Читать книгу "Золото Югры - Владимир Дегтярев"

Бриг как раз шел правым галсом, носом в сторону высокого правого берега.

– Люди там шевелятся? – крикнул Макар Ерошке.

– Кругом тихо! Наверное, за скотиной пошли!

За скотиной люди пошли или еще куда, это не Макара дело. Его дело сейчас – немедля пристать к берегу и суметь подняться с людьми и с оружием на крутой берег.

Через час поднялись, опять со многими мучениями. Берег оказался не только высокий, но и глинистый. Макар, не отскабливая глину, весь перемазанный, так и пошел в сторону трех домов русской рубки.

Старые были дома. Очень старые. Ворота валялись, ибо воротные столбы сгнили совершенно. Макар наступил ногой на столб, когда-то удерживающий плетень; столб мигом рассыпался в труху.

Хлыст, опередивший Макара и забежавший с позадков домов, свистнул. Макар повернул за угол дома. Шагах в сорока от домов, на пригорке стояло три покосившихся могильных креста. Еще шесть крестов упали на могильные холмики.

Макар перекрестился, потом поклонился могилам, потом вернулся к домам. Те, как и положено жилым избам, были рублены в паз, накрепко и надолго. Макар стукнул кулаком по выступающему из паза бревну. То выстояло. Можно заходить, не развалится.

В двух домах, кроме деревянной посуды, ничего не нашли. В третьем доме на широкой скамейке лежали кости человека с длинной седой бородой. Одежда на нем истлела, не узнать – кто. Но на столе лежала пачка берестяных листов, прижатая широкой глиняной тарелкой. Макар осторожно снял тарелку, отставил в сторону. Потрогал пальцем бересту – крепкая. Повернув ее к оконному проему, Макар заметил, что береста поцарапана. На ней писали!

Смахнув со стола щепоть пыли, Макар натер ею царапины. Явственно проступили русские буквы.

Макар узнал три буквы, но читать не удавалось. Хлыст сообразил сунуть руку в русскую печь, достать черной копоти. Когда натерли надпись копотью, Макар пропустил перечисление имен и начал читать вслух историю:

«… мы бежали от печерских земель и прибежали на реку Обь по слову и по чертежу Миколы Делянина, который ходил сюда с татарами при хане Гуюке… Но Микола Делянин дал чертеж неверный или мы неверно тот чертеж чли… Надобно было нам место Сургут, что есть „Русский холм“, а попали мы незнамо куда… Хотели взять себе иноверческих жен, да иноверцы шибко нами напуганы… От нас они убегли неведомо куда. Начали болеть и мреть. А золота или серебра, как говорил нам Микола Делянин, здесь нет. Одни звери соболь да лиса, белки да волки…»

Макар достал кусок кожи, в который заворачивал свои старинные карты да лоции, осторожно завернул в него пять кусков бересты с описанием жизни «прибеглых на Обь русских». Царю Ивану Васильевичу до крайности важны документы такой силы…

Русский закон: «Куда топор да пила ходили, то твое», – никто еще не отменял.

* * *

Кости старца, чья ватага пробила дорогу на Обь еще двести лет назад, похоронили на ватажном погосте. Крест ему вытесали такой высоты, что за сто верст видать. Тут и выпили за упокой русских душ, да на могиле оставили оловянную кружку с зельем и морским сухарем.

Макар вернулся на корабль усталый и вроде как помятый душой.

– Чего ты, чего? – испуганно крутился возле него Хлыст. – Сделали все по чину…

– Я печалюсь не о мертвых, – с растяжкой сказал Макар, – я о живых печалюсь.

– Так мы – вот они! Чего о нас печалиться?

– А то! Через полсотни верст у нас будет последняя остановка! Нету другого места, где сможем остановить гостей… из Англии.

– Гостей остановим, – убежденно уговаривал Хлыст. – Давай, поплыли туда.

– Да чем же это десять человек могут остановить два корабля с пушками? Руками, что ли?

– Руками остановим. Ты моих людей в резне не видел, поэтому верь мне.

Хлыст перекрестился, добавил:

– Надо было раньше брать их в ножи. Чего мы терпели?

* * *

Двадцать собачьих упряжек, попеременно сменяясь, катились теперь по высокому, правому берегу Оби. Три рода вогулов и три самых крупных рода остяков выставили для наблюдения за двумя большими лодками шестьдесят самых храбрых охотников. Десять запряжек сторожили корабль поменьше.

Князь Изота сказал, что на малом корабле плывут русские, а на двух больших – враги остяков да вогулов.

Глава тридцать третья

Посольский дьяк, срочно посланный к царю Осипом Непеей, по дороге из Лондона в Москву позволил себе крепко выпить только три раза. Поэтому благополучно и в срок домчался до Москвы.

Царь хохотнул, читая короткое извещение Осипа Непеи о том, что с июня месяца он, царь Московский, через королевскую канцелярию, как простой лорд, добивается руки племянницы королевы Елизаветы. А сама королева ему, царю, в сватовстве отказала.

Дьяку в Посольском приказе выдали наградную полтину серебром и велели тут же возвертаться в Лондон, ибо дьяк, по посольским бумагам, все еще сидит в Лондоне, а не в Москве. Ему там, в Лондоне, а не в Москве, идет оклад жалованья… Дьяк, в отместку своим, решил назад ехать медленно. Деньги на дорогу назад еще до Москвы кончились, да и Осип Непея ничего ему не говорил насчет возвращения. Можно полгода погостить у тещи, в Можае…

Почти одновременно с непеевским гонцом в Москву прибыл старый царский знакомец – Герберштейн. Прибыл он во второй раз и вместо добрых подарков подарил царю Ивану свою книгу, изданную после первого посещения Московии. Книгу верткая бестия издал, конечно, в Риме, на латинском языке. Она называлась «Путешествие в Московию, которая есть Тартария».

Посол не преминул самолично надписать книгу, обозначив на втором листе фронтипсиса, что это его личный подарок царю московитов.

Царь Иван книгу пролистал, название прочитал и сказал:

– Все верно, Тартария. От Англии до Китая и далее – все Тартария. Это мы знаем. Как же свою землю не знать! Молодец! Просветил Европу!

Герберштейн от тех слов посерел лицом. От Англии до Китая по его же, Герберштейна, книге выходит, что везде – Московия, сиречь – Тартария… Царь скалил зубы и был похож на матерого волка, но слегка потрепанного – Иван Васильевич заметно полысел. И по лицу еще видать, что про Тартарию от океана до океана – не врал. Придется писать еще одну книгу и толковать другое мнение…

Елизавета передала с Герберштейном письмо, где лично писала Ивану Васильевичу, что Герберштейн на самом деле ею послан не к царю московскому, а к персидскому деспоту, шахиншаху Персии. Так что пусть Герберштейн проживается сам, и сам за все платит: за коней, за еду, за работных людей, за вино. Нанимали шустрого еврея, писала далее королева Елизавета, еврейские же купцы, что живут в Европе. Им нужен путь в Персию по земле, ибо турки-османы со скоростью огня перенимают магометанскую религию, и морской путь в Персию через Срединное море еврейским купцам теперь заказан.