Читать книгу "Бал gogo - Женевьева Дорманн"

— Я много думала о тебе, — сказала она, — когда твоя бабушка…

Это меня не удивляет, думает Бени, уводит разговор в другую сторону и, указывая пальцем на повязку, ждет объяснений.

И Мамордика поведала, что в тот день лагуна была спокойной, как никогда, и что неизвестно откуда взялась волна, как она отнесла парусную доску на отмель, где она упала и разбила локоть о кораллы.

— Наверно — говорит она, — из-за траура ты не придешь на бал Додо в этом году?

— Ты когда-нибудь видела меня на балу Додо? Я ни-ког-да не хожу на бал Додо! Бал Додо меня бесит! — уже почти вопит Бени.

Парень в белой рубашке стоит рядом и тихо смеется. Бени наблюдает, как он, воспользовавшись толкучкой, проскользнул за спину Мамордики и тут же вернулся на место. Мамордика издает что-то вроде ика, потом поворачивается и начинает орать на высокого угреватого типа в шортах, стоящего позади:

— В чем дело? Тебе что, в морду дать?

Прыщавый растерялся, покраснел, явно не понимая, чем вызван этот гнев. Он смешно вскинул руки и обернулся, чтобы посмотреть, кому адресовано это безумие. Любопытная толпа стала собираться вокруг типа в шортах и Мамордики, которая своим визгливым голосом перекрывала динамики.

— Грязная свинья! Только посмей еще раз, ты у меня получишь!

Прыщавый продолжает краснеть и уже выглядит, как настоящий виновник, толпа угрожающе смотрит на него. Прозвучало слово «извращенец», и какая-то женщина предложила вызвать полицию. Воспользовавшись неразберихой, парень в белой рубашке за руку потянул Бени к выходу.

На улице он не сразу отпустил ее руку.

— И вы даже не хотите поблагодарить меня! — с упреком говорит он.

— За что? — не понимает Бени. — За то, что вы помогли мне собрать покупки?

— Разумеется, нет, это естественно. За то, что я освободил вас от этой отравы.

— Почему вы говорите: «отравы»? Вы что, ее знаете?

— Вовсе нет. Но она нечистая. Я сразу это почувствовал. Да и вам совсем не хотелось с ней разговаривать.

— А что вы сделали?

— Вы не видели? Я ущипнул ее за зад. А она решила, что это сделал тот тип, что стоял сзади. А где ваша машина?

— Там, — ответила Бени, кивая на старенькую 4L возле стены. — Теперь я сама справлюсь. Благодарю вас за помощь.

Но он, казалось, не понял, что его отсылают. Он открывает багажник и ставит туда коробку. И, пока она возится с дверцей, он неподвижно стоит по ту сторону машины, опираясь локтями на крышу. С улыбкой он смотрит на нее.

На этот раз Бени пребывает в совершенном замешательстве. Чего он хочет?

— Что тут смешного? — не выдержала она. — Почему вы смеетесь?

— Да так, — сказал он. — Мне хорошо, вот и все. Мне нравится на вас смотреть. Вы не самая облезлая из всех, кого я встречал.

— Спасибо, — отвечает Бени. — А как вас зовут?

Изо рта вылетает нечто схожее с перекатыванием камешков.

— Извините, я не поняла…

— И неудивительно. Невозможное имя. Меня зовут Бриек, есть такой святой и такой город. Вы знаете Сен-Бриек во Франции, по-моему, в Бретони? Бриек К.Е. Понимаю, это имя не такое красивое, как ваше.

— Вам известно мое имя?

— Конечно, — уверил он. — Кому оно здесь не известно? Вас зовут Бенедикта де Карноэ, а называют вас Бени. И вы живете в симпатичном доме за соляными заводами Ривьер-Нуара.

— Браво, — растерялась Бени. — И это все, что вам известно?

— Все, — заверил Бриек. — Ну или почти все.

— А вы, — осмелела она, — где вы живете?

Он засмеялся и махнул рукой.

