Читать книгу "Она что-то знала - Татьяна Москвина"

Она боялась стать «сухой розочкой». Так Алёна называла субтильных жёнушек, которых мужчины брали замуж в их двадцать лет, а потом, после рождения ребёнка, напрочь переставали поливать. Они, оставаясь вечными девочками, сохраняя жалкий и нежный силуэтик, по-девичьи подкалывая волосы и одеваясь в те же свитерочки, засыхали до прозрачности цветочков из гербария. Старые замужние девочки, сухие розочки. После пятидесяти их в охотку, с хрустом, кучами сжирала смерть. Алёна зря боялась, она по природе своей не могла засохнуть, риск был в том, что тесто, из которого она была замешена, прокиснет, вспучится и расползётся бесполезной массой, бездарно подгорая в огне материнских тревог. Она решилась. Она уехала с Огурчиком в Горбатов и увезла детей.

27щ

В одном из далёких углов России есть город, который как-то особенно говорит моему сердцу. Не то чтобы он отличался великолепными зданиями, нет в нем садов семирамидиных. ни одного даже трёхэтажного дома не встретите вы в длинном ряде улиц, да и улицы-то все немощёные; но есть что-то мирное, патриархальное во всей его физиономии, что-то успокаивающее душу в тишине, которая царствует на стогнах его. Въезжая в этот город, вы как будто чувствуете, что карьера ваша здесь кончилась, что вы ничего уже не можете требовать от жизни… Из этого города даже дороги дальше никуда нет.

М. Е. Салтыков-Щедрин. Губернские очерки

В конце мая, нежарким днем, поезд «Санкт-Петербург—Саратов» подходил к Тамбову.

Его уже поджидали внушительные женщины тамбовщины, в основном бывшие и настоящие труженицы Мичуринского прядильного комбината, торговавшие в проходящих поездах косынками из козьего пуха, поясами из собачьей шерсти и пёстрыми, жизнерадостными гетрами из шерсти овечьей. К лету ассортимент пополнялся шарфами и носками из ириса и хлопка. Привычно распределившись по длине поезда, чтоб у каждой был свой кусок торгового пространства (давно договорились, выскочек опускали жёстко), тамбовские женщины, навесив на руки товары, готовились к сеансу. Анна, уже стоявшая в тамбуре с лёгким чемоданчиком, подумала, что на обратном пути надо непременно что-нибудь купить. И товары, и торговки выглядели аппетитно.

Алёну, невысокую русоволосую женщину, широко и щедро улыбавшуюся навстречу всему поезду, Анна приметила ещё в окне вагона. Та, в белом плаще и белой кофточке в мелкий чёрный горошек, спешила по перрону вместе с высоким, плотным, краснолицым мужчиной лет шестидесяти. Тот был одет представительски: коричневый костюм, галстук. Но и без костюма было видно за километр, что это настоящий, коренной начальник, да не тот, что оторвался от почвы и висит в чиновном небе, как надутая жаба, оторванная игрою судьбы от родного болота навсегда и оттого вечно угрюмая и неизреченно злобная, нет! То был подлинный начальник земли, мужичок с кулаком, с матерком, из тех, что весь день мечется около своего дела, а вечером, медленно, сладострастно выпив стакан водки, валится спать без снов.

– Аня! – воскликнула Алёна. – Вот точно как Яша написал – говорит, чёрненькая, изящная, на француженку похожая. Давайте ваш чемоданчик Пете. Это Пётр Иванович Касимов, директор нашего завода… Весь Горбатов наш стоит на трёх Петрах – мой Петя, муж мой Огурчик, Пётр Иванович да Пётр Степанович, директор школы. Они же со мной вместе – депутаты совета. Так что принимаем вас на высшем уровне. Добро пожаловать!

– На машине сейчас, – сказал Касимов. – Часа полтора.

– Он лишнего у нас не говорит! – залилась смехом Алёна. – Ну как доехали?

– Так, ничего. Храпят все, как обычно, – отвечала Анна. – Обратно поеду – у ваших женщин что-нибудь куплю.

