Читать книгу "Обратная сила. Том 3. 1983 - 1997 - Александра Маринина"

– Пожалуйста, побудь у Аллы, пока дождь не закончится. Уже совсем темно, и я не хочу, чтобы ты ехал на машине в такую непогоду. И обязательно позвони мне, когда будешь выезжать.

Орлов пообещал, положил трубку и виновато развел руками:

– Люсенька просит, чтобы ты еще потерпела мое присутствие, пока не закончится гроза.

– Это правильно, – радостно откликнулась Алла. – В такой ливень садиться за руль – самоубийство. Саша, а ты можешь рассказать, чем твоя мама вас кормила? Что она готовила, какие блюда? Моя мама говорила, что в еврейской кухне много рецептов без мяса и без рыбы, но я тогда глупая была совсем и ничему у нее не научилась, а сейчас такие рецепты очень пригодились бы, ничего ж не купишь, если полдня в очередях не простоишь.

Он припомнил куглы – запеканки, на которые Руфина Азиковна была большой мастерицей, изобретая самые разные сочетания доступных в то время продуктов. Куглы она делала рисовые, свекольные, картофельные, морковные, из репы, брюквы, капусты, домашней лапши и даже из репчатого лука. Припомнил и ангемахц – редьку в меду, и морковный торт, и тушеный чернослив со свеклой, с неожиданным для себя удовольствием произнося давно забытые и казавшиеся уже ненужными слова: кнейдлах, цимес, фарфелах, ингберлах, хоменташен… О том, как это готовить, Александр Иванович рассказать толком не мог – мать к кухне сыновей не подпускала.

– Извини, – виновато признался он Алле, – секретов приготовления не знаю. Даже если бы и знал, забыл бы за столько лет.

– Все равно рассказывай, – попросила она, – мне даже просто послушать – и то в радость. Знаешь, такое странное чувство, как будто я долго-долго где-то жила на чужбине и вот наконец вернулась домой. Наверное, это и есть генетическая память, как ты думаешь?

Гроза начала стихать.

– Скоро можно будет ехать, – сказала Алла, глядя в окно, забранное некрасивой, казенного вида, решеткой – все-таки первый этаж. – Пока есть время, расскажи мне, как ты встречался с мамой.

Орлов запнулся, сглотнул судорожно. Как он встречался с Зоенькой Левит? Да никак! У Зои был кавалер, поджидавший ее после работы, вот с ним она действительно встречалась, ходила в кино и на танцы, хотя о женитьбе, насколько все были в курсе, речь пока не велась. Сын Иосифа Ефимовича Штейнберга, заведующего хирургическим отделением, очень нравился красивой медсестре, она кокетничала с Михаилом, а он, со своей стороны, с удовольствием оказывал ей вполне невинные знаки внимания – многозначительные улыбки, томные взгляды, комплименты. То, что произошло летней ночью во время празднования дня рождения, случилось всего один раз. Но Зоя сочла нужным поведать дочери несколько другую историю. Ее можно понять, и вряд ли у кого-то повернулся бы язык осудить эту ложь. Но ему-то, Орлову, что сейчас делать? Сказать правду? Или снова солгать?

«Я обречен на вечную ложь, – подумалось ему. – Может, это и есть судьба?»

* * *

Человек привыкает к несчастью. И привыкает даже быстрее, чем когда-то думал. Он перестраивает свое бытие, и несчастье становится не пропастью, через которую никак не перепрыгнуть, а просто обстоятельством жизни, с которым отныне нужно считаться. Страна бурлила и сотрясалась от политических перемен и экономических катаклизмов, но в семье Орловых этого почти не замечали: все были поглощены тем, как приспособить свое существование к новому обстоятельству – болезни маленькой Алисы. Из повседневных новостей интерес вызывали только обмен денег, замораживание вкладов в сберкассах и повышение цен, из политических – все, что свидетельствовало о скором наступлении возможности свободного выезда за рубеж. В мае 1991 года приняли закон о порядке выезда из СССР, и это вселяло надежду.

– Вот разработают метод борьбы с болезнью, а у нас как раз границу откроют, и мы вылечим Алису, – уверенно говорила Людмила Анатольевна. – Так и будет, даже не сомневайтесь.

Она заражала всех своим оптимизмом. Алиса, заботливо опекаемая вышедшей на пенсию бабушкой, действительно стала вроде бы поменьше болеть, и селезенка пока не увеличивалась. Может быть, и вправду все обойдется?

Когда грянуло 19 августа, Орловых волновало только одно: если вернутся старые порядки, то закон о свободном выезде могут отменить. Но старые порядки не вернулись, и закон не отменили. Все вздохнули с облегчением, даже не подозревая о том, как болезненно эти «новые порядки» в самом ближайшем будущем ударят по бюджету семьи.

В декабре 1991 года надежды на благополучный исход вспыхнули с новой силой: пришло долгожданное известие о том, что в США разработан препарат «аглюцераза», позволяющий лечить болезнь Гоше. Правда, лечение состоит в том, что больному раз в две недели ставят капельницу, но какое это имеет значение, если процедура позволит Алисе вести полноценную нормальную жизнь? Самое главное – достать препарат в потребном количестве. Орловы утроили усилия, чтобы как можно быстрее все разузнать в подробностях и приступить к организационным мероприятиям.

Начало 1992 года обернулось катастрофой. В первых числах января произошло обвальное повышение «отпущенных на свободу» цен абсолютно на все товары. А через несколько дней Александр Иванович получил от вернувшегося с международной конференции знакомого врача первую информацию о стоимости лечения. Она составляла десятки тысяч долларов в год.

Цифра ошарашивала. Как же это возможно? Получается, лечение болезни Гоше доступно только миллионерам? А те, кто не зарабатывает миллионы, должны тихо угасать? Им, выросшим и воспитанным в условиях бесплатной медицины, невозможно было осознать такое.

– Доллар стоит сто десять рублей, – потерянно говорила Татьяна. – Где мы возьмем столько денег?

– Я заработаю, – твердо сказал Борис. – Уйду со службы и займусь компьютерами, сейчас на этом можно хорошо и быстро подняться. Все равно я со своими принципами как бельмо на глазу: взяток не беру, бандитов не отмазываю, выбитые показания не принимаю. Они только счастливы будут от меня отделаться. А Стас меня уже несколько раз звал к нему в партнеры, он как раз бэушные компьютеры из-за бугра гонит. Там они копейки стоят, а у нас можно за триста-четыреста баксов каждый пристроить.

Стас, бывший опер и старый друг Бориса, вовремя подсуетился, бросил службу, организовал совместное предприятие и остро нуждался в честном и надежном партнере. Он действительно несколько раз делал предложения Орлову, но Борис отказывался.

– Там же нарушение на нарушении и нарушением погоняет, – смеялся он. – Взятки надо давать, от налогов уходить, черным налом оперировать, постоянно кого-то обманывать, с «крышами» договариваться. Я этого не люблю, ты же знаешь.

– Ты меня осуждаешь, что ли? – ехидно спрашивал Стас.

– Да ни боже мой! Кто я такой, чтобы кого-то осуждать? Просто это не мое. Но если тебе самому нравится и у тебя все получается, то я искренне рад за тебя.

Александр Иванович отчетливо понимал, как трудно его сыну принимать решение бросить любимую работу и идти заниматься тем, к чему душа совсем не лежала. Но он не мог не признать, что на сегодняшний день это было единственным выходом – единственной реальной возможностью достать деньги на лечение Алисы.