Читать книгу "Девушка в поезде - Пола Хокинс"

Я спускаюсь вниз и ищу в ящике кухонного стола визитку, которую оставила сержант Райли, нахожу ее и, пока не передумала, быстро набираю номер.

Среда, 14 августа 2013 года

Утро

Мы лежим в постели: его руки у меня на бедрах, он горячо дышит мне в шею, а его кожа, как и у меня, влажная от пота.

– Мы слишком редко стали этим заниматься, – говорит он.

– Я знаю.

– Нам надо находить больше времени друг для друга.

– Согласна.

– Я соскучился по тебе, – говорит он. – Соскучился по этому. И хочу еще.

Я переворачиваюсь и целую его в губы, крепко зажмурив глаза и стараясь подавить чувство вины за то, что обратилась в полицию за его спиной.

– Я думаю, нам с тобой надо куда-нибудь съездить, – бормочет он. – Одним. Немного отвлечься.

Мне хочется спросить: а с кем же мы тогда оставим Эви? С твоими родителями, с которыми ты не разговариваешь? Или с моей матерью, которая так слаба, что и за собой ухаживать толком не может?

Но я ничего не говорю, а целую его снова, с большей страстью. Его рука скользит ниже к бедру и крепко его сжимает.

– Что скажешь? Куда бы тебе хотелось поехать? На Маврикий? Или Бали?

Я смеюсь.

– Я не шучу, – говорит он, отстраняясь и глядя мне в глаза. – Ты заслуживаешь этого, Анна. Заслуживаешь. Этот год был непростым, разве не так?

– Но…

– Что «но»? – Он смотрит на меня, и на его губах играет улыбка, перед которой невозможно устоять.

– Том, а деньги?

– Разберемся.

– Но… – Я не хочу поднимать эту тему, однако приходится: – У нас нет денег, чтобы даже подумать о переезде в другое место, а для отдыха на Маврикии или Бали есть?

Он надувает щеки, медленно выдыхает и откатывается в сторону. Мне не следовало поднимать этот вопрос. Радионяня дает о себе знать: Эви просыпается.

– Я займусь ею, – говорит он, встает и выходит из комнаты.

За завтраком Эви устраивает обычный концерт. Теперь для нее это превратилось в игру: она отказывается есть, мотает головкой, задирает подбородок, крепко сжав губки, и отталкивает миску маленькими кулачками. Терпение Тома быстро иссякает.

– У меня нет на это времени, – говорит он. – Придется тебе заняться этим самой. – Он поднимается и с недовольным видом протягивает мне ложку.

Я делаю глубокий вдох. Все в порядке, он просто устал и злится, что я не поддержала утром его мечты об отдыхе.

Однако на самом деле далеко не все в порядке, потому что я тоже устала и хочу поговорить о деньгах и сложившейся ситуации, которую его уход никак не разрешит. Понятно, что я об этом не говорю. Вместо этого я нарушаю данное себе обещание и рассказываю о Рейчел.

– Она снова здесь крутилась, – говорю я. – Похоже, твои увещевания ни к чему не привели.

Он внимательно на меня смотрит.

– Что значит «крутилась»?

– Она была здесь вчера вечером и стояла прямо напротив нашего дома.

– С кем-то?

– Нет. Одна. А почему ты об этом спрашиваешь?

– Твою мать! – говорит он, и лицо у него темнеет, что бывает, когда он злится всерьез. – Я же велел ей держаться подальше! Почему ты мне вчера ничего не сказала?

– Не хотела расстраивать, – мягко ответила я, уже жалея, что подняла эту тему.

– Господи! – говорит он и с грохотом швыряет кружку в раковину.

Громкий звук пугает Эви, и она начинает плакать. Но Тома это не останавливает.

– Не знаю, что сказать, правда не знаю. Когда я с ней говорил, она была вменяемой. Выслушала меня и обещала здесь не появляться. Выглядела хорошо. Вполне здоровой, практически нормальной…

– «Выглядела хорошо»? – переспрашиваю я и, прежде чем он успевает отвернуться, по выражению его лица вижу, что он проболтался. – Ты же говорил, что общался с ней по телефону?

Он тяжело вздыхает и поворачивается ко мне с виноватым видом:

– Да, милая, я так сказал, потому что знал, что ты расстроишься, если узнаешь о встрече. Поэтому признаю: я соврал. Из лучших побуждений.

– Ты что, издеваешься?

Он улыбается и, качая головой, подходит ко мне, сложив руки в жесте мольбы.

– Прости, прости меня. Она хотела поговорить лично, и я подумал, что так, может, даже лучше. Прости меня, ладно? Мы просто поговорили. Встретились в какой-то забегаловке в Эшбери и проговорили минут двадцать. Полчаса максимум. Поняла?

Он обнимает меня и прижимает к себе. Я пытаюсь сопротивляться, но он сильнее меня, мне нравится его запах, и я не хочу ссориться. Я хочу, чтобы мы были на одной стороне.

– Прости меня, – шепчет он мне в волосы.

– Все в порядке, – уступаю я.

Я отпускаю его на этом, потому что теперь занимаюсь этим сама. Вчера вечером я поговорила с сержантом Райли и сразу поняла, что поступила правильно, позвонив ей, потому что, когда я сказала, что несколько раз (небольшое преувеличение) видела, как Рейчел выходила из дома Скотта Хипвелла, она очень заинтересовалась. Она хотела знать даты и время (я сообщила ей подробности двух случаев, а про остальные говорила уклончиво), общались ли они до исчезновения Меган Хипвелл, считаю ли я, что у них сейчас роман. Должна сказать, что такое мне не приходило в голову: не могу представить, чтобы он после Меган сошелся с Рейчел. Тем более, когда только что похоронил жену.

На случай, если Райли забыла, я снова напомнила об инциденте с Эви – о попытке ее похищения.

– Она очень нестабильна, – сказала я. – Вы можете подумать, что я драматизирую, но я не могу рисковать, если дело касается благополучия моей семьи.

– Нет, нет, – заверила Райли. – Спасибо, что связались со мной. Если вдруг заметите что-то подозрительное, пожалуйста, дайте мне знать.

Я понятия не имею, как они отреагируют – может, проведут с ней беседу и предупредят об ответственности? В любом случае стоит подумать о получении решения суда, запрещающего ей к нам приближаться. Надеюсь, ради блага Тома, что до этого не дойдет.

После отъезда Тома на работу мы с Эви отправляемся в парк, где качаемся на качелях и маленьких деревянных лошадках, а когда я сажаю ее в прогулочную коляску, она почти сразу засыпает, предоставляя мне возможность пройтись по магазинам. Мы идем немного окольным путем по тихим задним улочкам, где почти не ездят машины, и будем проходить мимо дома номер тридцать четыре по Крэнхэм-стрит.

Даже сейчас мне достаточно одного взгляда на этот дом, чтобы почувствовать волнение и легкую дрожь, мои губы невольно расплываются в улыбку, а на щеках появляется румянец. Я помню, как мы торопливо поднимались по ступенькам на крыльцо, надеясь, что никто из соседей нас не заметит, как я входила первой и бежала в ванную, где на скорую руку душилась и надевала нижнее белье, которое легко снималось. Потом приходила эсэмэска, что он стоит у двери, и мы проводили час или два в спальне наверху.