Читать книгу "Десять меченосцев - Эйдзи Есикава"

— Теперь вы готовы?

Такая учтивость взбесила Агона. Стальные мускулы, как пружина, с невероятной легкостью подкинули его тело в воздух. Казалось, ноги монаха одновременно парят в воздухе и касаются пола, выписывая замысловатый рисунок, похожий на морскую рябь в лунном свете.

Мусаси не шевельнулся, по крайней мере, так казалось со стороны. Его стойка была обыкновенной — он держал меч обеими руками прямо перед собой. Рядом с могучим монахом Мусаси — менее рослый и мускулистый — казался обыкновенным человеком. Основное различие между соперниками заключалось в глазах. Глаза Мусаси были остры, как у птицы. Зрачки, налитые кровью, сверкали яркими кораллами.

Агон тряхнул головой, то ли смахивая кативший со лба пот, а может, освобождаясь от предостережений старика. Звучали ли они до сих пор в его ушах? Пытался ли он выбросить их из мыслей? Агон выглядел разъяренным. Он стремительно менял стойку, пытаясь спровоцировать Мусаси, но тот стоял недвижно.

Агон сделал выпад под душераздирающий вопль. В долю секунды Мусаси, отразив нападение, перешел в атаку.

— Что случилось? — раздалось в тишине зала.

Монахи бросились к Агону, обступив его черным кольцом. В суматохе кто-то споткнулся о копье и растянулся на полу.

Склонившийся над Агоном монах закричал:

— Лекарство! Скорее! Лекаря!

Руки и грудь монаха были в крови.

— Лекарство не поможет.

Эти слова произнес старик, появившийся у входа в зал. На лице его было ехидное выражение.

— Если бы я знал, что ему поможет лекарство, не стал бы отговаривать его от поединка. Безумец!

Никто не обращал внимания на Мусаси. Здесь ему делать было нечего, и он направился к выходу, где начал обуваться.

— Эй, ты! — окликнул его старик, шедший следом.

— Слушаю! — ответил через плечо Мусаси.

— Хочу с тобой поговорить. Иди за мной!

Старик провел Мусаси в комнату по соседству с додзё. Это была простая квадратная келья, в которой раздвигалась только одна створка фусума. Усадив Мусаси, старик сказал:

— Ты заслужил встречу с настоятелем, но он в отъезде и вернется дня через три. Хочу поздравить тебя от его имени.

— Я вам очень признателен, — ответил с поклоном Мусаси. — Я благодарен за хороший урок, преподанный у вас в храме, но я должен извиниться за печальный исход поединка.

— Никаких извинений! Обычный случай. Перед боем надо смириться с возможной смертью. Не беспокойся!

— Как чувствует себя Агон?

— Сражен наповал!

От слов старика на Мусаси повеяло ледяным холодом.

— Убит? — переспросил Мусаси, а про себя подумал, что стал виновником еще одной смерти. Его деревянный меч принес новую жертву. Мусаси, закрыв глаза, сердцем обратился к Будде, как он всегда делал в подобных случаях.

— Молодой человек!

— Слушаю вас.

— Твое имя Миямото Мусаси?

— Да.

— Кто учил тебя боевым искусствам?

— У меня не было учителя в обычном смысле слова. Отец в детстве учил меня обращаться с дубинкой. Потом я заимствовал различные приемы у самураев старшего поколения в разных провинциях. Я много путешествовал по стране, побывал в отдаленных краях. Учился я у рек и гор, которые тоже считаю своими наставниками.

— Ты правильно понимаешь дело. Но ты очень сильный. Чересчур!

Мусаси, приняв эти слова за похвалу, покраснел.

— Что вы! Я еще не совсем окреп. Всегда допускаю ошибки.

— Я о другом. Сила порой вредит тебе. Ты должен владеть собой, стать слабее.

— Что? — недоуменно спросил Мусаси.

— Помнишь, ты шел через огород, где я работал?

— Да.

— Ты отскочил в сторону, увидев меня.

— Да.

— Почему?

— Мне показалось, что вы можете мотыгой перебить мне ноги. Вы, казалось, были поглощены работой, но ваш взгляд сковал меня. В нем было что-то убийственное, словно вы нащупывали мое слабое место, чтобы поразить в него.

Старик засмеялся.

— Все наоборот! Когда ты был метрах в пятнадцати от меня, я ощутил приближение «чего-то убийственного». Это передалось мне через острие мотыги — с такой силой каждый твой шаг обнаруживает боевой дух и честолюбие. Я понял, что следует приготовиться к защите. Проходил бы мимо местный крестьянин, я остался бы обычным стариком, копающимся в грядках. Ты почувствовал во мне враждебность, но она была вызвана твоей агрессивностью.

Мусаси не ошибся, почувствовав в старике необыкновенного человека задолго до того, как они заговорили. Теперь Мусаси невольно воспринимал старика монаха как своего учителя. Мусаси испытывал к согбенному старцу глубокое почтение.

— Спасибо за ваш урок. Могу ли я узнать ваше имя и ваш пост в этом храме?

— Я не из храма Ходзоин. Я настоятель храма Одзоин. Зовут меня Никкан.

— Благодарю вас.

— Я старинный друг Инъэя. Когда он начал изучать копье, я присоединился к его занятиям. Позднее, многое переосмыслив, я не прикасаюсь к оружию.

— Инсун, теперешний настоятель храма Ходзоин, — ваш ученик?

— Можно и так считать. Священнослужители не должны прибегать к оружию. По-моему, прискорбно, что Ходзоин теперь знаменит своим боевым искусством, а не ревностным служением Будде. Многие, однако, считали забвение стиля Ходзоин большой утратой, поэтому я обучил Инсуна. И никого больше.

— Не позволите ли вы остаться в вашем храме до приезда Инсуна?

— Намерен вызвать его на поединок?

— Хотелось бы не упустить возможность увидеть, как владеет копьем самый посвященный мастер.

Никкан осуждающе покачал головой.

— Пустая трата времени. Здесь нечему учиться.

— Правда?

— Ты познакомился с техникой Ходзоина в поединке с Агоном. Чего же более? Если хочешь научиться чему-то, наблюдай за мной. Смотри мне в глаза!

Никкан, расправив плечи, слегка подался головой вперед и устремил взор в Мусаси. Глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Мусаси тоже пристально вглядывался в старца. Зрачки Никкана вспыхнули коралловым пламенем, которое сменилось темной лазурью. Горящий взор привел Мусаси в смятение. Он не выдержал взгляда старика. Негромкий смех Никкана прозвучал как треск пересохшего дерева.

Никкан умерил пронзительность взгляда лишь в тот момент, когда в комнату вошел молодой монах и что-то прошептал старику на ухо.

— Принеси сюда! — приказал Никкан.

Молодой монах вернулся с подносом, на котором была круглая деревянная коробка с рисом. Никкан положил рис в чашку и подал ее Мусаси.