Читать книгу "Элианна, подарок Бога - Эдуард Тополь"

— Конечно, отдам, — легко согласилась Вера. — Мы же теперь партнеры.

— Что?! — изумился он. — No way! I’m an honest man! (Ни за что! Я честный человек!)

— Был, — усмехнулась Вера, закрыв глаза и начиная, как опытная наездница, легонько раскачиваться перед тем, как пуститься вскачь. — Но если ты получаешь половину моей добычи, то становишься моим партнером. Это тебе любой судья скажет и даже твой дедушка Хаим, пусть ему будет покой на небе.

— А как ты докажешь? — спросил он, сдерживая ее за бедра своими огромными ручищами. — Запишешь на магнитофон?

— Я уже записала, — засмеялась она и, откинув голову, пустилась вскачь таким галопом, что Стенли застонал от блаженства, так и не поняв — она пошутила или действительно пишет на скрытый магнитофон все, что сейчас происходит.

* * *

— Вот и все, что я хотела рассказать о наших брайтонских Бонни и Клайде, — сказала мне Роза Яровая. — Хотя нет, ты видишь тот корабль на горизонте? Это «Квин Элизабет» — тот самый лайнер, на котором Вера и Стенли уехали в свой медовый круиз в Европу. А когда вернулись, то ради старика Бронштейна, отца Стенли, сыграли в Бостоне свадьбу с хупой и всем остальным, что полагается по закону. Теперь у них уже трое детей, и все они спят сейчас у меня внизу, на первом этаже, и останутся у меня еще на неделю, потому что Вера и Стенли снова уехали в круиз, где, я уверена, сделают себе еще ребеночка. А с аферами они завязали, и потому никакой Грант никогда о них не напишет. Теперь они честные бизнесмены, им принадлежат прачечная и два магазина, но какие, я тебе, конечно, не скажу. Вы уже знаете достаточно, чтобы рассказать по вашему радио про легендарную дочку моей подруги Цецилии, она была очень скромной и тихой женщиной, пусть ей будет покой на том свете. Только имей в виду, что, я, конечно, изменила все имена и фамилии. Зачем вам знать настоящие имена? Мы же в свободной стране, тут каждый может взять себе любое имя и записаться кем угодно — хоть самим Станиславом Говорухиным или даже Леночкой Соловей. Да, и последнее… — Роза прислушалась к детским голосам, прозвучавшим под нами на первом этаже ее маленького брайтонского домика. — Они проснулись, мне пора идти. Так вот, последнее. Это важно. Конечно, как написали Жора и Аркадий Вайнеры, я редактировала их книги в «Молодой гвардии»: «Вор должен сидеть в тюрьме». Но ведь для скромного человека судьба из каждого правила может сделать маленькое исключение. Просто нужно знать меру, вот и все, что я хочу сказать вашим радиослушателям, пусть ваши передачи принесут им удачу.

И, повернувшись к лестнице на первый этаж, Роза крикнула в полный голос:

— Иду, дети, уже иду!

37

Впервые в жизни, лежа с голой женщиной, я говорил о бизнесе.

— Ты понимаешь, что ваш «Титаник» тонет? — сказала она.

— Эли, почему «ваш»? Разве ты не с нами?

— Не финти. Ты знаешь, что я имею в виду.

— Хорошо, что «Новый американец» лопнул. А то бы ты скоро начала говорить матом.

— «Новый американец» лопнул из-за нищеты хозяев. А у вас были такие деньги! Сто пятьдесят тысяч баксов!

— Нет, «Американец» лопнул, потому что Довлатов и компания делали газету для себя, питерских эстетов. А мы делаем радио для всех и переводим лучшее американское телевидение. Это не может провалиться.

— Не может, если бы нас слышали. А вы… Вместо того чтобы сразу выбросить эти сраные тайваньские приемники и заказать новые тут, в Америке, Давид и Марк тратят деньги на дурные антенны и домофоны, которые тоже ни хрена не работают!

— Эли, watch your language! (Следи за своим языком!)

— It’s o’kay. You better watch your life! (Ничего. Ты лучше береги свою жизнь!) Ты знаешь, с кем они тебя завтра сводят?