Касимов издал носом звук неодобрения.

– Здесь, Анечка, ничего не надо покупать, тут цены космические, для проезжающих. Что вам надо – мы вам достанем.

– Носки – сорок рублей, – фыркнул Касимов. – Косынка – сто!

– Всего? – удивилась Анна. – Всего сто рублей за косынку ручной работы из настоящего козьего пуха?

– «Всего сто рублей»! О, столичные жители! У нас на сто рублей, – заметила Алёна, – неделю прожить можно.

– Это без водки. Если. – сказал Касимов.

За рулём пожилой белой «Волги» – официальной машины поселковой администрации – сидел Василь Палыч, настоящий водила, чьи предки, видно, были тоже из племени извозчиков. Он что-то тихонько напевал под нос, замечал «хорошо – не жарко», предупреждал: «щас немножко потряхнёт» и казался человеком, полностью и с удовольствием совпадающим со своим занятием. Но и вся обстановка, в которую попала Анна, излучала это счастливое совпадение: ничто не лезло вон из кожи, чтоб заявить о претензиях, поманить, обмануть, ничто не притворялось ничем. Всё как-то ровно, чётко укладывалось в свои места и границы.

– …семьдесят восемь километров, – говорила Алёна Анне, сидевшей рядом с нею на заднем сиденье. – По дороге ничего особенного не будет. Волка не ждите.

– Волка, какого волка?

– Ну как, – тамбовского.

– Жалко, – засмеялась Анна. – Я думала посмотреть, что за зверь такой.

– В городе памятник ему есть и ресторанчик открыли – «Тамбовский волк». Огурцы там наши идут хорошо. А так я восемь лет здесь живу – волка не видела.

– Я видел! – отозвался Василь Палыч. – В прошлом году с тестем на охоту ходили, десять кэмэ от нас. Сели на опушке позавтракать – он вышел, посмотрел, ушёл. Деловой такой, ё! И спокойный, слушай, – посмотрел, как инспектор, строго так, повернулся и пошёл начальником главка. Никакого мандража тебе. А у нас два ружа было – ему пофиг.

– Тамбовский, – одобрительно заметил Касимов.

– Так вы на сколько дней? – спросила Алёна Анну.

– Как писала, – на три. Больше никак.

– Да, спасибо вам огромное за статью про Лиличку. Всё у вас так точно, так обстоятельно получилось. Я так плакала… Нет, не от вашей статьи конкретно, а просто – жизню вспоминая. Это у нас Касимов любит говорить – «Эх, жизня!»

– Какие у вас женщины проворные – столько навязали, так бойко торгуют. А до Тамбова ничего не продавали.

– И после Тамбова ничего не будет. Это же наши тамбовчанки, их знать надо.

– Да! – возрадовался Василь Палыч. – Наших баб не аист приносит, а вертолёт! Они прям от пелёнок с пропеллером!

– Я привезла тетрадь вашей подруги Розы – вдруг она вам нужна.

– Какая тетрадь, Анечка? Что в ней?

– Красная тетрадь, записки Розы.

– О чем?

– О жизни там… о Боге, – нехотя сказала Анна.

– Господи, что Роза, бедняжка, могла знать о жизни? Она по-людски-то и не жила никогда. Всё какие-то отвлечённости. Книжная девочка. Ну и что там, в этой тетради, умное что-нибудь?

– Умное, только… безумное.

– Хорошее определение! Верю! Похоже на Розу! Ну и везите назад эту тетрадь, покажите в Питере учёным людям. А на что это нам в Горбатове? Роза нам помогла по-настоящему, когда зимой посылку мне прислала. Представляете – получаю диски, фильмы, все на криминальную тему, «Менты» там, «Агент национальной безопасности», «Тайны следствия»… Упакованы, запаяны как следует. Открываю – в каждой коробочке деньги. Пятитысячные купюры. И записка – благодарит за дружбу и просит потратить, как я пожелаю. Триста тысяч!