Читать книгу "Большая охота - Андрей Мартьянов"

– Человек предполагает, Бог располагает, – учтиво поклонился бродяга. – Миледи умна. Что же тогда желает послушать миледи?..

– Вот вместо того, чтобы пугать нас своими небылицами и строить глазки этой рыжей чертовке, растолковал бы просто и понятно, кто ты сам такой будешь. Мы тут о тебе столько всего наслушались, что уж и запутались – чему верить, чему нет, – внезапно бухнул Мак-Лауд и, похоже, сам несколько струхнул от вырвавшихся слов.

Лоррейн не высказал ни удивления, ни возмущения подобной просьбой, только задумчиво склонил голову набок.

– Я не знаю, – спокойно ответил он. – Забыл. Помню только, что уже говорил о себе – много раз, у многих костров и во многих домах. Меня слушали, иногда сочувствовали, иногда не верили. Потом люди уходили, а я оставался. Иногда я думаю – может, правы те, кто называет меня сумасшедшим? Может, я все выдумал или мне это кажется? Но я помню, как мои знакомцы рождались на свет, росли, взрослели, заводили собственных детей и умирали – а я оставался прежним. Помню эту дорогу людной и оживленной. Помню теперешние города с другими именами, леса на месте нынешних столиц. Не помню только, были ли у меня родители? Дом? Может, моя жизнь – это проклятие? Дар свыше? Наказание за проступок, совершенный в прошлом? А может, испытание, которое я должен пройти и получить награду? Раньше я постоянно размышлял об этом, потом перестал. Я просто живу. День за днем, смотря, как лето сменяется осенью, а осень – зимой. Мне нравится этот край. Иногда мне верится – я в ответе за него. Я пытаюсь вмешаться, но из этого редко что получается. Порой я вижу нити, соединяющие людей, вижу гобелен будущего, сотканный из этих нитей, и зияющие прорехи, оставленные в нем. Мне бы хотелось их залатать, но я не знаю способа. Кажется, знал раньше, но потом забыл. Люди говорят: я предвещаю беду. Мне бы и хотелось поведать им что-нибудь хорошее, да только я не вижу его…

– Тяжко быть провидцем, – вполне искренне посочувствовал шотландец. – Никто не понимает и не ценит, зато все настойчиво требуют ответов.

– Я не провидец, – сделал отрицательный жест Лоррейн. – Я… Я просто позабыл, кто я такой и зачем здесь. Но вы спрашивайте, если хотите. Когда меня спрашивают, я иногда что-то вспоминаю.

– Зачем ты сказал нам в Муассаке эти странные слова, как их… lapis exillis? – решился задать вопрос Гай. – А потом приходил в Ренн и пел о погибшем городе Альби?..

– Потому что Альби скоро умрет, – убежденно заявил Лоррейн. – И не только он. Падут Тулуза, Каркассон, Нарбон, все замки и города. Мой цветущий край станет пустыней. Я вижу это – столь ясно, как люди видят приближающуюся грозу или начинающийся шторм, хочу помешать, но…

– Но не знаешь, как, – завершила фразу Изабель. Бродячий певец сокрушенно развел руками:

– Верно, не знаю. Мне показалось, вы сможете мне помочь. Вас сюда никто не звал, вы оказались в наших землях по совершенной случайности – как горсть песчинок в жерновах. Или вас размелет в прах, или жернов остановится.

«Кое-кто уже называл нас песком, угодившим во внутренность мельницы, – припомнил англичанин. – И этот туда же… Интересно, они знакомы друг с другом – Лоррейн и мессир де Гонтар? Враждуют они или соблюдают некое перемирие? Как вообще доброму христианину дoлжно относиться к такому созданию, как Лоррейн? Считать ли его Господним творением – весьма своеобразным, но творением? Или он – некий уцелевший пережиток темных языческих веков, который необходимо стереть с лика земли? Почему в жизни все настолько сложно?»

Поразмыслив, сэр Гисборн успокоил себя здравым соображением: сколько раз он слышал от священников, якобы все в мире творится по воле Господней? Раз Лоррейн живет на этой земле, значит, Господу это угодно. С другой стороны, терпит же Всевышний существование таких чудовищ, как Рамон де Транкавель… или де Гонтар. Кстати, вот и подходящий случай спросить:

– Лоррейн, а ты знаешь такого… э-э… человека – де Гонтара?

Лоррейн помолчал, прежде чем ответить любопытствующему Гаю. Когда же бродяга заговорил, его речь, прежде лившаяся гладко и легко, стала скованной и медленной:

– Знаю. Он… Наверное, я должен считать его своим врагом, но в чем причина нашей вражды?.. Я редко приношу в мир что-нибудь хорошее, но и он – тоже. Там, где он появляется, людские души становятся похожими на отравленные колодцы – вода есть, а пить ее нельзя… Он не пускает меня в Ренн, и я пробираюсь туда тайком, а ведь когда-то… Когда-то Ренн был моим домом, моей защитой и опорой – или я обманываю себя?.. – хрипловатый голос упал до еле различимого шепота. – Он осквернил надежду, доверенную мне, а я не смог ему помешать…

– Доверенную кем? – немедля встряла мистрисс Уэстмор, но вразумительного ответа не получила – Лоррейн вновь склонился над замолчавшей виолой, бросив в ночь обрывок неоконченной мелодии.

Там на площадях и монах, и вор

Из единой братины пьют вино,

Там с душою плоть развязали спор,

Там любовь с аскезой слились в одно.

Затканный гербами, струится шелк —

Золоченый крест и червленый лев;

Там вернее клятв и закона – долг,

Там Господь любимей, чем лица дев.

В железе оков и в неволе плена

Пред нею одной склоняю колена —

Terra Mea…

Там ковалась вера моя, как сталь,

Там моя земля – терра Провансаль…

– Какова она, твоя вера? – заговорил в наступившей тишине Дугал. – Ты христианин? Или этот… как их там называл Франческо – из отступников со своей особой религией? Ты не бойся, мы никому не скажем – слово даю. А не хочешь – не отвечай.

– Я и не боюсь. Просто как-то не задумывался об этом, – легкомысленно пожал плечами Лоррейн. – Я хожу в церковь, когда там случаются большие праздники – на Рождество, в Троицын день. Порой меня прогоняют, порой разрешают остаться. Я знаю молитвы – на языке Рима и на здешнем наречии. Правда, никогда не исповедуюсь. Не могу понять, какой из моих поступков есть грех, а какой – нет. Достаточно этого, чтобы считаться христианином, как думаешь?

– Понятия не имею, ибо давно пребываю закоренелым грешником – по собственному выбору и желанию, – ответствовал шотландец и поднялся с бревна. – Вы, ежели хотите, сидите дальше, а с меня довольно умных разговоров ни о чем. Завтра Сабортеза опять погонит нас в путь ни свет, ни заря. Лоррейн, далеко еще до этих ваших болот?

– Завтра днем вы их увидите, – посулил бродяга и в задумчивости протянул: – Почему-то мне кажется, что вы очень скоро наткнетесь на своего ускользающего беглеца… которого прямо-таки преследуют неприятности. Изрядные неприятности, должен заметить.

Лоррейн загадочно и не без самодовольства ухмыльнулся, погладив виолу по выпуклому боку.

– А погоня? – как всегда, насущные вопросы занимали Изабель более прочих.

– Близится, – прислушавшись к посвисту ветра и тявканью лисиц в холмах, заявил певец. – И даже быстрее, чем я ожидал. Но мы улизнем от них. Непременно улизнем.