Читать книгу "Смежный сектор - Андрей Ливадный"

Истина вызвала у Андрея протестующую реакцию Исчезли иллюзии, сами собой отпали вопросы, еще вчера казавшиеся ему неразрешимыми загадками. Мир — это всего лишь наполовину разрушенный корабль, на борту которого после Внешней Атаки чудом сохранилась жизнь, и вот они, представители этой самой жизни, теперь барахтаются на искалеченных палубах не в силах ни жить, ни вернуть утраченное…

Смысл жизни.

Он горько усмехнулся своим мыслям, и Ван Хеллен, краем глаза поймавший эту усмешку, вдруг ощутил озноб

Для него записи с информационных кристаллов казались злой выходкой таинственных автоматических систем, каким-то неправильным, нереальным продолжением смутных мифов, но Лозин, видно, думал иначе — он, несомненно, понимал ускользающую от Доминика истину.

Между ними тоже лежала пропасть.

Репликанты, лишенные большинства предрассудков, были восприимчивы ко всему новому, он же закоснел в собственных предубеждениях, не принимая на веру слова.

Что ему до далекой Земли, до смены названий, когда, куда ни глянь, — везде пропасть и на поверку есть лишь один надежный, никогда не предававший друг — холодный, равнодушный ко всему ИПК, что лежал на коленях в ожидании своего часа…

…В этот миг за стеной внезапно раздался вибрирующий гул, и секунду спустя внутренняя переборка пришла в движение, начиная подниматься вверх.

Вот и свершилось, — подумал Ван Хеллен, падая на пол, чтобы открыть огонь в расширяющуюся снизу щель.

Сзади, за его спиной отчетливо и сухо щелкнули два автоматных затвора, но Доминик не успел оглянуться, чтобы узнать, кто из ребят не взял в руки оружие: в расширяющийся зазор внезапно и стремительно ворвался Чужой, — казалось, что ксеноморфа кто-то швырнул вдоль пола короткого тамбура…

Доминик встретил его очередью.

Переборка продолжала движение, открывая взгляду ожидаемую, но не ставшую от этого менее жуткой картину: все обозримое пространство шевелилось.

ИПК Ван Хеллена захлебнулся длинной очередью, поверх его головы били еще два автомата, и только четвертый упорно молчат.

Наверное, Зигель… — промелькнула в голове Доминика мысль. — Либо вновь потерял сознание, либо боится попасть в меня из-за неудобной позы…

Он ошибался.

Не стрелял Лозин.

В тот момент, когда начала подниматься переборка, Андрей стоял подле связанного ксенобианина, который по всем признакам впал в кому.

Первые выстрелы вырвали разум из порочного круга безысходных мыслей — с визгливым рикошетом пуль и хрустом ломающих пластик игл вернулось безудержное, инстинктивное желание жить, дышать, видеть, и он вдруг начал бить ксенобианина по лицу, ладонью, наотмашь…

Глухие шлепки безболезненных для Чужого пощечин сопровождались яростным шипением — в состоянии полного аффекта Андрей вдруг вспомнил труднопроизносимые фонемы ксенобианского языка, которые с легкостью воспроизводил маленький Лозин:

Пощелкай, дядя Дрог!..

Пощелкай же, сволочь, очнись!

Чужой дернулся от очередной пощечины и вдруг замотал головой, приходя в сознание.

Переборка уже поднялась на половину своего хода, и ровно на такую высоту выросла баррикада из изрешеченных пулями чуждых тел.

Ван Хеллен, извернувшись, достал последнюю гранату.

Осколочная.

Не жить вам, твари.

Так получилось, что Постышев и Зигель одновременно начали менять опустевшие магазины ИПК, и в зале компьютерного центра на несколько секунд наступила тишина…

Сразу с десяток ксенобианских бойцов одновременно перепрыгнули через баррикаду тел, приземляясь на тонкие, кажущиеся хрупкими конечности.

Ну, вот и все.

Палец Доминика поставил гранату на сенсор, Ван Хеллен начал привставать с пола с таким расчетом, чтобы осколки от гранатного взрыва не ударили внутрь помещения — их примет он сам…

Резкий шипяще-щебечущий звук раздался в неестественной тиши, он прозвучал неожиданнее и громче, чем выстрел или разрыв гранаты.

Бойцовские особи Чужих внезапно застыли, будто кто-то щелкнул выключателем, превратив их в манекены.

Рука Ван Хеллена не завершила короткий замах — стоя на одном колене, он обернулся через плечо и увидел Лозина, поддерживающего за плечи разумного ксеноморфа, а тот, захлебываясь, продолжал издавать резкие повелительные звуки…

Боевые особи, неподвижно стоявшие в нескольких метрах от Доминика, внезапно повернулись и неторопливо полезли назад, перебираясь через выросшую в течение одной минуты баррикаду.

Андрей отпустил ксенобианина, достал нож и перерезал веревки, стягивающие запястья Чужого.

Потом сел на пол и застыл, зажав ладонями пульсирующие виски.

Палец Ван Хеллена начал неметь на сенсоре гранаты.

— Войны не будет, командир… — просипел надсаженным горлом Андрей.

Доминик несколько секунд смотрел то на него, то на неестественно выпрямившегося ксенобианина, а затем, молча поднявшись с колена, ногой отвалил к стене тела чужаков, освобождая узкий проход. Боком протиснувшись в него, он вышел в тамбур, затем на широкую лестничную площадку, покрытую копотью отбушевавшего здесь пожара.

Вокруг стояли десятки ксенобианских бойцов, но никто из них даже не повернул головы в сторону человека.

Выглянув в разбитое панорамное окно, Ван Хеллен размахнулся и швырнул гранату подальше от здания.

…

Где-то на улице бухнул взрыв.

Андрей словно очнулся от этого звука.

Медленно опустив руки, он посмотрел на ксенобианина.

— Тебя тоже зовут Дрог? — хрипло спросил он, уже не напрягаясь от звуков чуждой речи, что выходили из першащего, пересохшего горла.

Чужой кивнул, совсем как человек, и ответил загадочно:

— Мои предки помнят тебя.

* * *

Смежный сектор…

Он выглядел совершенно иначе, чем несколько суток назад.

Нет, не изменились его просторы, все так же укутывала горизонт сиреневая дымка, срывалась мелкая морось дождя с прячущихся за туманными испарениями сводов, чернел мертвый ксенобианский лес, робко пробивалась зелень молодых кустарников и деревьев, принадлежащих флоре далекой Земли, но впервые за не выясненное пока количество лет люди и Чужие шли по аллее, пусть обособленными группами, но вместе.

Неизвестно, какие чувства владели ксеноморфами, но для четверых бойцов группы привычный мир выглядел иначе, словно окружающая их действительность трансформировалась, приобрела не иные краски, но другую тональность.

Пусть не исчезла враждебность и настороженность, но в глубине быстро огрубевших душ в эти часы появился робкий лучик надежды.