Читать книгу "Истощение времени, или Сведения об участии кота Тимофея в государственном перевороте. Соленый арбуз - Владимир Орлов"

– Букварь!

Он обернулся. Сзади шла Ольга.

– Знаешь, есть одно дело…

Ольга была строгая и взрослая, такой он ее никогда не видел.

– Приехала Дашка… Ты ведь знаешь Дашу?

– Знаю…

– Она не может все это видеть… Похороны и все это… Ты понимаешь?.. Ее нужно увести куда-нибудь… На это время… Я бы сама… Но я не могу сегодня…

– Ладно, – сказал Букварь.

Он шел за Ольгой и пытался вспомнить Дашу такой, какой он видел ее на Тринадцатом километре в тот день, после Кешкиной бани. Он запомнил ее улыбчивой, пышногрудой, с толстой русой косой и почувствовал вдруг запах медового кваса и теплых шанежек, почувствовал вкус рассола, который он тогда пил с Кешкой из деревянного жбана. Он подумал о том, что весь сегодняшний день ему придется успокаивать Дашу и видеть женские слезы, а он их не умеет переносить. Но теперь не надо было идти со всеми на кладбище, и он испытывал облегчение, хотя и не хотел признаваться себе в этом.

Даша сидела на крыльце общежития.

Она была в темно-синем платье, выцветшем, старушечьем, сидела сгорбившись, сложив руки на коленях.

– Здравствуй, Даша, – сказал Букварь.

– Здравствуй, Букварь. – Она даже не обернулась в его сторону, не отрывала глаз от желтой земли и чахлых травинок на ней.

– А я вот… – начал Букварь и запнулся.

Он понял, что Даша находится сейчас не здесь, а далеко отсюда, в своей, особой стране, страна эта отрезана от всего, что вокруг Даши, и Даша не слышит его, не видит этих чахлых травинок на земле прямо перед ней. Букварь посмотрел на Ольгу.

– Понимаешь, Букварь, мне нужно идти…

– Ну, иди, – сказал Букварь.

Ольга уходила. Он знал, куда она уходит. Вот и ее надо было успокаивать. «Нет, – подумал Букварь, – не может этого быть. Не может Николай уехать сегодня в Аскиз. Он ведь командир…»

– Солнце, – сказала вдруг Даша, – сегодня такое яркое солнце!

– Ага, – кивнул Букварь, – солнце…

Солнце сегодня было просто праздничным, словно начистилось асидолом. Словно сверху не видело ничего сослепу или было ему на все наплевать, как скале под названием «Тарелка».

– Это первый двухэтажный дом, – показал Букварь, – а здесь будет клуб. Повырубим деревья, раскорчуем и поставим клуб.

Над первым двухэтажным домом постоянного поселка плескался на ветру маленький красный флаг, водруженный здесь, как над только что взятым городом. Дом стоял внизу, и к нему надо было спускаться по крутому зеленому склону, заросшему кустарником и березками-дошкольницами. Спускались медленно, хотя удобнее было сбежать вниз, к светло-коричневым стенам дома.

– Здесь поставим столовую. Здесь будет школа. Здесь – магазин. Здесь – площадь… А здесь будет памятник Кошурникову… Это наш любимый герой.

Букварь вдруг увидел, что Даша резко повернулась, увидел, как стали вздрагивать ее плечи. Она, наверное, плакала или пыталась сдержать слезы.

– Здесь…

«Дурак! – подумал Букварь. – Будет, будет, будет! А Кешки не будет! Это же все должен был строить Кешка! А Кешки-то уже не будет!..»

– Здесь очень густая трава. Дожди были, и вон она какая вымахала.

Плечи Даши все еще вздрагивали.

– Знаешь, – сказал Букварь, – отсюда очень легко пройти в Лесной городок. Через мост, а там пару километров. Хочешь в Лесной?

Она кивнула.

Шли медленно и долго. Шли молча. Молча стояли у дороги деревья, молча смотрели вслед двоим в две чуть ссутулившиеся спины. И вдруг шумом, звоном металла, музыкой встретили Букваря и Дашу улицы Лесного, площадь с небольшим тополевым сквером и пятаком асфальта в углу. Над пятаком ее столба, потрескивая, кричал серебряный колокол динамика. Принарядившиеся парни и девушки шуршали подошвами по серому нагретому асфальту.

– Танцы, – сказал Букварь, – а я думал, откуда музыка… Оказывается, танцы… Пойдем к ручью?

– Нет. Постоим здесь. Посмотрим.

– Посмотрим.

Букварь подумал вдруг, что слова им обоим нужны сейчас как костыли, помогающие шагать. Внутри них теснятся сейчас мысли и чувства, а слова произносятся тихие, ничего не значащие.

Ветер, западный, из-за огородов, раскачивал, трепал музыку, иногда уносил ее к ручью, словно шептал ей временами: «Тише!» Пары танцевали медленно. Букварь смотрел на длинного парня в серой кепочке с помятым козырьком. Парень почти совсем не двигал ногами, почти стоял на месте, отвернувшись от своей партнерши, курносой девчонки в платье горошком, стоял со скучным, кислым лицом, словно ему осточертели и это танго, и эта девица и он ждет не дождется, когда динамик замолкнет.

Динамик замолк, похрипел, потрещал и снова завел то же самое танго, снова длинный парень стал топтаться на асфальте с девчонкой в платье горошком.

– Пригласи меня, – сказала Даша.

– Я плохо танцую, – растерялся Букварь.

– Я тоже не очень… Ты пригласи…

Танцевали медленно, как все. Букварь держал руку на талии Даши и иногда ощущал мягкое прикосновение Дашиной косы. «А почему у них танцы во вторник?.. Ну да, здесь живут рабочие лесозавода… По вторникам им не дают электроэнергию… По вторникам у них выходной…»

– Ну вот, – улыбнулся Букварь, – а я хотел увести тебя от людей.

И тут же пришла резкая, злая мысль: «Как ты можешь, как ты смеешь улыбаться, слушать музыку, танцевать в те минуты, в те самые минуты, когда…»

– Букварь, – остановилась Даша, – пойдем к ручью. Пойдем.

Она повернулась и побежала вдруг по асфальтовому пятаку мимо танцующих пар. Букварь рванулся за ней, пролетело перед ним скучное, кислое лицо парня в серой кепочке с помятым козырьком, чьи-то удивленные глаза проводили его. Букварь выскочил на пыльную мостовую, поймал Дашин локоть…

– Подожди!

Даша перестала бежать, но шла быстро, упрямо наклонив голову, и Букварь с трудом поспевал за ней.

Мелькали деревянные домики с палисадниками, с резными наличниками и цветами у заборов. Потом улица оборвалась, уткнулась в узкий бревенчатый мост, переброшенный через ручей.

Даша остановилась. Она смотрела на двух девчонок с косичками, игравших в мяч у деревянных перил. Мяч покатился в сторону Даши, и Даша ударила его ногой.

– Тетенька, это наш! – взвизгнули косички.

– Смешные девчонки! – улыбнулась Даша.

– Смешные, – повторил Букварь.

– И косички…

– Даша! Ну что ты! Не надо, Даша… Вот, возьми мой платок… Не надо, Даша!.. Слезы, они…

Поддерживая за локоть, он отвел Дашу в сторону, к ручью, к теплым коричневым камням, усадил ее, плачущую, беспомощную, на эти камни, говорил слова, которые должны были ее успокаивать, а сам думал: «Пусть плачет, пусть не сдерживает себя, ей станет только легче. Мне бы тоже, может быть, стало легче, только я мужчина…»