Читать книгу "Чисто семейное убийство - Елена Юрская"

Еще немного, совсем немного трений с общественностью, и я, кажется, смогу, потому что потому.

Пригубив третий коктейль, я отправилась внутрь павильона, чтобы позвонить в службу спасения.

— Мама, это я. Надя. Я тебя очень-очень люблю.

— Да, — ответила мама. — И сколько ты выпила? А главное — где?

— Главное, что я люблю. И поэтому не буду пока никого убивать!

— Обещаешь? Честное слово? — взволнованно спросила мама. — А Гриша женился! Скоро мы снова станем бабушкой и дедушкой.

— Значит, он тоже не будет киллером! — обрадовалась я и пошатнулась.

Хорошо, что мама меня не видит. Ей бы очень не понравилось, что я съела помаду и выгляжу как женщина, брошенная мужем.

— Иди домой, — попросила мама, явно обеспокоенная моим нервическим состоянием.

— Да, — сказала я и положила трубку.

Стемнело. Я сидела за столиком и чувствовала себя старейшиной узбекского племени. Для полноты образа мне не хватало кальяна. Я ни о чем не думала, просто фиксировала протекающие вокруг события… Вдруг припомнилась старая обидная песня: «Мой адрес — не дом и не улица, мой адрес — Советский Союз». Исходя из вышеизложенного, на сегодняшний день я бомж. А бомжи живут в кустах. И в лесопосадках. Я, кажется, щелкнула пальцами и пригласила официанта вызвать мне машину. На все. Официант сказал, что этих «всех» хватит только на то, чтобы объехать вокруг стола. Надо же, как я обнищала. Хотелось петь. Что-нибудь патриотическое, задорное. Или «Дети разных народов, мы мечтою о мире живем» или «Вставай, проклятьем заклейменный». Ой, как же я раньше не замечала? «Интернационал» — это гимн раскаявшегося маньяка, транссексуала, решившегося на операцию по смене пола: «…до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим». Какая тонкая аллегория. Официант почему-то не разделял моих музыкальных восторгов и все же вызвал мне машину. На свои. Его денег хватило на посещение двух лесопарков и одного садово-огородного кооператива. Все увиденные мною кусты не подходили под мечту бомжа. Я решила спать в машине. Но таксист невежливо порылся в сумке и зачем-то отвез меня домой. По старому адресу, который не имел к Советскому Союзу никакого отношения.

— Боже, — сказал Яша, бегающий перед подъездом в кроссовках на босу ногу. — Ты таки съела что-то несвеженькое?

Я благодарно икнула и позволила внести себя наверх. Чтобы не огорчать домашних сообщением о Луизиане, я тихонько пробралась в Яшину комнату и аккуратно прилегла на диванчик. Я понимала, что опозорена, но не понимала, почему меня так шатает и подбрасывает. То ли со мной случилась пляска святого Витта, то ли известный всем алкоголикам синдром вертолета у меня срабатывает как-то по-особенному. Нет, на диване определенно штормило. Приступ морской болезни был неизбежен.

— Меня сейчас вырвет, — на всякий случай предупредила я.

— Потерпи, деточка, — откуда-то снизу раздался знакомый до боли хрип. — Потерпи.

— Не буду. — Я решила бороться со слуховыми галлюцинациями и пройти этот путь до конца.

— Не надо! Не здесь, — прохрипел мне в ответ… неужели же внутренний голос?

Я с трудом разлепила глаза и обнаружила Яшу, стоявшего в дверном проеме. Его глаза были круглыми и очень несчастными. Он меня жалел.

— Надя, если тебе не трудно, встань, пожалуйста, с Аглаиды Карповны, она тут спит. И вот тебе тазик, чтоб не было плохо.

— Какой тазик, — прохрипела, видимо, сильно придушенная мною бабушка. — Какой тазик? Девочке надо в ванную. Марганцовку, промывание желудка. Клизму, если не поможет.