— Я? — переспросил он, — и здесь и там, но чаще все же здесь, — показывая пальцем на одно из самых обшарпанных бетонных сооружений Керпипа, гостиницу «Гонконг», которая торчит напротив «Присуника» и сверкает девятью окнами с грязными занавесками и красно-белой вывеской между двумя щитами рекламы пепси-колы, с уродливыми бутиками на первом этаже и потайной дверью. Этот «Гонконг» она не удостоила бы даже взглядом, если бы Вивьян однажды не сообщил ей, что этот отель не что иное, как проходной двор, а это уже было любопытно.

Она даже не успела узнать у этого красивого Бриека, что он делает в таком месте, как за ней пристроилась машина и стала скапливаться пробка. Загудели сигналы, и из окна маленькой машины появился тощий торс тети Терезы, она желчно спрашивает, скоро ли Бени тронется, она трижды объехала вокруг и не нашла места для парковки, она торопится, у нее нет времени просто так болтаться.

— Ki mani'er?[20]— спрашивает Бени, зная, что ничто так не раздражает тетку, как обращение на креольском языке, особенно перед посторонними людьми.

Чупита де Люнерец, плюс Мамордика, плюс тетя Тереза в своем «остине», бьющая копытом и бросающая желчные взгляды, — для одного дня это слишком. Да, она уедет. Да, она освободит место для этой гниды. Да, она прервет странную беседу со странным Бриеком, которому, кажется, все известно о ней, вот только о нем она ничего не знает.

— Mo alle'. Kile', tantin![21]

Она садится в машину и начинает маневрировать, выбираясь со стоянки. Продвигается спокойно, не торопясь переключает скорости и оглядывается, левая рука лежит на спинке соседнего сиденья, чтобы было удобнее видеть, куда ехать, и заодно позлить тетку медлительностью, а главное, чтобы дать время Бриеку прыгнуть в машину и поехать с ней. Она до смерти хочет этого. Она не может расстаться с ним, так и не узнав. Не узнав чего? Он тоже не хочет, чтобы они так быстро расстались, она в этом уверена, сейчас он откроет дверцу и сядет рядом с ней. Она уверена в этом, потому что она так хочет, а желание Бени — это приказ Небесам.

Она выбралась из ряда припаркованных елочкой машин, проехала несколько метров и остановилась, давая ему возможность догнать ее. И вот он приближается. Она видит его в зеркало заднего вида. Но небо на этот раз остается глухим, как тетеря. Бриек не стал открывать дверь. Он наклоняется, говорит: «Мы еще увидимся», — и удаляется. В таких ситуациях есть два варианта, как сохранить достоинство: промолчать или рвануть с места на машине. Бени молча срывается с места, а с ее стареньким 4L — это особая задача.

Глава 26

Дети большие специалисты по обыскам, они очень изобретательны, трудно удовлетворить их любопытство. Они умны. Как только они поднимаются на маленькие задние лапки, они начинают везде шарить, они уверены, что от них прячут кучу интересных вещей, и они не успокоятся, пока не найдут их. Они хотят все видеть и все знать. Их привлекает все, что закрыто и спрятано. Когда все думают, что они спят, они роются в ящиках стола, обшаривают закоулки шкафа, вынюхивая тайны, но процесс поиска для них важнее находки. Удовлетворяя свое ненасытное любопытство, они становятся акробатами, ныряльщиками, миниатюристами. У них развивается нюх детектива, упорство спелеолога, терпение кружевницы. У них пальцы — детекторы, а глаза — лупы. Позже, сутулясь, они продолжают свои изыскания под светом зеленых ламп Национальной библиотеки, или в тишине лабораторий изучают половой акт микробов, или же ползают на пузе в узких проходах пирамиды, а может, с рассеянным видом разбирают архив, покрываясь книжной пылью. Их страсть — это подвалы и пещеры. Пауки не жалят их, считая своими добрыми знакомыми, и плетут паутину в другом углу. Их любимое поле деятельности — это прошлое. Рыцари заднего хода, они бегут от непонятного настоящего к архаичной уверенности. Их тревожит повседневная жизнь, и они впрыскивают себе наркотик прошлых столетий и воскрешают мертвецов. Они умеют общаться с ними.