Читать книгу "Большая книга ужасов-56. Глаз мертвеца. Кошмар в наследство. Повелитель кукол - Евгений Некрасов"

Подбитый глаз болел, из неподбитого сами бежали слезы. Как в тумане я уходил от людных мест, но в городе везде людно. У нас очень участливые прохожие. Они появляются сразу, как только тебя отделают, и начинают выдавать полезные советы, замечания и общие рассуждения о ходе жизни.

– Куда ж ты грязным снегом в глаз!

– Правильно, пацан, бланш холод любит.

– А если застудит?

– Порядочные дети дома сидят, уроки делают.

Я сел в полупустой трамвай, пригнулся за чьей-то спиной с каракулевым воротником, и меня перестали замечать.

Не помню, куда я ехал, да это было и не важно. Трамвай покачивало, колючий снежок таял на раскаленном глазу, успокаивая боль. Я думал, как ненавижу Сало. Ненавижу его стрижечку, от которой голова кажется квадратной, и немытую шею. Ненавижу его дыхание на своем лице и вонь его пота. Зря бабуля выручала мои кроссовки. После Сала я их не надену. Отдельно ненавижу его слюни, летящие в лицо, когда Сало гогочет. Ненавижу, как он, давясь и подталкивая пальцами, жрет мои бутерброды, а я должен смотреть – это обязательная часть программы, без этого Салу никакого удовольствия. В конце он должен рыгнуть. Если не рыгается, он отвешивает мне щелбан, или «макаронину», или «саечку». Во всем, что касается пыток, Сало невероятный спец. При Иване Грозном он стал бы палачом.

Каракулевый Воротник передо мной вертелся как на иголках. Потом он встал и, не оборачиваясь, взял меня за руку. Мою ладонь зажало, будто дверью. Я не мог и пальцем пошевелить. Незнакомец стащил меня с сиденья и тянул к выходу. Над каракулевым воротником задиристо, как петушиный гребень, торчала каракулевая же шапка-пирожок. Закричать? Глупая будет картина: среди бела дня в трамвае стоит здоровый парень и орет: «Караул, похищают!» Главное, похититель – старичок (я не видел его лица, но кто еще мог напялить это ископаемое пальто и пирожок!).

Тут до меня дошло: дед спутал меня со своим внуком или внучкой. Они ехали вместе, потом внук-внучка сошел-сошла, я сел на его-ее место… Бывает. Я привстал на цыпочки и шепнул, чтобы не пугать старика:

– Извините, вы меня с кем-то спутали!

Голова в пирожке мотнулась, дескать, ничего подобного. Трамвай остановился, выплюнул нас и сразу же укатил.

Мы остались одни на незнакомой кривой улочке. Дома в один-два этажа стояли как попало: то ближе, то дальше от мостовой, то фасадом, то боком. За палисадами зябли голые кусты смородины. На витрине магазинчика под вывеской «Сыр» красовались косухи с заклепками, нашейные цепи, металлические черепа и другие предметы байкерского обихода. Самое почетное место занимал сверкающий бензобак от «Харлея».

Итак, меня занесло в старую часть города, о которой у нас в школе ходили мрачные слухи. Говорили, что пацаны здесь дерутся бронзовыми колесиками от рояля, украденными с музыкальной фабрики, а сесть в тюрьму для них все равно что сходить в армию.

Каракулевый Воротник обернулся, и меня замутило со страха. Ну и физиономия! Как будто ее собирали из больших и маленьких груш: щеки – груши, нос – груша, причем все хвостиками кверху. Из-под шапки-пирожка не видно волос – похоже, голова бритая. Бандитский пахан, точно. А я-то хорош! «Извините, вы меня спутали…» Орать надо было. Отбиваться!

– Я никогда ничего не путаю! – отчеканил Каракулевый Воротник. – Ты ненавидишь жир!

– Сало, – поправил я, – только это не то сало, которое едят, а прозвище. Я что, вслух говорил?

