Читать книгу "Сверхдержава - Андрей Плеханов"

— Вас — нет, — заверил Краев. — Я, типа, на отдыхе. В данный момент я имею намерения убить пару литров пива и сожрать живьем фунт хорошей телячьей вырезки. На всякий случай предупреждаю: в вашей чумной жизни я совершенно ничего не соображаю, так как немалое количество лет провел очень далеко от чумных зон. Так что вы мне все объясняйте, упыри, если я чего понимать не буду. И без обид. Пойдет?

— Норма! — Второй парень поднял руку, составил большим и указательным пальцами кружочек, означающий о'кейное состояние дел. — Меня зовут Крюгер. Хотя на самом деле я Шихман. Обживайся, метаморф. Только поосторожнее с местной публикой. Не все свиньи в этом заведении достаточно воспитанны. Особенно вон те бузотеры, за крайним столом. Мы с ними не контактируем. И они нас не трогают. Во всяком случае, на этой неделе пока не трогали.

Крюгер, он же Шихман, был долговязым молодым человеком с большими семитскими глазами, полными розовыми губами и неожиданно аккуратным тонким носом, больше приличествующим какому-нибудь поляку, чем еврею. На подбородке Крюгера произрастала рыжая бородка — крайне маленькая, но тщательно ухоженная. Тонкие усики говорили о некотором аристократизме, не переходящем пока в полную оторванность от народных масс. Впечатление о элитарности усиливал черный широкий галстук с блестящими звездочками и идеально белый воротничок с вертикально стоящими треугольными концами. Правда, насколько успел заметить Краев, ниже воротника не наблюдалось никакой рубашки — сиреневый смокинг Крюгера был надет прямо на голое тело, и рукава его были грубо обрезаны ножницами чуть ниже локтей. Приятнее же всего было наблюдать прическу молодого джентльмена — он единственный из присутствующих здесь сохранил полный комплект волос. Волосы его были обильно смазаны бриолином и зачесаны назад, образовывая сияющую в полумраке черную гладкую полусферу.

К столу подошла хорошенькая ведьмочка-официантка, круглый задок ее выписывал на ходу сложную траекторию. Краев даже хотел было шлепнуть по ягодице, обтянутой чем-то сине-блестящим, но бросил взгляд на Лизу и передумал. Не стоило перебарщивать с вхождением в новую роль. Краев решил быть сдержанным и даже немножко суровым. Он внимательно ознакомился с меню, деликатно осведомился у Лизы, какие блюда прекрасная леди предпочитает отведать в этот превосходный вечер, корректно и точно сделал заказ, назвав официантку «лапочкой». И поймал на себе взгляды компании — внимательные и в то же время одобрительные.

Неплохо. Совсем неплохо, сэр. Главное — не ужраться с отвычки, сэр. Не упасть носом в салат, сэр.

Некоторые затруднения возникли при выборе напитков. В официальном меню значились и водка, и бренди, и мартини, и все, что угодно. Но стоила эта официальная роскошь непомерно дорого — еще дороже, чем в Москве. В папке меню присутствовал также листочек, написанный от руки и озаглавленный: «Чумное пойло». Цены здесь были гораздо меньше. Но разобраться в названиях было совершенно невозможно. Что, например, мог представлять собой коктейль «Святая отрыжка»? Или напитки с названиями «Радость утопленника» или «Поймай свой столб»? Единственным более или менее знакомым словом было «мескатоник». Краев уже слышал его от Пети Стороженко.

— Может, мескатоника взять? — шепнул он Лизе.

— Ну уж сразу и мескатоника?! — Лиза тоже шептала, и теплые ее губы приятно дотрагивались до уха Краева. — Мескатоник натощак — это труба! Не кайф, а чистые кошмары. Надо поесть сперва как следует и чтоб музыку включили! Сперва разогреться надо. Бери «Взлетную полосу». Для начала самое то будет.

— А что это такое?

— Да так, синтетика, конечно. «Чумное пойло» — это всегда синтетика. Но «Взлетная полоса» — штука хорошая. Немножко водки. Газированная вода. Эмульгатор, чтоб по желудку не било. Ароматизатор типа «Кампари». Ну и немножко ускорителя. Совсем немножко.

— Ускорителя? Это еще что за фигня?

— Увидишь. Нормально, бери.

— Семь «Взлетных полос», — сказал Краев. — На всю компанию. Возражений нет?

— Мне не надо. — Крепыш Чингис махнул рукой. — Извини, метаморф. Мне не бери.

