Читать книгу "Цепные псы церкви - Ричард Ли"

«Группа людей не может просто так собраться вместе, прочитать Новый Завет и сказать: «Теперь мы Церковь, поскольку Господь присутствует там, где двое или трое собрались во имя его».

Одной только веры для Ратцингера недостаточно. Кроме нее должна быть организация, структура, иерархия:

«Церковь подлинно присутствует во всех законно организованных местных группах верующих, которые, в той мере, в какой они едины со своими пасторами, называются церквями».

Само собой разумеется, конечно, что «законно организованные» в данном контексте означает созданные и направляемые Римом. Для верующих быть «едиными со своими пасторами» означает принятие причастия от священнослужителя авторизованной и правильной линии апостолической преемственности – священника, который был рукоположен епископом, пребывающим в согласии с апостолической линией наследования, идущей, согласно доктрине, от святого Петра. Святые Дары Церкви обладают легитимностью для Ратцингера в силу того, что передаются из рук в руки сквозь историю. Если эта цепочка прервана, то евхаристия более недействительна. То, что эта линия наследования в действительности часто прерывалась – а нередко также ломалась и искажалась, – для Ратцингера несущественно.

«Церковь – это не то, что можно создать, а только то, что можно получить оттуда, где она уже есть и где она подлинно есть – от священной общины тела (Христова), которая проходит сквозь историю».

Вследствие этого в концепции Церкви Ратцингера не может быть места какому-либо индивидуальному переживанию сверхчувственного, какому-либо мистическому опыту или личному откровению. Действительно, Ратцингер заявляет недвусмысленно:

«Откровение закончилось с Иисусом Христом».

И далее:

«Откровение» завершено, но толкование, проясняющее его смысл, нет».

Толкование, разумеется, является исключительной прерогативой Церкви. Воспрещается пытаться дать свое толкование. Возбраняется думать. Нужно просто принимать толкование, предлагаемое теми, кто уполномочен это делать.

В этом убеждении коренится нетерпимость Ратцингера к критике или инакомыслию. «Даже в представлениях некоторых теологов, – с возмущением и скепсисом сетует он, – Церковь будто бы является человеческим сооружением». Он умудряется забыть, что Церковь в том виде, в каком она существует сегодня и существовала на протяжении истории, действительно является человеческим сооружением. Умудряется забыть, к примеру, что Никейский собор в 325 году н.э. проголосовал за Божественность Иисуса большинством голосов – 217 против 3. Что за непогрешимость папы проголосовали в 1870 году – всего 535 иерархов из 1084 клириков, обладавших правом голоса. Безмятежно предав забвению эти факты, Ратцингер подчеркивает, что «власть не основывается на большинстве голосов». Она существует исключительно «властью Христа» – который сам никогда и не думал создавать Церковь, не говоря уже о догматах Рима. Без какого-либо намека на иронию Ратцингер настаивает, что «истина не может создаваться через голосования». Церковь даже не делает вид, что стремится к демократии. «В вопросах веры и морали нельзя руководствоваться решением большинства». На самом деле «даже экуменические соборы могут принимать решения по вопросам веры и морали только при условии нравственного единодушия, поскольку нельзя учредить истину путем решения, ее можно только признать и принять». С типичной софистичностью Ратцингер использует риторику для затемнения ключевых моментов. «Мы грешим, – заявляет он, – но Церковь, носитель веры, не грешит». Он не поясняет, как Церковь может оставаться безгрешной, проводя в жизнь решения грешных людей, которые их принимают. Неясно также, признает ли он, что Церковь, пусть и не способная грешить, может по крайней мере ошибаться, – впрочем, недавняя реабилитация таких исторических фигур, как Галилей, внушает мысль о готовности, хотя и неохотно, идти на подобную уступку. В таком случае может статься, что сотни тысяч тех, чьи тела были принудительно пожертвованы во имя предполагаемого спасения их души, будут сочтены всего лишь ошибкой или оплошностью.

Совершенно очевидно и широко признано, что Церковь выживала в трудные для нее моменты истории только благодаря готовности, пусть и дававшейся с трудом, меняться и приспосабливаться к новым условиям. Только путем трансформации своих институтов, своей политики, своих учений, своего отношения к каждому новому поколению, к каждому новому веку она смогла просуществовать такой период времени и дожить до наших дней. Полностью игнорируя с высоты своего величия этот очевидный и простой факт, Ратцингер утверждает, что католическая доктрина в ее нынешнем виде «является вверенным нам посланием, и мы не имеем никакого права перестраивать ее по своему желанию или менять». Поэтому он не видит никакой пользы в экуменизме:

«Мы должны остерегаться неразборчивого экуменизма, который способен привести католические харизматические группы к потере своего истинного облика и, во имя «духа»… некритически связать их с формами пятидесятничества[65]некатолического происхождения».

Ратцингер упорно запрещает католикам причащаться в каких-либо других христианских церквях:

«Католическое вероисповедание состоит в том, что без апостолической преемственности нет подлинных священнослужителей, а значит, не может быть никакой священной евхаристии как таковой».

Если кардинал питает враждебность к другим христианским конфессиям, то он положительно встревожен распространением интереса к другим религиям и другим сферам духовного познания. Эту тревогу он озвучил в интервью, в котором с негодованием заявил:

«Посетив католический книжный магазин… я заметил, что духовные трактаты прошлого заменены на многочисленные руководства по психоанализу… Во многих домах верующих людей (как мужчин, так и женщин) крест подчас уступает свое место символам восточных религиозных традиций. В некоторых местах на смену прежнему благочестию пришли увлечения йогой или дзен-буддизмом».

В том же духе Ратцингер сетует на «чрезмерный сдвиг акцента в сторону нехристианских религий», которые он характеризует как «царства страха и несвободы», как будто Церковь никогда не насаждала ни того ни другого. Согласно уходящим в Средневековье догматическим представлениям кардинала, в подлунном царстве Бога нет места иудаизму, исламу, индуизму, буддизму или другим подобным религиям. Есть только Церковь Рима, единственное истинное живое воплощение Бога. Все остальное либо неведение – состояние «пребывающего во мраке язычника» других вероисповеданий, – либо ересь. В современном каноническом праве ересь, по-прежнему рассматривающаяся как источник зла, определяется как «упорное отрицание или оспаривание, после крещения, истины, которую должна исповедовать божественная католическая вера». В этом смысле все формы протестантизма следовало бы квалифицировать как ересь. Для сегодняшних католиков, по убеждению Ратцингера, одной из самых насущных задач является сдерживание наступления разбушевавшегося современного мира. В августе 1984 года в беседе с журналистом он заявил: