Читать книгу "Чужие сны и другие истории - Джон Ирвинг"

Я попятился и уперся спиной в дверь бывшего бабушкиного номера, где по другую сторону двери притаился мой отец, ожидавший новых нарушений спокойствия. Он резко дернул за ручку, и я буквально влетел в номер, испугав отца и испугавшись сам. Мать сидела в постели, с головой укутавшись пуховым одеялом.

— Я его поймал! — крикнул отец.

— Пап, это я. В туалете засел медведь.

Мы с отцом вышли в коридор. Отец шумно захлопнул дверь. Воздушная волна опрокинула прислоненный к стене уницикл, и тот ударился в дверь туалета. Дверь открылась. Оттуда вывалился медведь. Шумно дыша, он подошел к своей игрушке.

— Грауф, — пробурчал медведь, как мне показалось, с вопросительной интонацией.

— Дуна, где ты? — послышался из глубины коридора женский голос.

— Харф! — отозвался медведь.

Мы с отцом слышали шаги приближающейся женщины.

— Ну что, Дуна? Ишь, неугомонный! Дня тебе мало для упражнений? Всех постояльцев распугаешь!

Медведь промолчал.

Отец открыл дверь номера.

— Только никого не впускай, — из-под одеяла потребовала мать.

К нам подошла красивая женщина лет пятидесяти. Медведь, успевший забраться на уницикл, сразу подъехал и положил лапу ей на плечо. Голову женщины покрывал ярко-красный тюрбан. На ней было длинное платье, напоминающее занавеску. Казалось, женщина просто завернулась в кусок ткани. Высокую грудь женщины украшало ожерелье из медвежьих когтей. Длинные серьги касались плеч. Одно плечо было обнажено, и мы с отцом оба зацепились глазами за большую родинку на нем.

— Добрый вечер, — сказала отцу женщина (хотя была уже ночь). — Извините, если мы вас потревожили. Дуна опять взялся за свое. Ему запрещено упражняться по ночам, но он так любит работать.

Медведь что-то пробормотал и уехал. Он великолепно держался на своем уницикле, но ехал весьма небрежно, задевая лапами фотографии конькобежцев. Женщина слегка поклонилась отцу и пошла вслед за своим питомцем, на ходу поправляя рамки.

— Что за странное имя? — спросил я.

— Ничего странного, — ответил отец. — На разных языках Дунай называется по-разному. Немцы называют реку «Донау», а венгры — «Дуна».

В моей семье иногда забывали, что Дунай течет и по территории Венгрии и что венгры могут любить реку ничуть не меньше австрийцев.

— Так это настоящий медведь? — все еще скрываясь под одеялом, спросила мать.

Объяснений отца я не слышал, поскольку закрыл дверь их номера. Я понимал: утром герру Теобальду придется ответить на множество вопросов, и тогда все события минувшего вечера и ночи потеряют ореол таинственности.

Прежде чем вернуться в наш номер, я вспомнил, зачем сюда шел. В туалете еще пахло медведем. Я опасался, что там весь унитаз в медвежьей шерсти, но мои опасения не подтвердились. На своем, медвежьем уровне Дуна пользовался туалетом очень аккуратно.

— Я видел медведя, — шепотом сообщил я младшему брату.

Робо даже не шевельнулся. Он спал на бабушкиной кровати. Джоанна, однако, не спала.

— Солдат становилось все меньше и меньше, — сказала она. — В последний раз их было всего девять. Чувствовалось, они сильно оголодали. Наверное, когда погибал их товарищ, его лошадь забивали на мясо и съедали. На дворе было холодно. Мне очень хотелось им помочь, но это было невозможно. Нас разделяли века. Я знала: им всем суждено погибнуть, но не сразу. Постепенно, и это было ужаснее всего.

Я слушал, не перебивая.

— Когда они пришли в последний раз, фонтан замерз. Рыцари мечами и длинными пиками ломали лед на куски. Потом они разожгли костер, подвесили над ним котел и побросали туда лед. Они развязывали свои седельные сумки и вынимали кости. Множество костей, которые они бросали в котел. Но солдатский суп мало чем отличался от воды. Я видела: большинство костей были обглоданы начисто. Не знаю, чьи это были кости. Может, оленей или кроликов. Может, кабаньи или лошадиные. Я гнала от себя мысль, что там могут оказаться и кости их павших товарищей.

— Спокойной ночи, бабушка, — сказал я, когда она замолчала.

— А этого медведя ты не бойся, — сказала она.

Утром мы пришли в чайную комнату, где увидели герра Теобальда и всю компанию его странных гостей, испортивших нам вечер и ночь. Отец изменил своему правилу и решил сообщить хозяину истинную цель нашего приезда в пансион.

— Ночью какие-то люди ходили по коридору на руках, — сказал отец.

— И подглядывали под дверь туалета, — добавила бабушка.

— Это был всего один человек, — возразил я. — Вот он, сидит в углу.

Я показал туда, где смуглый человек завтракал вместе со своими, надо понимать, товарищами — толкователем снов и певцом-венгром.

— Он зарабатывает этим на жизнь, — сказал герр Теобальд.

Смуглый человек тут же выбрался из-за стола и встал на руки.

— Велите ему прекратить, — сказал отец. — Мы убедились в его способностях.

— А вы не поняли, что он не может ходить по-другому? — вдруг спросил толкователь снов. — Не заметили, что ног у него фактически нет? У него нет большеберцовых костей. Удивительно, что он еще научился ходить на руках, иначе был бы вынужден ездить в инвалидной коляске.

— Прошу вас, сядьте, — сказала калеке мать.

— Увечья вполне простительны, — ринулась в атаку бабушка. — А вот вы — настоящий злодей! — заявила она толкователю снов. — Вы знаете такое, чего не имеете права знать.

Бабушка повернулась к герру Теобальду.

— Он узнал мой сон! — заявила она, словно рассказывала полицейскому о краже из своего номера.

— Да, он — маленький злодей, — согласился Теобальд. — Но не всегда. И его поведение становится все лучше и лучше. Просто ему не удержать внутри то, что он знает.

— Я всего лишь пытался помочь вам, — сказал бабушке толкователь снов. — Думал, вам станет легче. Не так давно ваш муж умер. И примерно в то же время этот сон потерял для вас былую значимость. Однако вы — не единственная, кто видел этот сон.

— Замолчите! — потребовала бабушка.

— Вам нужно было это знать, — спокойно ответил ей толкователь снов.

— Прошу тебя, угомонись, — сказал ему герр Теобальд.

— Я сотрудник бюро туризма, — объявил отец.

Вероятно, он сказал это, поскольку ему больше нечего было сказать.

— Боже мой! — пролепетал герр Теобальд.

— Теобальд здесь ни при чем, — вступился за него певец. — Это мы виноваты. Спасибо ему, что он нас терпит в ущерб своей репутации.

— Они женились на моей сестре, — вздохнув, признался нам Теобальд. — Так что они мои родственники. Не прогонять же их.

— Как понимать «они»? — удивилась мать. — Все трое?