Читать книгу "О бедном вампире замолвите слово - Ирина Боброва"

Из ванной комнаты бомж Коля вышел совсем другим человеком.

Грета Сайбель, посмотрев на отмытого Колю, усмехнулась:

— Вот и не верь после этого в сказки… — пробормотала она. — Ну, садись за стол…

Николай Сергеевич, потуже затянув пояс махрового халата, едва ли не строевым шагом прошел к столу, сел на мягкий стульчик и, взяв в руки вилку и нож, вопросительно посмотрел на хозяйку. Девушка взглянула на часы — стрелки замерли на половине двенадцатого. Она уперлась ладонями в стеклянную столешницу и, многообещающе глядя на гостя, промурлыкала:

— И нечего на меня так смотреть! Если ты, гребаный золушка, в двенадцать часов превратишься в тыкву, я тебя, скотину, из-под земли достану!

Дантес взглянул на часы, стрелки приближались к двенадцати. Гроза со штормовыми порывами ветра, запланированная Гидрометцентром на сегодняшнюю ночь, не состоялась. Не было даже дождя, о котором дикторы прожужжали радиослушателям все уши.

— Опять синоптики прикололись, — заметил он.

— Я все время говорю, что им надо платить с выработки, — поддержал Эдика Дальский. — Сколько прогнозов сбылось, столько премии и начислять. А мне никто не верит, — он встал, открыл форточку, подставив лицо свежему ночному ветерку.

Певец и композитор Дантес улыбнулся, но тут же нахмурился.

— Тихо… — Он прислушался и сказал: — Странно, теперь и мне кажется, будто кто-то плачет.

— Дом плачет, — ответил ему Мамонт, вздыхая. — Разваливается и плачет от этого.

— Звуки на удивление реальны. — Эдик встал. — Пойду посмотрю.

— Дама в белом пеньюаре рыдает, — улыбнулся Саня, — тебя увидеть хочет. А ты, мерзавец, влюбленное привидение игнорируешь.

— Эдик, садись, тебе что, делать больше нечего? У нас тут на всех барабашек, что по дому шляются, точно не хватит. — Мамонт поднял бутылку, посмотрел на свет, сколько осталось водки, и хмыкнул: — Пусть привидения развлекаются, как считают нужным. — Он разлил остатки по стаканам. — Тусовку покойнички неприкаянные устроили, шалят духи предков. Ну, за них и выпьем!

Дантес взял стакан, выпил и, пожав плечами, опустился обратно на стул. Если бы в любом другом месте мужчины услышали звуки, похожие на приглушенные рыдания, они бы просто вышли и посмотрели, что же такое случилось. Но здесь всегда что-то стучало, гремело, ухало и охало, и обитатели дома номер восемьдесят шесть по улице Крупской давно привыкли к постоянному вторжению потустороннего в реальный мир. Часто ночуя в этом странном доме, были морально готовы к любым аномальным явлениям, и не только к звукам. Творцы, периодически пережидающие трудные времена в библиотеке и мастерской, давно уже не шарахались от проходящей сквозь них женщины в белом одеянии. А с мужиком, курящим самокрутку около самой большой дыры в стене, здоровались как со старым знакомым. Так как свидетели паранормальных явлений — люди творческие, а потому во время свидания с музами видавшие и не такое, то парой привидений их было не напугать. В этом доме могло случиться все что угодно…

— А водочка-то кончилась. — Дальский перевернул бутылку, с сожалением посмотрел на скудные капли, срывающиеся с горлышка, и спросил: — Ну что, кто пойдет за «Клинским»?

За следующей порцией спиртного отправили Саню Пушкина, как самого молодого в компании. Вернулся он быстро, но был необычайно возбужден. Санек поставил бутылку на стол, откупорил ее и, плеснув немного водки, залпом осушил.

— Ты что, привидение увидел? — хохотнул Дантес.

— Ага, привидение. Сейчас приведу. Там такая девочка на лестнице сидит! Плачет, говорит, что потерялась.

И Пушкин снова вышел. Несколько минут было слышно, как он ласково увещевал кого-то, обещая, что все будет в порядке, потом дверь открылась — и на пороге комнаты возникло… нечто, найденное художником: черные волосы незнакомки растрепаны; щеки прочерчивали черные полосы размазанной туши; губы накрашены помадой черного цвета; высокий воротник черной водолазки выглядывал из-под черной же куртки; длинная черная юбка опускалась до высоких, на мощной платформе, черных ботинок… В руках девушка держала сумку, выполненную в форме гробика, тоже черного цвета. Яркие голубые глаза этого «этюда в черных тонах» сверкали слезами, контраст цветов поражал дикой гармонией.

— Да… — выдохнули собутыльники.

Для того чтобы снова обрести способность говорить, потребовалась минутная пауза. Эдик Дантес сначала ущипнул себя за щеку, а потом сказал:

— Друзья, вы как хотите, а я больше пить не буду. Мамонт, ты в очках, скажи мне, ты видишь то же самое?

— Угук, — кивнул тот. — По черной-черной лестнице идет черный-черный человек…

— Н-да, — только и вымолвил Эдик. — Слушай, Санек ты наш Пушкин, никогда не понимал твоего пристрастия к черному цвету. Картины пишешь черным. Черный автомобиль купил, две черные лодки завел, а теперь вот это… Так, глядишь, ты у нас скоро квадраты начнешь рисовать!

— Я когда ее нашел, сотовым подсветил, чтобы рассмотреть, кто же это так горько плачет. И вы знаете, что мне сразу подумалось?

— Сколько же мы выпили! — в один голос сказали творцы и рассмеялись.

— Нет, не это, — возразил Саня, вытаскивая из шкафа карандаши и бумагу, — я подумал: как порой необходимо соблюдать умеренность. — Он посмотрел на перемазанную черной косметикой рожицу гостьи, потом взглянул на охмелевших друзей и добавил: — Во всем.

— Пить хочу, — едва слышно произнесла девушка и попросила: — У вас кровь есть?

— Вампирка, что ли? — поинтересовался ничем не пробиваемый Мамонт.

— Вампирелла, — поправила его гостья. Она шмыгнула носом, оглядела помещение, подняла голову вверх и надолго застыла, рассматривая украшавшие потолок портреты знаменитых писателей, поэтов, художников и композиторов.

— Водку будешь?

— Нет, — пролепетала незнакомка, вздрогнув. Она схватила руками сумочку, прижав ее к груди, будто хотела получить поддержку. Потом нахмурилась, вздернула подбородок и решительно вошла в комнату. — Я не пью воду, пропущенную через крест. — Она отрицательно покачала головой, еще раз окинула помещение настороженным взглядом и, пройдя к столу, присела на краешек шаткого стула.

— Да кто б серебро на нее тратил? — хохотнул Дальский. Он поднял бутылку и, посмотрев на этикетку, прочел: «По старинным рецептам Древней Руси трижды пропущена через активированный березовый уголь».

— Ого! — тонкие брови Пушкина взлетели вверх. — Не знал, что на Руси активированный уголь в ходу был.

— На Руси все в ходу было, — глубокомысленно изрек Мамонт, — и все очень активированное было. Да ты не бойся, вампирка, мы сейчас сообразим, чем тебя накормить.

— Да чего соображать? Кровью она привыкла питаться, — улыбнулся Эдик Дантес и, придав лицу серьезное выражение, сказал: — Мужики, бабы с нас кровь литрами пьют, что мы девчонке втроем сто граммов не нацедим?