Читать книгу "Путешествие мясника. Роман о семейной жизни, мясе и одержимости - Джули Пауэлл"

Стоя вокруг стола, мясники обваливают говяжьи лопатки и режут мясо на куски, пригодные для мясорубки. Есть только одна существенная разница: большинство мясников здесь — молодые светловолосые женщины. Кроме «Флейшера», это единственное в мире место, где я вижу живую женщину-мясника. Но и у «Флейшера» я была, скорее, исключением. Здесь же, похоже, разделка туш считается женским занятием. Наверное, плоды коммунизма, решаю я. Женщины улыбаются нам с Оксаной, когда мы подходим к столу, но ни на секунду не прекращают работать.

После экскурсии мы возвращаемся в офис, и Мирослав открывает бутылку коньяка, а Катерина выставляет на стол целую гору еды: ржаной хлеб, сыр, маслины и как минимум десять сортов колбас, произведенных ими самими. Зельц, очень любимый на Украине, главным образом, за дешевизну. Cervelat — довольно постная колбаса из говядины с небольшим количеством свиного жира; ее больше всего любит Мирослав. Tsyhanska, или «цыганская» колбаса, заметно жирнее: на нее идет семьдесят процентов говядины и тридцать процентов свиного жира (все эти пропорции Катерина называет по памяти, а Оксана переводит мне). Drohobytska, традиционно ее делали целиком из свинины, но сейчас добавляют немного телятины. Мирослав объясняет, что в их drohobytska говядины даже больше, чем свинины, потому что на Украине свинина дороже.

— Знаете, как говорят о гуцулах? — вступает в разговор Катерина.

Вообще-то Катерина и сама немного говорит по-английски. Ее дочка и внуки живут в Нью-Джерси, и ради них она учила язык. Но все-таки общаться через переводчика ей комфортнее.

— Что такое гуцулы?

— Ну, вот мы — гуцулы. Люди с гор, из Западной Украины. Те, кто живут на востоке, не настоящие украинцы — они русские.

— Ясно. Так что говорят о гуцулах?

Катерина смотрит на меня, как будто ожидая чего-то. У нее веселые глаза и рыжеватые светлые волосы. Мне жаль, что мы с ней не можем поговорить напрямую, хотя Оксана и прекрасный переводчик. Но какие-то нюансы все равно пропадают. А ведь мы члены единого братства мясников и слеплены из одного теста.

— Что гуцулы скорее съедят хорошую колбасу без хлеба. А восточные украинцы не могут без хлеба, да и вообще ничего не понимают в хорошей колбасе.

— Тогда я тоже гуцул.

Мирослав и Катерина смеются и кивают еще до того, как Оксана перевела. Забавно, что, когда, речь идет о еде, мы как будто говорим на одном языке.

Domashnia делается из говядины, свинины и телятины. Likarska, то есть «докторская», — из свинины с молоком, яйцами и специями. «Детская» колбаса — это очень мелко перемолотый, нежный фарш, в который не добавляют никаких консервантов. Krovianka — кровяная колбаса из говяжьей крови, которую Мирославу и Катерине доставляют с бойни вместе с мясом. Я уже здорово объелась, да и бутылка с коньяком почти пуста, главным образом благодаря мне, Катерине и Мирославу. Оксана практически не пьет, насколько это возможно на Украине. Уже произнесены тосты за всех нас по очереди, за международное братство мясников и производителей колбас и за обе наши страны. У меня в голове стоит приятный туман, и я становлюсь сентиментальной на украинский манер, или на ирландский, как вам больше нравится.

— Вы должны непременно приехать к нам в гости. Я покажу вам нашу мясную лавку. Она вам понравится. И вы там понравитесь!

— Когда я в следующий раз приеду в Штаты, обязательно загляну к вам. — Английский Катерины становится лучше с каждой выпитой рюмкой. Она протягивает мне вырезанную из журнала картинку, что стоит в рамке на ее рабочем столе. — Моя внучка. — На фотографии юная красавица-модель с длинными светлыми волосами и карамельно-розовыми губами. — Это журнал «Севентин».

