Читать книгу "Маршрутка - Александр Кабаков"

И попрошайка стал виден отчетливо.

Нищий подросток оказался женщиной. Неумело, одной левой рукой она прижимала к груди маленький, почти незаметный сверток. Тут же стало очевидно, что это не просто сверток, а младенец не то в одеяле, не то просто в тонкой тряпке. Женщина молчала и даже правую руку, вроде бы прежде протянутую за подаянием, опустила. Максим с усилием выгнулся, приподнял правую половину задницы с сиденья, чтобы вынуть из брючного кармана бумажник, и таким образом был вынужден слегка высунуться в открытое окно. Теперь, совсем вблизи, он мгновенно рассмотрел все подробности, которые его, как ни странно, почти не поразили. Другой бы подумал, что глюки пришли, а Максим ничего такого не подумал — может, потому, что пил он в последнее время немного и насчет дури вообще всегда воздерживался, как-то не понимал кайфа, может, и по какой-нибудь другой причине, неизвестно. Как бы то ни было, но, увидев, что женщина стоит в одной длинной полотняной рубахе явно на голое тело и босиком в снегу, Максим только буркнул: «Не холодно, девушка?», — продолжая выцарапывать из заднего тугого кармана бумажник.

Молодая мать робко улыбнулась и тихо ответила что-то на неизвестном, конечно, благотворителю языке, отчасти напомнившем сплошными согласными быстрые разговоры между собой приезжих работяг, незаслуженно называемых талибами, которых он нанимал летом для текущего ремонта в офисе. Да и лицом она была похожа на этих несчастных: смуглая, но не дочерна, тонконосая, с не то что грустным, но слишком, по нашим городским меркам, мирным выражением очень темных и длинных, как хороший виноград, глаз. Сообразив, что слова ее непонятны, женщина всем телом, неуловимыми, но точными движениями показала, насколько ей не холодно. Максим глянул вниз и увидел, что снег вокруг маленьких женских ступней растаял до сухого асфальта.

Тут, наконец, извлекся и бумажник. Максим раскрыл его, сунул внутрь два пальца и нащупал пачку тысячных, неделю назад толстенькую, но сильно исхудавшую за праздничные дни.

Немедленно произошли несколько событий разного масштаба, но одинаково прекрасных.

Прежде всего мгновенно прекратился снегопад, будто и не было его, а на чистом небе засверкала, перекрывая всю городскую иллюминацию, граненая сталь звезд. И одна из них, невиданно крупная, взошла в самый зенит.

Одновременно младенец решительно выпростался из тонкой пелены, открылось полуобнаженное детское тело в обычных перевязочках и ямках, необъяснимо — при смуглой-то матери-брюнетке! — светлые кудри засияли вкруг гордо поднятой головы, и дитя взглянуло в глаза дарителю серьезно и строго.

В тот же миг откуда-то донесся звон — скорее всего от той церкви, что возле театра.

Максим вытащил все, до единой бумажки, деньги и протянул их женщине. При этом, будем откровенны, в голове его успела мелькнуть мысль «если что, у Ирки стрельну до завтра… нет, до послезавтра, завтра банки закрыты». Однако женщина, как и следовало ожидать, денег не взяла, и зеленые листки тихо слетели к ее босым ногам и легли у них, и уже было не разобрать, то ли бумага это, то ли мелкая листва олив.

Прижимая младенца к груди, мать повернулась и пошла, и долго была видна ее белая одежда.

И Максим ехал за нею, не замечая, что вовремя переключаются и дают ему проезд светофоры, что нет уже вообще никаких пробок, а водители никогда не вылезают на желтый, уступают друг другу дорогу и не ругают друг друга из-за закрытых стекол козлами и еще хуже. Он ехал, впереди мелькало что-то белое, но, возможно, это был уже просто снежный вихрь, ведь снег снова повалил — зима все-таки.

Ну, потом он заскочил за Ириной, которая не стала обижаться, а с пониманием выслушала рассказ о ситуации на дорогах, потом они вполне успели на вечеринку и зажигали там всю ночь, потом праздники кончились, и все пошло обычным путем.

Все деньги нашлись на своем месте, в бумажнике, только влажные. Может, туда снег попал, когда Максим гаишнику давал, будучи остановлен утром после вечеринки.

Ни друзьям, ни Ирине — она вообще такого не признает — Максим рассказывать о том, что ему привиделось во время короткого сна в пробке, не стал.

А в церкви поставил свечку, просто так, без особой просьбы к Тому, Кому ставил.

Только одно изменилось в его жизни после запомнившегося рождественского вечера — он никогда больше не произносит слово «блин».

Чего мы и всем нам желаем.

Желтый.

Еще один короткий рассказ о перекрестке

Два человека не виделись лет десять. Или пятнадцать, что в общем-то одно и то же.

Прошли эти пятнадцать лет (или десять, какая разница), и жизнь изменилась.

Один из тех, о ком тут речь, стал богатым и знаменитым. Собственно говоря, за эти десять—пятнадцать лет все стали богатыми и знаменитыми, то есть все, кто стал. А кто не стал, те и не могли ни при каком раскладе разбогатеть и прославиться, не было, значит, для этого у них необходимых данных.

Вот второй как раз и не стал. Вернее, он немного разбогател: навсегда прекратил занимать у знакомых деньги до зарплаты и купил подержанный японский автомобиль. Еще и прославился немного, так что его фамилию теперь знают человек сто, если не все триста: она есть в списке работников компании, в которой он служит, а список доступен для пользователей внутренней компьютерной сети.

В общем, эти двое уже и забыли друг о друге, если честно. У них не было никаких точек пересечения, как говорится.

А спустя эти самые не то десять, не то пятнадцать лет раздельного существования такая точка нашлась. Ею оказался светофор на том месте, где машины выезжают с площади Белорусского вокзала в сторону Лесной улицы, а другие тем временем въезжают с Ленинградского проспекта на улицу 1-я Тверская-Ямская.

Это известный перекресток, блин!

Там всегда находится какой-нибудь козел, который прется, тварь, на желтый!!

И перегораживает всем дорогу, и хорошо еще, если ему в бок, суке, не въедет никто!!!

Короче, уже все ясно. Тот, который разбогател, зажигал всю ночь в закрытом наглухо клубе. С недосыпу он теперь и выехал на середину перекрестка под желтый. Выехал в своем джипе за сто сорок тысяч долларов, марку и модель не будем даже называть, не в них дело. А тот, который рассекал в подержанном японском седане компактного класса, двигаясь в плотном потоке из дому на службу, в бок ему и впоролся, конечно.

Одним словом, большие неприятности, и никакая страховка тут ничего не решает. В том джипе одна дверь, может, больше стоит, чем весь этот седан.

Однако водители вышли и узнали друг друга. Они крепко обнялись, обрадовавшись встрече после долгих лет разлуки. Потом, не дожидаясь гаишника, медленно пересекавшего улицу от своего поста рядом со светофором, они отогнали машины к тротуару за углом и принялись беседовать о новостях, случившихся за минувшие годы. Примерно через полчаса они разъехались, обменявшись, конечно, номерами мобильных…