Читать книгу "Непобежденные. Кровавое лето 1941 года - Валерий Киселев"

– Живым я им не дамся!

– Надо уходить, а то попадемся! – прокричал Гришину Канцедал, и только тогда они, а за ними еще несколько человек вылезли из окопчиков и побежали в низину к лесу правее деревни.

– Яманов остался, Иван Тихонович! – оглянулся Канцедал.

Гришин быстро вернулся к окопчикам.

– Ты что, умом тронулся? Уходить! – свалился он рядом с Ямановым.

– Сколько можно отступать? Ты думал об этом? – зло ответил Яманов, лихорадочно блеснув глазами на черном от пыли и загара лице и передернув затвор винтовки.

«Ну, точно тронулся…» – и Гришин силой потащил его за рукав из окопчика.

Капитан Шапошников, когда из Церковищ ушли последние подразделения его полка, еще раз осмотрел горящее село в бинокль, то и дело встряхивая головой, потому что глаза сами закрывались от усталости, когда он приникал к окулярам бинокля.

На поле за Церковищами стояли и густо дымили восемь танков. «Четыре подбили в первой атаке и до самого отхода поджечь не сумели, когда же остальные?» – подумал Шапошников.

Три новых подбитых танка горели в районе обороны батальона Калько и один напротив батареи Терещенко.

– Когда ты успел три танка поджечь? – спросил Шапошников у Калько, когда догнал его через полчаса в колонне.

– Стали уже уходить, они, видно, заметили это, рванулись догонять, вот их связками и подожгли. Я специально для этого четверых оставлял.

– Потом подашь мне фамилии тех, кто подбил.

– Есть, сделаю, как остановимся.

«Двадцать минус восемь, неплохо», – подумал Шапошников, но в голову все лезли тоскливые мысли: «А чего это стоило, сколько опять людей положили… Вот догонят на марше и передавят, как котят… Что сделаешь с тремя орудиями… Видимо, действительно мы если не дивизию, то полк точно за собой тащим». Шапошников вспомнил, что в конце боя в село входила еще одна колонна танков.

Его полк после боя у Церковищ оторвался от противника и шел весь вечер и всю ночь. К утру 15 августа у станции Коммунары их снова нагнали немецкие танки, удалось продержать их здесь до вечера без серьезного боя. За ночь полк снова оторвался от противника и к утру 16 августа переправился через реку Беседь у Белынковичей и встал здесь в оборону.

Растянув батальоны полка насколько возможно пошире вдоль берега и лично обойдя оборону, осмотрев позиции всех трех орудий и всех двадцати пулеметов, Шапошников немного успокоился и решил дальше без приказа не двигаться и обязательно установить связь с начальством. Вскоре к нему подошел лейтенант Шажок и доложил, что рядом по берегу стоит армейский зенитный полк.

Командир его, майор с Золотой Звездой Героя Советского Союза, очень обрадовался Шапошникову и сказал, что они стоят здесь неделю и связи ни с кем не имеют все это время. Майор был очень удивлен, что фронт уже на Беседи. Быстро договорились о взаимодействии – зенитки майора вполне могли действовать и против танков.

Только Шапошников вернулся от зенитчиков в свой полк, как в его расположение въехала машина.

Шапошников представился незнакомому генералу, фамилии его не расслышал. Понял лишь, что он из штаба армии. Генерал выслушал доклад и сказал:

– Слушайте боевой приказ: переправиться полком через Беседь и наступать в направлении Костюковичи. Овладеть ими к исходу семнадцатого.

– Товарищ генерал, перед фронтом полка до пятидесяти танков, как же их атаковать? Три мы, правда, подбили, когда они пытались переправиться, но наступать в таких условиях, да еще на танки, – значит погубить остатки полка. У меня и всего-то триста шестьдесят человек.

– Вам не ясен приказ? Немедленно выполняйте поставленную боевую задачу. Не возьмете Костюковичи – расстреляю…

Генерал уехал, оставив для контроля своего адъютанта, молодого старшего лейтенанта с медалью «За отвагу», а Шапошников начал готовиться к наступлению. Приказ есть приказ, да и при адъютанте генерала он был вынужден что-то делать.

Не сразу дошел до него смысл последних слов генерала: «Не возьмете Костюковичи – расстреляю…» Это было уже третий раз за месяц, когда его обещали расстрелять за невыполнение задачи. Обидно и нелепо было слушать такие угрозы, тем более что никогда ранее подобного тона во взаимоотношениях командиров он не знал. Ему не было страшно, что его могут расстрелять, Шапошников готовил себя ко всему, но обидно было бы потерять остатки полка ни за что. Он готовился к наступлению, но не торопясь, надеясь, что вдруг случится что-то такое, из-за чего наступление не состоится.

До Костюковичей от Беседи было двадцать километров. В общем-то, по мирному времени и немного. «Если и удастся переправиться через Беседь и каким-то чудом обойти немцев, то незаметно пройти эти двадцать километров, да еще атаковать и взять город, а там, конечно, есть гарнизон – задача с моими силами явно невыполнимая, – думал Шапошников. – Как-то надо оттянуть начало операции хотя бы до утра. Может быть, отыщется Гришин».

Полковник Гришин со своим штабом от полка Шапошникова отстал после боя у Церковищ. Больше суток с ним не было связи, и лейтенант Шажок все это время искал Гришина по обе стороны Беседи. И уже сутки не было сведений от лейтенанта Степанцева, посланного на разведку еще на подступах к Беседи. Шапошников дал ему свою единственную карту, повозку с пулеметом и даже танк, приставший к ним из дивизии Бахарова. Без сведений Степанцева, который должен был установить количество танков в районе Костюковичи – Белынковичи, проводить операцию было тем более рискованно.

Степанцев вернулся к обеду, причем вышел в расположение полка, и не с одним танком, а с двумя. Услышав шум моторов, Шапошников вышел из блиндажа:

– Ну, Степанцев, я тебя уже не ждал…

– Разрешите доложить?

– Садись, рассказывай.

– У деревни Глинки вчера около шестнадцати часов обнаружили скопление танков. Местность позволяла считать издалека, наблюдали до ста пятидесяти танков. Подползали и близко, со всех сторон. Предполагаю, что это главные силы дивизии, двигаются компактной группой. Пока считали, слышим, бой идет впереди нас, видимо, на Беседи. Идти дальше было опасно, решил дождаться вечера. В болотце обнаружили наш танк с экипажем, вытащили его своим. Посадил на него пулеметчика, и двинулись искать вас. Сам шел впереди танков, и ночью в лесу наткнулись на колонну. Танк с белыми крестами, а экипажи рядом лежат, храпят, – Степанцев засмеялся. – Храпят, как и наши, не отличишь. Точно не скажу, но, вероятно, это была та самая колонна, что мы засекли в Глинках. Решил рискнуть пройти между танками, и – прошли. Приняли нас, наверное, за своих.

– Молодец, иди отдыхай, до вечера… – «Что бы сказал генерал Еремин – сто пятьдесят танков. Не поверил бы, конечно», – подумал Шапошников.

Да, действительно, круглая цифра, а этого Шапошников не любил. Сомнительно было и то, что в одном месте и такая масса танков. «Может быть, немцы готовят бросок, а это ударный кулак? Какой смысл теперь наступать на Костюковичи: и задачи не выполним, и сами погибнем… Почему так необходима эта операция? Привлечь на себя силы противника, попытаться их сковать, или, может быть, это должно быть попыткой выручить какие-то наши окруженные части или штаб Магона? Все равно авантюра…» – подумал Шапошников.