– Прозвище, звать, зван, незваный гость хуже татарина, – скороговоркой отозвался Каракулевый Воротник. Помолчал и с философским видом добавил: – Сало есть подкожные жировые отложения, так что путаницы нет.

От этих странных слов у меня камень с души свалился. Как я раньше не сообразил! Такие Каракулевые Воротники бывают у нас в доме целыми педсоветами вперемешку с Воротниками Из Потертой Чернобурки. Бабуля же – председатель ветеранов народного образования. Может, и есть люди чуднее учителей на пенсии, но я их не знаю. Один решает в уме квадратные уравнения, а собственный адрес записывает на бумажках, чтобы не заблудиться. И мой Каракулевый Воротник из их компании, наверняка бывший учитель русского языка.

Я спросил:

– Вы бабушкин знакомый?

– Несомненно, – подтвердил Каракулевый Воротник. – Я знакомый примерно двух сотен бабушек. Но, что гораздо важнее, я твой знакомый и готов разрешить все твои затруднения с жиром.

– С Салом, – еще раз поправил я, жалея, что пошел за Каракулевым Воротником. Тут от собственной бабули бегаешь, чтобы не нажаловалась в полицию, и вдруг – нате вам, второй престарелый помощничек.

– Мы разрешим эту проблему своими силами, – словно подслушав мои мысли, пообещал Каракулевый Воротник.

Я подумал, что, может, он и не такой наивный, как бабуля. Все-таки человек живет в Старом Городе. Если бы Сало просто увидел меня в компании здешних пацанов, то все мои мучения прекратились бы.

В конце улицы показался трамвай.

– Решайся, – поторопил Каракулевый Воротник, – такой шанс тебе больше не выпадет.

– Ну, если своими силами… – сказал я.

– Не совсем. Мы вызовем тебе защитника, – уточнил Каракулевый Воротник и быстрой прыгающей походкой пошел от остановки, как будто боялся, что его увидят из подходившего трамвая.

Выбор у меня был невелик: или мучиться дальше, или довериться этому странному дядьке.

Я побежал за ним.

Каракулевый Воротник явно торопился к магазинчику с неподходящим названием «Сыр». Я уже различал за витриной продавца в джинсовой жилетке. Голые ручищи у него были толще, чем у меня ноги. Вот бы мне такого защитника! А что? Вполне возможное дело. Может, он учился у Каракулевого Воротника и не откажется помочь. Нарисоваться бы с ним во дворе школы…

Мы вошли под звон дверного колокольчика, продавец повернулся к нам и махнул рукой Каракулевому Воротнику:

– Хай, Семеныч! Уловил еще одну грешную душу?

– Типун тебе на язык, – буркнул Семеныч и положил руку мне на плечо: – Не обращай внимания, Павел, дядя шутит.

То, что он знал мое имя, окончательно меня успокоило. Конечно, бабулин знакомый. Напускает на себя таинственность…

Наклоняясь под висевшими у потолка куртками, футболками и деталями мотоциклов, Семеныч вел меня в глубь магазинчика. Глаза разбегались. Если собрать все рамы, движки и колеса, получился бы десяток русско-японско-американских мотоциклов самого причудливого вида. Вон моя мечта: старый мопед «Рига», выкрашенный белой краской от руля до шин, – уже не товар, а украшение. Все байкеры делятся на «гонял» и «жестянщиков». Я «жестянщик»: обожаю возиться со старыми железками. Только редко выпадает это удовольствие – по правилам мне еще нельзя водить мопед, а бабуля никогда не пойдет против правил. Так и ковыряюсь в чужих моторах, когда разрешают… Ага, вот и сыр, давший название магазинчику.

Сыр был размером с диван – пластмассовый ломоть в форме полумесяца. На нем, как на качелях, восседали два манекена с мышиными головами. Оба в кожаных штанах и ковбойских сапожках, на одном косуха с цепями, на другом джинсовка без рукавов – полный байкерский прикид. Семеныч походя толкнул сыр, и мыши закачались. Мне стало жутковато: на секунду показалось, что они живые.