Читать книгу "Видео Унтерменшн - Александр Селин"

– Ладно, извините, тогда я пойду, Александр Завенович…

Апоков посмотрел на посетителя поверх очков, прожевал.

– Раз пришел, то оставайся. Поболтаем. Садись. «Виолу» хочешь?

– Нет, не хочу.

– Ну, не хочешь – как хочешь, засеки время.

Садовников посмотрел на часы, засек. Апоков достал еще одну коробку с «Виолой», настроился и обстоятельно ее опустошил, вычистив до самого дна.

– Сколько времени прошло?

– Шесть минут, Александр Завенович.

– Так… минута рабочего времени у меня стоит два с половиной доллара. Сейчас я, получается, потратил пятнадцать долларов. А коробочка «Виолы» стоит только два… Не дело это. Надо бы поменьше есть, побольше работать. Правильно, Садовников?

– Правильно, Александр Завенович.

– Итак, работаем, работаем. Как у нас дела с рок-оперой? Продвигаются?

– Продвигаются…

– Иквиной показывал что-нибудь?

– Показывал… Могу и вам показать.

– Нет, мне не надо. С Иквиной, с Иквиной работай, я ей доверяю.

– А как насчет Румянцевой? Может, я лучше ей покажу?

– Нет, не стоит, – махнул рукой генеральный. – Ольга у меня сейчас возглавила спецотдел, так что у нее накануне Нового года задач выше крыши. Не грузи ее, не надо. А с Иквиной работай. Галина Васильевна – очень опытный редактор, у нее хороший вкус и особое, я бы сказал, телевизионное чутье.

– Да? А что такое телевизионное чутье?

Апоков почесал подбородок.

– Вопрос непростой. Так в двух словах не ответишь. Надо лет десять как минимум на телевидении проработать, чтобы понять. В кинематографе, пожалуй, попроще.

На минуту Апоков замолчал, видимо, раздумывал, в какой степени откровенности вести разговор. Что-то прикидывал, несколько раз искоса поглядел на Сергея… Но затем все-таки широко по-дружески улыбнулся и, по-домашнему развалившись в кресле, заговорил:

– Видишь ли, старик, телевидение – это такая сложная многослойная штука, состоящая из тысячи переплетающихся тонких нитей. И все эти ниточки натянуты с равным напряжением. Ни одну из них ни перегружать, ни ослаблять нельзя. Это и люди, и обстоятельства, и деньги. И все увязано в одну гармонию, которая не допускает посторонних. Этакая золотая звенящая паутинка… со своими орнаментами и правилами игры. Паучки, паучки ползут по ней аккуратно-аккуратно, и каждый знает свою струнку. А когда несведущая муха влетает и нарушает гармонию, то в первую очередь сама запутывается, не без помощи, конечно, паучков, которые тут же затягивают паутинку и лишают муху движения.

– Кровь высасывают?

– Да. Высасывают. Потом выбрасывают, как это делается с участниками тендеров. А паутинка чинится и приобретает прежний орнамент. Вот тебе вариант определения… Залетевшая муха не обладала телевизионным чутьем.

– Паутинка… Паутинка, конечно, красиво, но как-то все непрочно. Вдруг кто-нибудь с веником придет и смахнет паутинку? – задумался Сергей.

– Вон какие у тебя аргументы, – поморщился Апоков. – Ладно… Пожалуй, да, паутинка не самый лучший пример… Давай так. Латинская Америка. Небольшая речка, впадающая в Амазонку. Речка кишит пираньями. И вот два индейца собираются ее переплыть. Один плывет бесшумно, скользит как рыбка, не поднимая волны и не нарушая водной гармонии. А другой изо всех сил машет руками и ногами, чтобы добраться быстрее. Вот этого второго пираньи-то и сожрут. Можно сказать так: первый обладал телевизионным чутьем, а второй – нет.

– Но творчество, Александр Завенович! Как же быть с творчеством? Талантливая работа – это всегда всплеск, отклонение, возбуждение унылой заводи!

– Только не здесь! – Апоков осадил собеседника. – Уйди с территории телецентра, там и плескайся. А тут эхолоты у всех знаешь какие? Не так войдешь, не так сядешь, не так ответишь, и все, конец! То же самое касательно и творчества. Запомни, Садовников: здесь, на телевидении творчество – это часть поведения. Вот, пожалуй, и объяснил тебе, что такое телевизионное чутье.

– Так что же получается? Галина Васильевна у нас «первый осторожный индеец»?

– Нет, Галина Васильевна – пиранья, – вздохнул Апоков. – А «первый осторожный индеец» – это я… Вот к чему говорю все это, ребята… Да-да, употребляя слово «ребята», я имею в виду тебя и Романа Руденко. Давайте учиться правильно плавать и действовать сообща. Забудем обиды. Вот…

Апоков выдвинул ящик стола, достал две открытки, оформленные роскошнейшим образом, и дал их Сергею.

– Это приглашения на корпоративный отдых. В районе озера Селигер. Тебе и Руденко. В пятницу выезжаем. В воскресенье вечером – домой.

– Спасибо. – Сергей принял открытки. – Мы подумаем.

– Чего там думать?! – чуть не закричал Апоков. – Эх, приказал бы я вам, если бы работали у меня… А впрочем… Хотите, еще до поездки я вас в штат зачислю? А? Тебя и Романа. Завтра же! Оклад по две штуки баксов каждому. Ну, чего молчишь?

Сергей сидел ошарашенный.

– Кстати, – продолжал Апоков. – Как там мой друг Руденко поживает?

– Да не очень чтобы хорошо. Налет был на его квартиру. Неизвестные побывали. Все вверх дном перевернули…

– Да что ты! – Апоков аж подскочил. – И много украли?

Тут Сергей подумал, что сболтнул лишнего. Не спешил отвечать.

– Я не знаю. Да и сам он пока не знает…

– Вот сволочи! Сволочи! – Гендиректор забарабанил пальцами по столу. – Бандитская страна! Обманывают, воруют… Когда обворовывают моего друга, мне кажется, что обворовали меня. И нет ничего тягостнее, когда вот так сидишь и ничем помочь не можешь… Хотя, впрочем, у меня есть один хороший следователь. Точно! Поговори с Романом и дай мне знать. В таком деле нужна квалифицированная помощь.

– Хорошо, я поговорю…

– Не тяни.

– Хорошо… Я пойду?

Сергей встал.

– Иди. Да, вот еще, насчет все той же рок-оперы, пока не забыл… Чем у тебя все это хозяйство про Христа будет заканчиваться?

– Как чем? – Сергей пожал плечами. – Понятно чем. Распнут Его… а потом воскреснет.

– Ты вот что. – Апоков тоже встал и, демонстрируя полное доверие, подошел к Сергею. – Я вчера говорил с Болгариным. Обсуждали всю эту библейскую историю… Вот, значит… Он просил, чтобы его не распинали и плетками на площади не били, иначе откажется играть.

– Да? А как же воскрешение?

– А насчет воскрешения все нормально. Он с удовольствием. Так что распинание убери, а воскрешение оставь.

– После чего же тогда воскрешать, если не распинать?

– А просто – воскрешать. Пусть главный герой побольше пляшет, поет, смешные анекдоты рассказывает, а жестокости нам никакой не надо. Сам понимаешь, новогодняя рок-опера, у телезрителей должно сохраниться хорошее настроение. А то будут говорить: ну вот, мол, и так жизнь тяжела, а тут опять Христа распяли. Куда годится? Не политкорректно, старик. Давай, думай, думай! Настраивай телевизионные эхолоты, вырабатывай чутье. И вот еще…