Читать книгу "Детство Левы - Борис Минаев"

— Ну? — притворно-хмуро спрашивал папа.

— Внутренний заём!

Мама начинала хохотать и бегать по квартире. Папа за ней.

Удивительное, скажу вам, ощущение — когда два таких больших человека бегают по квартире. Страх и ужас. И в то же время весело. Но случалось это, конечно, крайне редко. И кончалось всегда одинаково: меня отсылали в другую комнату.

Хотя ничего особенно сверхинтересного я лично на голове у папы не наблюдал. Умеренная такая лысистость. Типа — как у меня сейчас.

А мама не только подолгу стояла, но и подолгу сидела перед этим трюмо.

Стоя, она рассматривала себя в платье или в пальто, особенно в новом. Сидя — украшала лицо.

А иногда просто так… сидела и смотрела на себя. Это занимало у неё больше всего времени.

— Не устала? — спрашивал папа ехидно.

— Отстань! — говорила она, как бы не слыша, и продолжала смотреть в тёмное зеркало.

— Мама, ты чего там смотришь? — испуганно спрашивал я.

— Смотрю, как годы летят, — непонятно отвечала мама.

…Хорошо это зеркало было именно тем, что стояло в коридоре. А в коридоре, как известно, света мало, потому что нет окна. Полумрак. Зеркальное стекло от этого приобретало слегка матовый, странный оттенок. Как будто внутри у зеркала была темнота. Может, в эту темноту мама и смотрела, не знаю.

С другой стороны, сидеть в коридоре ей было неудобно. Особенно утром, если хочется посидеть перед зеркалом после сна, в халате. По ногам дует. Все мимо тебя ходят в ванну и туалет.

— Какая же у нас квартира маленькая! — жаловалась мама. — Даже зеркало и то в коридоре стоит. Ни черта не видно. По ногам дует. И вы ещё толкаетесь.

Папа же был к этому обстоятельству совершенно равнодушен. Ну, а я…

У меня с этим зеркалом была связана своя, не то чтобы тайна, но история.

Довольно длинная история. Прямо-таки эпопея.

В отличие от всех остальных известных мне людей, я в зеркало смотреть не любил. Уж очень мне не нравилось своё лицо. Особенно в первые годы сознательной жизни. Мучили веснушки. Не хватало волевого подбородка. Торчали уши. Ну, в общем, обычная ситуация.

По-настоящему интересовала лишь та темнота, которая угадывалась в зеркальном стекле. Темнота была не снаружи, а внутри. Как третье измерение. Моё зеркальное отражение словно проваливалось в какое-то ущелье.

Ухало в бездну. Падало с обрыва. И я с интересом следил за этим процессом.

В коридоре пахло гуталином. Старыми газетами. Стельками. Папиным болоньевым плащом. Моими ботинками. Дождём от маминого пальто и зонтика.

Помимо использования по прямому назначению, в трюмо держали всякую карманную мелочь. Ненужные ключи, лотерейные билеты, какие-то отвёртки, ножницы, дикое количество оторванных пуговиц, счета из прачечной, мамины записки: «Лёва и Сима! Ешьте суп из холодильника! Не съедайте всю селёдку! Это вредно!», ну и прочие предметы, которые я уже не могу вспомнить и перечислить.

Кроме того, попадались среди этих мелочей и монетки достоинством в одну, три, пять, десять и пятнадцать копеек. А то и двадцать. Мама не любила носить мелочь, потому что она рвёт карманы и падает за подкладку. Потом доставай.

Папа говорил:

— Марин, у тебя деньги даже в кошельке не держатся, не то что в руках.

У папы был хороший кошелёк на защёлке, там он держал свёрнутые в квадратик рубли и монетки на всякий случай. Крупные купюры лежали у него в портмоне, во внутреннем кармане пиджака. А кошелёк для мелких денег — в плаще.

Надо сказать, что монетки были папе совершенно не нужны. В магазин он не ходил, в прачечную тоже. Ездил на персональном автомобиле «Волга».

Монетки до зарезу нужны были именно маме, потому что в любом магазине на неё истошно кричали кассирши:

— Женщина! Найдите мелочь! Не может быть, чтоб у вас не было мелочи!

А мама кричала в ответ:

— Нету у меня мелочи! Ну что я могу сделать!

А кассирши кричали в ответ:

— Да как же вы ходите в магазин без мелочи! Взрослая женщина, а ходит без мелочи!

А из очереди кричали:

— Да что там у вас происходит! Прекратите безобразия!

…И вот такие концерты каждый раз случались с нами в магазинах, куда нас с мамой частенько заносила наша судьба. И тем не менее, мелочь мама аккуратно выкладывала на трюмо. Чтобы не рвался карман и не падало за подкладку. Потому что папа подарил маме такой кошелёк: из крокодиловой кожи. Но со слабой молнией. Молния порвалась и мелочь в кошельке не держалась.

А почему я так хорошо знаю всю эту историю — вы, наверное, уже догадались.

Мама иногда подозрительно смотрела на меня и спрашивала:

— Мелочь есть?

На что я всегда честно и прямо отвечал:

— Мне ваша мелочь не нужна!

И верно. Не было у меня склонности к такому интересному занятию, как собирание денег. А была у меня склонность к совершенному другому занятию.

Вот тут-то и начинается моя история. Можно сказать, эпопея.

…А для всяких баночек-скляночек, духов и пудры, кремов и губной помады, для запонок-колечек было ещё вставлено в это хитрое немецкое трюмо такое толстенное чёрное стекло. Под стеклом образовывалась ниша, где вечно что-нибудь исчезало. Все уже знали, что бывает, если засунуть что-нибудь под чёрное стекло, где ничего не видно. Называли это место как-то даже неопределённо.

— Куда ты положила мои запонки? — кричал папа.

— Туда!

— Я же тебе говорил, чтобы ты ТУДА ничего моего не засовывала! — раздражался папа, делая ударение на последнем слове, и долго шарил под чёрным стеклом, чертыхаясь и лазая коленками по полу.

При переезде на новую квартиру с этим стеклом вечно была морока. Тяжёлое, как дворницкий лом. Да ещё хрупкое. Да ещё чёрное — царапины видны. Но пока до переезда было далеко.

По этому чёрному стеклу я и гонял упомянутые монетки. Сначала гонял просто так, без смысла. Бумц-бумц. Весело. Приятно. Отдых для души. Потом придумал первую игру — хоккей. На большее ума, наверное, не хватило.

Монетка стоимостью одна копейка — шайба. Монетки по пятнадцать копеек — хоккеисты. Чёрное гладкое стекло — лед. Воротами служили железные скобочки, в которые было вставлено стекло. Идеальные были условия. Играй — не хочу. Техника игры такая. Вбрасываешь шайбу. Отдаешь пас. Второй удар по воротам. Не попал (или вратарь помешал) — начинает та команда, к которой копейка ближе.

Мама приходила от этих игр в тихий ужас. Правда, выражался он у неё довольно громко.

— Когда-нибудь ты займёшься делом? — кричала она из большой комнаты, торопливо переодеваясь, чтобы начать готовить ужин.