— Почему?

— Потому! — Лиза дернула Николая за руку. — Чего ждешь? — цыкнула она на официантку, уставившуюся на Краева, как на инопланетянина. — Заказ приняла? Иди! И быстро! Кишки уже к позвоночнику прилипли!

Официантка фыркнула, дернула плечом и удалилась к стойке.

— Я не пью. Вообще не пью, — миролюбиво сказал Чингис. — У меня режим. Я спортсмен.

— Спортсмен? — Краев заинтересовался. — А в чумных зонах есть спортсмены?

— Есть.

— Но вы же даже на соревнования выехать никуда не можете!

— А нам и не нужны соревнования. — Чингис положил огромные руки на стол. — У нас тут такие соревнования происходят… Почище чемпионатов мира. И чуть ли не каждую неделю.

Чингис кивнул в сторону стола бузотеров, о которых только что неодобрительно отзывался Крюгер. Краев глядел на его кулаки и понимал, о каких «соревнованиях» говорит Чингис. Костяшки его рук были увенчаны серыми сухими мозолями, набитыми тысячами ударов. Наличествовало и несколько свежих ссадин, свидетельствующих, что хозяин регулярно находит своим кулакам применение.

Официантка принесла поднос, выгрузила с него шесть стаканов с коктейлем. Шваркнула перед Николаем и прекрасной дамой Лизой железные тарелки с внушительными отбивными, напоминающими ленч неандертальца. И гордо удалилась, выражая презрение всеми частями своего округлого тела.

— Ничего не понимаю. — Краев сделал первый осторожный глоток неизвестной ему химической жидкости. У нее был довольно оригинальный вкус, пузырьки углекислого газа приятно щекотали горло… — Ни черта я не понимаю. У нас в четвертой зоне были совсем другие порядки. Народ там, конечно, суровый собрался, но вот чтоб морды друг другу бить… Такого не было никогда! Вы чего тут поделить не можете, у себя в городе? Все чумники — братья! Как же вы так? За что же вы друг друга?

— Все очень просто, — сказал Крюгер. — Чумники разные бывают. Есть интеллектуалы, есть трудяги. Есть добряки художники и слегка сдвинутые по фазе скульпторы. Почему-то так получилось, что большинство неиммунных — это люди с высоким интеллектом, склонные к индивидуализму. Так уж получилось. Не берет нас почему-то прививка, не становимся мы правильными и воспитанными.

— Ребятки… — воскликнул Краев почти с умилением, взволнованно провел рукою по шевелюре, но обнаружил, что оная отсутствует, замененная авангардным гребнем. Впрочем, это не охладило его неоромантического пыла, уже подогретого странным напитком. — Ребятки! Вы сами не представляете, какие вы чудесные! Я сам чумник, но общаться мне приходилось исключительно с теми, кого вы называете «правильными». Так вот, поверьте, они — намного хуже вас…

— Дело не в «правильных», — горько произнес Крюгер, морщины обрисовались в уголках его рта, и Краев увидел вдруг, что не так уж его собеседник юн — пожалуй, не меньше тридцати пяти лет. — Дело в чуме. И в самих чумниках. Да, мы — интеллектуалы. Да, мы — художественные натуры. Но ты сам понимаешь, что умные индивидуалисты встречаются не только среди хороших людей… Дерьма хватает и здесь. Хватает с избытком. Все изменилось. Еще три года назад чумное сообщество было более или менее единым. Мы были сплочены общей бедой. И общей верой в то, что от нашей беды придет избавление. Мы вместе строили этот город — нам было чем заняться. А теперь наше общество раскололось. Надежда на то, что нам удастся выбраться из своих чумных карантинов, слабеет с каждым годом, с каждым месяцем. Благополучие? Ты сам видишь, что у нас есть все, чего мы пожелаем. Многие люди из других стран позавидовали бы нашему уровню жизни. А нам — надоело! Мы тупеем от этой бессмысленной роскоши. Чумников просто не существует для остального мира! Нас нет! Нет таких, понимаешь? Никто не знает о нас! Ненависть копится в чумниках. Ненависть друг к другу, потому что мы никого, кроме друг друга, не видим! Некоторые, такие, как Салем, пытаются сдержать эту тягу к самоуничтожению. А эти… — Крюгер махнул рукой в сторону крайнего стола. — Этим уже на все наплевать. Они ненавидят всех. Они теряют разум. Они называют себя животрупами. Живыми трупами. И это действительно так. На нормальных живых людей они мало похожи.