При упоминании о клизме меня подбросило. Это спасло Аглаиде Карповне органы дыхания, но привело меня в ужас. Преступный сговор, организованный Людочкой, пророс в моем собственном общежитии.

— Не надо! — Я мотнула головой и поползла в сторону ванной.

— Держи Аньку в комнате, — бодро вскрикнула оправившаяся бабушка и подхватила меня под мышки.

Потом мы долго братались с водой, которая не хотела попадать в желудок и была такой розовой, что пить ее даже было стыдно. Я просто наотрез отказывалась становиться и козленочком, и лесбиянкой, и трезвенницей. Сопротивлялась, как могла, но настойчивая Аглаида Карповна умудрилась немного прочистить мой организм и с риском для жизни водворить на злосчастный диванчик. Когда мне наконец стало нестерпимо стыдно, я поняла, какой же этот Тошкин предатель! А если бы я умерла и погребла под собой его любимую бабушку? Вот это воля! Вот это характер! Одного полового остракизма для его воспитания, пожалуй, будет недостаточно.

— Димк! — зычно крикнула я.

— Он на выезде! На трупе. Наглецы! Позвонили прямо домой. С того света достанут, — возмущенно отчитался Яша. — Но он скоро будет. Очень скоро. Ты спи…

Как же, заснешь тут! Я едва сомкнула глаза, как через три часа домой явился мой изрядно потрепанный и почему-то очень несчастный муж.

— Опять напился? — строго спросила я, держась на всякий случай за Яшино плечо.

— Хуже, — отрешенно сказал Дима.

— Только не надо об этом говорить, если ты не собираешься тотчас же сложить на вынос свои вещи, — на всякий случай предупредила я.

Не хватало еще Яше узнать, что мои мужья наконец начали изменять мне внаглую.

— Ты где была, Надя? Ты где была? — пустым голосом спросил муж.

— Где надо! — огрызнулась я и тут же ласково спросила: — А что случилось?

— Ее убили!

— Люду? Я так и знала…

— Не Люду. Луизиану Федоровну. Ты где была?

Признаться ему, что я частично не помнила всех маршрутов своего передвижения по городу? Или меня повяжут прямо по месту прописки? Получается, что я накликала? Или она допросилась? Вот тебе и внук начальника МВД. Внуки — плохая крыша.

— Ее задушили. Чулком. В подъезде. Как Онуфриеву, — вяло сообщил Дима.

— Вот тебе и сраная интеллигенция, — прошептала я.

— Что? Что ты сказала?

— Ничего. Я стою молча. Я не ношу чулок…

— Он тоже не носит.

— Кто? Кто не носит? Что ты тянешь кота за хвост?

— Да, Дмитрий, выражайся, пожалуйста, яснее. — Бабушка подошла поближе и, чтобы лучше слышать, надела на нос очки.

— Гена Кривенцов. Он задержан по подозрению. Он ей угрожал. Это все слышали. Только пока отказываются давать письменные показания. Ничего… только вот, Надя, в руке у Луизианы был зажат уголок обложки иллюстрированного журнала… Так где ты все-таки была?

Глава 15

День начался тем же, чем закончилась ночь. Стараясь не выпустить меня из поля зрения, старший следователь городской прокуратуры уложил мое нездоровое от алкоголя тело в свою (ранее нашу) супружескую постель. Ту яму, в которую я провалилась на рассвете, вообще было трудно назвать сном, но в сочетании с недремлющим оком Тошкина это было что-то. Его глаза неотступно следили за всеми порывами моей души. Он настолько в меня верил, что даже пошел проводить в туалет. Вот если бы заключенные могли выбирать себе тюремщиков! Я попросила бы сразу нескольких, но от Тошкина отказалась бы. В его мутных взрослых глазах скопилась вся боль правоохранительных органов. Сердцем он, наверное, понимал, что Луизиана Федоровна — явление мерзкое, слякотное. Но о мертвых или хорошо, или ничего. А меня, живую, он, похоже, жалел. Ведь не каждому выпадает такое счастье, за которым глаз да глаз и все равно не уследишь.