— С Хулио Родригесом. Он бруклинский бизнесмен, хочет вложить деньги в наше радио.

— Ага, он такой бизнесмен, как я британская королева.

— А кто он?

— Итальянская мафия, вот кто!

— С чего ты взяла?

— С того. Три года назад мой отец отмазал его от тюрьмы. Даже если он даст вам деньги… Ты же сам написал про Сильвио Маретти — сначала они входят младшим партнером, а потом отжимают весь бизнес.

Я озадаченно замолк. Родригес был пятым и, возможно, последним потенциальным инвестором, который мог спасти нашу станцию. А до него у нас побывали два бизнесмена из Филадельфии, один из Бостона и Миша Ледогостер, мой приятель еще по нищей эмигрантской жизни в Италии, а теперь хозяин бруклинской страховой компании. Но, несмотря на все золотые перспективы нашего процветания и роста от побережья до побережья, все они, ознакомившись с нашей бухгалтерией и, главное, с инженерией, тут же исчезали. Потому мы с Эли уже пятую неделю не получаем зарплату, и через неделю нас просто выбросят из отеля.

Но одно дело, когда грубую правду ты говоришь сам себе, а другое, когда то же самое тебе говорит любимая женщина. Да еще в постели! Я лежал, закинув руки за голову, и не знал, как быть. Нет, тридцать тысяч долларов, выброшенные Палмером на тайваньские приемники, не были тем айсбергом, который мог потопить наш корабль. Как сказал Седых, люди делают ошибки. Просто нужно вовремя их исправлять, а не усугублять негодными средствами. Но даже понимая ситуацию, могу ли я бросить нашу станцию? Ведь это я ее построил! И пусть я не хозяин и не владелец этого корабля (люди делают ошибки!), но я тут капитан, и это я собрал нашу команду — как я могу это бросить? Нет, наш «Титаник» не тонет — еще можно найти деньги и залатать пробоину…

Я повернулся к Эли и обнял ее.

Но если раньше я улетал в секс так, как летчик, кайфуя, взлетает круто вверх и уходит в фигуры высшего пилотажа, то теперь я нырнул в него, стараясь спастись от реалий своего бытия.

Однако и при полном погружении мозги не отключались, и где-то рядом появилось сознание того, что я вообще не то делаю и не ради этой радиостанции эмигрировал из СССР.

38

«Да будь я хоть негром преклонных годов…»

Да будь я и Френсисом Коппола, постановщиком великого «Крестного отца», я бы для сцены нашей встречи с представителем мафии не нашел лучшего интерьера.

Это была затрапезная бруклинская пиццерия без окон и со столиками, застеленными полиэтиленом. Поскольку встреча была назначена на двенадцать дня, посетителей, кроме нас четверых, не было, мы сели в конце пустого зала, освещенного лампами дневного света. Официант принес каждому по кофе американо и одну большую пиццу на всех. Родригес был в черном костюме, при галстуке и белой рубашке. Это был крепкий квадратноплечий испанец, но если бы мне пришлось снимать эту сцену в кино, то на роль Родригеса я бы взял Дензела Вашингтона — такое у них внешнее сходство.

Палмер и Карганов нервничали, я тоже. Но мой никудышный английский позволял мне молчать, а ребята на нервной почве заливались настоящими соловьями. Оба, надо отдать им должное, свободно говорили по-английски, особенно Палмер. Козыряя «Нью Йорк Таймс», «Нью Йорк Пост» и другими американскими газетами, сообщавшими о нашей радиостанции, он расписывал радужные перспективы пополнения русскоязычной «комьюнити» за счет ежегодного прибытия от пятидесяти до ста тысяч советских эмигрантов, то бишь наших слушателей. Уже сейчас, говорил он, мы имеем десять тысяч подписчиков в Бруклине и Квинсе, готовых ежемесячно платить по двадцать долларов за наше радио и перевод американских телепрограмм. А это двести тысяч долларов в месяц — just to start with, только для начала. Затем мы расширим свое вещание на Лонг-айленд, Нью-Джерси и Коннектикут. Потом нас будут транслировать в Филадельфии, Бостоне и Цинциннати, после чего мы откроем такое же радио в Лос-Анджелесе и Сан-Франциско.