о кожуру семени.

Напряжение достигает своего предела, проснувшаяся рекавзламывает весенний лед, секунда взрыва: «Я обладаю лишь крошечной точкойвнутри себя, крошечной — самим Собой!»

«Обладать самим Собой — разве не обладать всем?» Испуг этогооткровения, эта вспышка, яркая, как тысячи солнц, на мгновение ослепила меня. Язажмурился, сжался, глаза, глаза заслезились.

И во тьме слепоты открылась мне бездна, исполненнаячеловеческими страданиями: на мириадах пылающих алтарей стенали и корчились отневыносимой боли души людей — жертв своего ненасытного желания обладать.

Комочки слизи, распростертые на огненных помостах, бессильносодрогались от пароксизмов сковавшей их судороги. Их безголосый рев, подобныйстону чудовищного камертона, пронзил все мое существо.

От этого звука запредельной, немыслимой частоты у менязатрещали и, казалось, лопнули барабанные перепонки. Боль вытянула струнойжилы, дрожь сотрясла тело. Я чудом удержался, чтобы не закричать.

Ослепленный, но видящий, оглушенный, но слышащий, я уже нестоял, но, кажется, парил над этой кроваво-огненной бездной. Человеческиестрадания — как они ничтожны! Они порождают сами себя, они собственныезаложники, пленники, жертвы.

«В одиночку мне не справиться с этим демоном — моим желаниемобладать, ибо через него утверждает себя жизнь моя, утверждает, чтобыпогибнуть, сгореть в домне своего обладания!

Не нужна Жизни жизнь отдельная, Жизнь — охотница до золыжизни погибнувшей, и зола эта — пища для Жизни, а Жизнь есть нечто большее, чемжизнь».

Двери вагона с шумом открылись, и толпа вынесла меня наплатформу, полную неясного, протяжного гула. Я шел бессмысленно, не осознаваяни цели, ни побуждений, со всех сторон меня толкали снующие туда-сюда люди. Мирказался котлом, в котором варится обезличенная масса.

«Мне нужно ощущать Другого, ибо он — единственноеограничение моего желания обладания, — так говорило мне моесознание. — Мне нужно ощущать Другого как то, чем нельзя обладать.

Мне нужно ощущать Другого, но не так, как делает это зверь,ощущая Другого как неизвестное. Мне необходимо ощущать Другого так, как могу яощущать самого Себя».

На эскалаторе анфилада уходящих вверх светильников приковаламой бессмысленно подергивающийся взгляд. Зрение теперь возвращалось, хотя истранным образом.

«Но как ощутить мне самого Себя, если для этого мне нуженДругой? А Другой неощущаем мною до тех пор, пока не ощущаю я самого Себя. Мыдолжны созидать друг друга, чтобы Жить.

Вот он, порочный круг, где Жизнь пожинает свою золу — моюжизнь, которой потому нет у меня. В одиночестве моем нет жизни, здесь сгораетона бессмысленно и бесследно.

Ко мне приходит Другой, чтобы вернуть меня к Жизни черезпреодоление смерти, что настигла меня в сумраке внутреннего говорения. И затемон уходит, он уходит от меня, чтобы я ощутил самого Себя.

"И когда вы откажетесь от меня, я приду к вам".Чтобы обрести Другого, должен я отказаться от своего обладания, должен ядовериться. С Другим обретаю я Жизнь, которой отдаю я свою жизнь».

«Заратустра ушел от меня, чтобы вернуть мне меня Самого ивернуться!» — так ошалевший, потерявшийся в своем забытьи, думал я на выходе изметро.

Перед восходом солнца

Холодный утренний ветер приласкал мое онемевшее лицо.Перламутровое небо с тяжелыми облаками открывалось над коробками зданий. Явдыхал слегка морозный воздух, я вдыхал небо.

Во мне говорила радость, она говорила теперь: «Он вернется!»Я чувствовал сердце, я согревался его биением. А ноги несли меня дворами, гдепрошлым вечером я видел призрак моего друга.

Наконец кончилась суматоха, охватившая меня в вагоне метро,я овладел собой и стал самим Собой для самой Жизни, я ощущал себя открытым.Козни одиночества пали, ибо мы одиноки только сами в себе.

На секунду я замер в том месте у кирпичной стены, где вчераказался мне призрак Заратустры. Неоновый фонарь был уже выключен, а утреннийсвет величественно вступал в свои дарующие права.

Старый двор был полон утренних звуков, еще хорошо различимыхв нарастающем общегородском шуме. Люди спешат на работу, а вечно голодныесобаки рыщут вокруг мусорных баков.

На лавочках, словно на разбитом для привала биваке, сидят ихзавсегдатаи — бездомные, мечтающие об опохмелке алкаши и дворники,обслуживающие близлежащие подъезды.