Читать книгу "Бриллиантовый крест медвежатника - Евгений Сухов"

* * *

Императорское Человеколюбивое общество было основано рескриптом императора Александра I от середины мая 1802 года с поручением вспомоществовать всем истинно бедным. Тогда же был образован при обществе и особый Медико-филантропический комитет, начавший с учреждений диспансеров и лечебниц для бедных с получением бесплатной врачебной помощи и дармовых лекарств. Через год при Медико-филантропическом комитете возникли благодетельный и ученый комитеты для сношений с заграничными филантропами и открытия благотворительных учреждений с дальнейшим над ними патронированием.

А дальше пошло-поехало. Со временем был учрежден Совет Человеколюбивого общества под энергичным председательством князя Голицына. Ежегодно из Кабинета Его Величества государя императора отпускалось 100 тысяч рублей на нужды указанного общества, 30 тысяч из коих полагались Медико-филантропическому комитету. Кроме того, из сумм государственного казначейства Общество получало дополнительно 150 тысяч рублей в год ассигнациями, да еще ежегодно усиливался поток частных пожертвований, намного превосходя указанные выше суммы. Человеколюбивое общество прирастало новыми комиссиями, подкомиссиями и комитетами.

Когда на следующее утро крохотный пароходик, шумно шлепая по воде деревянными лопастями огромных колес, доставлял Савелия Родионова на каменистый остров, одним концом омываемый широкой в этом месте Невой, а другим уходящий в глубину Ладожского озера, Императорское Человеколюбивое общество представляло собой такую огромную бюрократическую машину, что, дабы разобраться, кто в ней есть кто, надо было иметь семь пядей во лбу. Стольких пядей во лбу у начальника Шлиссельбургской центральной тюрьмы Зимберга не было.

Когда Родионов сошел на остров, в кармане у него лежало удостоверение на имя члена Совета Императорского Человеколюбивого общества статского советника Сергея Николаевича Постнова.

– Вы господин Постнов? – подошел к нему улыбающийся человечек с ласковыми глазами.

– Да, я Постнов, – отозвался Савелий.

– Позвольте представиться, помощник начальника тюрьмы Агафонов. Мне поручено провести вас в крепость.

Они прошли тем же путем, которым более полугода назад привели в Шлиссельбургский централ Варфоломея Стояна.

Начальник тюрьмы Зимберг принял статского советника Постнова весьма сухо.

– Извините, господин Постнов, – сказал он, – заведение у нас весьма конкретное, посему будьте так добры показать ваши бумаги.

– Извольте, – ответил Савелий и протянул начальнику тюрьмы свое удостоверение и «предписание», подписанное Председателем Совета Человеколюбивого общества с пометкой не чинить предъявителю сего никаких препятствий и оказывать повсеместное содействие.

– Благодарю вас, – сдержанно сказал Зимберг, возвращая документы Савелию. – Что бы вы желали осмотреть?

– Знаете, еще основатель нашего общества, незабвенный наш государь император Александр Павлович Благословенный так сформулировал его предназначение: «Надлежит искать несчастных в самом жилище их». Сия ваша обитель плача и страдания – жилище людей, преступивших государственные законы. Они преступники, но они все же человеки. И наше Человеколюбивое общество, – Савелий закатил глаза и сложил руки на груди, – ласковым обращением и спасительными советами в моем лице постарается облегчить судьбу их и, возможно, наставить на путь праведный.

– Ну, человеков-то в моей тюрьме, пожалуй, вам трудненько будет найти, – желчно заметил Зимберг. – Здесь по большей части сидят самые отпетые грешники. Не человеки – звери.

– Деятельность нашего общества сугубо благотворительная. Потому она богоугодна. А для Господа нашего Бога раскаявшийся грешник, пусть даже, как вы говорите, и самый отпетый, во сто крат дороже, чем человек, ни единожды не сотворивший греха, – наставительно произнес Савелий.

– Хорошо, хорошо. И все же что бы вы желали осмотреть? – поинтересовался Зимберг без особой охоты.

– Все, – просто ответил Савелий. – Общие и одиночные камеры, карцеры и, конечно, тюремную больницу. Ведь я, как вы уже знаете, товарищ председателя Медико-филантропического комитета общества. Я намерен задавать заключенным вопросы, беседовать с ними, с кем сочту нужным, и в этом прошу вас мне не препятствовать и не мешать. Ведь в каждом человеке, даже преступнике, есть искра Божия, – менторским тоном закончил он.

– Я вас понял, – посмотрел на своего помощника Зимберг. – Вас будет сопровождать господин Агафонов и один из наших надзирателей. Поверьте, исключительно в целях вашей безопасности, – добавил он, заметив, что инспектирующий статский советник собирается что-то возразить.

Бегло осмотрев мастерские, Савелий попросил, чтобы его провели в подвал корпуса, где находились карцеры. Три темных карцера были пусты, а из остальных семи занят был только один. Савелий попросил открыть его, что надзиратель с помощником исполнили с подозрительной готовностью.

– Ну, каково, братец, тут тебе? – задушевным голосом спросил Савелий арестанта.

– Сгодится, – с ухмылкой ответил зэк.

– А за что тебя сюда? – ласково посмотрел на него Родионов.

– Отказался встать на утреннюю молитву.

– Ты не веруешь в Бога? – с испугом спросил Савелий.

– По крайней мере, здесь, в этой тюрьме, Богу делать нечего, – искоса поглядывая на мордатого надзирателя, ответил арестант.

– Так не можно, братец, – назидательно сказал Савелий. – В Бога надо веровать, приносить ему молитвы, и тогда он не оставит тебя в своих помыслах.

– Ага, – буркнул арестант и снова посмотрел на надзирателя. Очевидно, в его глазах он увидел нечто такое, что тут же торопливо добавил: – Благодарствуйте, господин хороший, за добрый совет. Отныне кажинный день буду пребывать в молитвах.

Затем член Совета Человеколюбивого общества изволил заглянуть в общие и одиночные камеры на втором и третьем этажах и имел короткую беседу с политическими, подарив им Евангелие и добрый совет никогда больше не бунтовать против царя, потому как он есть не кто иной, как помазанник Божий. Политические кивали кудлатыми головами, улыбались и решительно обещали больше никогда не обижать государя императора, делая при этом круглые глаза.

В первом карантинном корпусе находился «зверинец» и тюремная больница. Ловко обойдя путаными коридорами камеры-клетки, Агафонов провел «статского советника» сразу в больницу.

Ее палаты понравились «господину статскому советнику Постнову». И немудрено: за сутки, последовавшие после звонка Савелия начальнику централа Зимбергу, больничка была выбелена и вычищена, сгнившая солома в подушках и матрацах заменена новой, окна начисто вымыты, около каждой кровати поставили тумбочки и плевательницы. Больные имели довольный вид, а из кухни явственно доносился запах крепких мясных щей.

– Прекрасно, – широко заулыбался «статский советник», пожимая руку тюремному доктору Густаву Иоганну Эйхгольцу и одобрительно поглядывая на мордатого фельдшера. – У вас просто образцовая клиническая больница, коей могут позавидовать даже многие и гражданские учреждения. По возвращении в Петербург я непременно доложу об этом Совету общества и нашему председателю Медико-филантропического комитета.