— Очень красивая!

— Да! Спасибо!

— Непременно позвоните мне, когда поедете к родным в Штаты. Я свожу вас в свою лавку.

На листке бумаги я записываю свое имя, телефон и электронный адрес. Все это немного напоминает сборище выпускников через десть лет после окончания колледжа. Вы встречаете там кого-то, чье имя вспоминаете с большим трудом, и под влиянием малого количества еды и большого количества алкоголя решаете, что этот человек создан для того, чтобы стать вашим лучшим другом. Вы обмениваетесь с ним телефонами, обнимаетесь и при расставании роняете слезу. И чаще всего записанные телефоны в скором времени теряются, а дружба так и не начинается. Хотя, надо признать, бывает и по-другому.

Нам пора уезжать. На парковке мы целуемся и обнимаемся с хозяевами.

— Спасибо! Приезжайте к нам еще!

— Dyakuyu! Непременно приеду!

На прощанье Катерина вручает нам большую сумку с колбасой.

Обратно мы едем медленно, чтобы не угодить в одну из колоссальных ям на дороге. Они заполнены водой, и сегодня, в первый со времени моего приезда солнечный день, в них отражаются яркие осенние листья стоящих вдоль дороги деревьев. Это очень красиво, хотя, возможно, все дело опять же в коньяке и навеянной им сентиментальности.

В отеле на кухне мы застаем Виталия и заглянувшую в гости молодую американку по имени Андреа. Пока мы выгружаем на стол подаренную колбасу, она в ужасе причитает: «Это же так вредно!». Разумеется, подобные высказывания не настраивают меня в ее пользу. Мне лично кажется, что гораздо более вредно быть вегетарианкой на Украине. Правда, надо учитывать, что Андреа — волонтер Корпуса мира, а потому имеет право на некоторые свойственные либералам заблуждения. Я вручаю все подарки Ире, чем вызываю бесконечный поток благодарностей. Она тут же достает палку сервелата, режет на тоненькие кружочки и выставляет на стол вместе с хлебом. Мы с Оксаной и так съели куда больше, чем нужно, колбас, но все равно не можем удержаться и берем по кусочку.

Пару часов мы — Оксана, Виталий, Андреа и я — сидим за столом и болтаем, а Ира все это время непрестанно хлопочет на кухне. Вчера вечером специально для меня она приготовила капустные рулеты с начинкой из говядины: по идее, блюдо тяжелое и пресное, со специфическим «советским» вкусом, но на деле оказавшееся прелестным, легким и ароматным. Оно здорово подняло мне настроение, которое уже начинало портиться оттого, что я сидела на кухне практически в одиночестве, не в состоянии обменяться ни словом с обслуживающей меня женщиной, и старалась есть как можно медленнее, чтобы подольше оттянуть момент, когда мне совершенно нечего будет делать. А этим утром на завтрак я получила восемь тончайших, кружевных, хрустящих блинчиков с вареньем. Сейчас Ира что-то моет, хотя, по-моему, кухня и так безукоризненно чистая; похоже, она из тех женщин, которые не присядут, пока не протрут все мыслимые поверхности в доме и не сделают все, что возможно, для своих гостей.

Андреа, как скоро выясняется, проводит тут большую часть своего свободного времени. Она работает в той же школе, что и жених Оксаны, двухлетний срок ее пребывания уже подходит к концу, и она спит и видит, как бы поскорее вернуться домой. Ей не нравится Украина. Не нравятся люди: «Женщины все страшные, а мужчины совершенно не следят за собой и все до одного женоненавистники — присутствующие, разумеется, не в счет!». Ей не нравится местная кухня: «Еда ужасно тяжелая и сплошь мясная. Единственное, что я могу есть, это Ирины varenyky. Я практически только ими и питаюсь».