Читать книгу "Безжалостный Орфей - Антон Чиж"

Родион остановился и выпустил его руку:

— В прошлый раз вам не до того было. Могу теперь спросить?

Казаров стоял, опустив руки, ко всему безразличный. Вид его словно говорил: «Делайте, что хотите, мне все равно».

— Чего так испугались в «Дворянском гнезде»? Утро светлое, барышня без внешних дефектов. Отчего такая истерика?

— Я очень испугался, — ответил Иван.

— Чего именно?

— Мне надо идти. Меня ждут. Извините.

Казаров еле заметно кивнул и направился к магазину. Он шел, как бумажный солдатик, который боится шевельнуться — упадет и не встанет. Родион ждал, пока за ним закрылась стеклянная дверь в изгибах цветов, а Терлецкий выглянул и тут же отпрянул. Жаль, что букеты в витринах скрывают нутро магазина.

* * *

Криминалистика сгубила заодно и великого актера. В Лебедеве дремал, но порой просыпался провинциальный трагик, любитель шумных эффектов. Он потребовал полной свободы. Родион не возражал.

В окна салона он наблюдал, как Аполлон Григорьевич зашвырнул шляпу на вешалку, туда же отправил пальто и привлек всеобщее внимание широким жестом. Звуки улицы мешали разобрать, о чем он говорит, но все четыре мужских головы были повернуты к нему. Ножницы в руках мастеров замерли, клиенты в кульках белых простыней, не шелохнувшись, внимали. Лебедев рассказывал о чем-то, яростно жестикулируя, и довел зрителей до высшей точки напряжения. Тогда бросился к двери, широко распахнул, запустив поток холода, и провозгласил:

— Прошу!

Родион вошел, скромно потупился и снял шляпу.

— Ванзаров! — восторженно провозгласил Лебедев.

Господин в белом сюртучке с бабочкой на шее и черными кудряшками зашелся от восторга:

— О мой бог! Какой поворот! Тот, кого считали погибшим — жив и невредим. Это история в духе Монте-Кристо! Роскошно! Великолепно! Фантастически! Я буду рассказывать ее всем, чтобы каждый знал о таком беспримерном поступке! Самопожертвование! Таинственное исчезновение! Слезы друзей! Надежды больше нет! Колесо судьбы делает поворот. Но что это! О чудо, герой возвращается! Как это по-французски! Великолепно, господин Ванзаров. Позвольте назвать вас своим другом! Это такая честь для скромного куафера! Сам Ванзаров оказал честь моему скромному салону! Монфлери запомнит этот день навсегда! Прошу вас, будьте как дома… Какие роскошные усы! Сразу виден стиль!..

Поток речей лился неудержимо. Ему представили томного юношу Анри, который источал скромное обожание, а также личных друзей, чужих здесь не бывает, Огюста Монфлери. В дальнем кресле брился господин Серов. Григория Ивановича рекомендовали как чиновника, подающего самые большие надежды. Весь в белой пене, он моргнул приветливо. В кресле самого Монфлери оказался господин Дудкин, совладелец кредитной конторы. Огюст перечислял его достоинства, а ножницы носились, как стрижи над гнездом, если можно назвать гнездом скромную шевелюру тридцатилетнего мужчины. Перед Ванзаровым рассыпались в извинениях, что придется немного подождать. Но эту провинность было обещано искупить. И так далее…

Родион не успел рта открыть. Коварный Лебедев наслаждался. На такое стоило посмотреть: чиновник сыскной полиции терпеливо ждет, когда ему позволят слово вставить. Называется, получил, что хотел. Тебя ведь предупреждали.

Огюст и не думал затихнуть. Новый клиент вскрыл нескончаемые ресурсы болтовни.

— Вот все говорят — Андреев! — заявил он, хотя никто в салоне не произнес этой фамилии. — А что такое Андреев?[9]Так я скажу вам, господа: раздутое ничтожество, и только. В салоне у него, говорят, отдельный мастер для завивки, отдельный для стрижки, и даже особый для каких-то особых целей. А сам-то он чем занят? Прически выдумывает! На самом деле — открыл новый журнал из Парижа и украл оттуда. Ничего сам не может выдумать оригинального. Уже и ножницы забыл как держать ваш хваленый Андреев. Дутая фигура. Миф, сон. Туман. Дунь — и нет его. Ничего не останется, никто и не вспомнит о нем. Нет, мастерство должно быть в твоих руках, иначе оно превращается в пустую славу. Что слава — дым!

— Андреев делает женские прически, — все-таки вставил Родион.

Монфлери засмеялся так презрительно, как умеет только истинный француз, с оттенком легкого сожаления над глупым вопросом, но такого сожаления, что не обидит друга:

— Женские прически! Да предложи мне мешок золота… — Он оглянулся, словно ожидая, что мешок уже несут. — …и я откажусь от этого мешка! Чтобы Монфлери прикоснулся к женским прическам? Никогда! Вы слышите, никогда этому не бывать!

— Вы не любите женщин? — опять влез Родион.

— Монфлери не любит женщин? Монфлери преклоняется перед женщиной! Но он никогда не прикоснется к их прическам. Что такое женская прическа? Торжество пошлости, бантики, завитушки, локоны. Как гора чепухи и чудовищной глупости! Чтобы сделать женскую прическу, не надо быть мастером. Любой цирюльник справится. А попробуйте сотворить мужскую прическу! Сколько надо такта, тонкости и глазомера, чтобы сотворить мужскую прическу. Тут бантиком не скроешь отсутствие таланта. Волосок к волоску должен лежать. Женская прическа — обтесанный булыжник. Мужская — тонко ограненный алмаз. Женская — взрыв хаоса. Мужская — торжество порядка и гармонии. Вот вам пример. На днях наш друг Лебедефф привел своего приятеля. Мальчик скромный, но милый. Вроде ничего особенного. Немного простоват. Ножницы Монфлери сделали из него настоящего красавца и героя! Аристократа и модника! Вот что такое мужская прическа!

Аполлона Григорьевича сильно заинтересовала утренняя газета. Настолько углубился в чтение, что закрылся ею, как занавесом. Даже страницы забыл перелистывать. Беспокоить друга неудобными вопросами Родион не стал.

— Неужели в столице нет хороших мастеров женских причесок? — спросил он. — Скажем, в Литейной части.

Монфлери печально и презрительно улыбнулся в зеркало. В хрустальном отражении улыбка его была особо утонченной:

— Не бывает мастеров женской прически! Мастера бывают только в мужской стрижке. Да и то на весь Петербург один. Господ, что называют себя парикмахерами и делают женские прически, я знать не желаю. Это не парикмахеры. Они не имеют ничего общего с высоким искусством куафера! Это ремесленники, маляры, а не художники. Мне незачем их знать. Я руки им не подам. Так и знайте! И не пытайтесь меня убедить!

Такое бесполезное дело не стоило усилий. Ванзаров вдруг вспомнил, что забыл про чрезвычайно важную встречу. Время пролетело так приятно и незаметно, а он на часы не взглянул. Под удивленными взглядами Лебедева и причитаниями Монфлери Родион накинул пальто и взялся за шляпу:

— Прошу простить мою рассеянность! У вас чудесный салон. Обязательно вернусь на днях, если позволите. Как раз щетина отрастет. Всего доброго, господа.