Читать книгу "Убийство за кулисами - Фридрих Незнанский"

— Во-первых, — улыбнулся Строганов, нежно беря девушку за локоть, — коли уж мы вместе отправляемся сегодня в ночное приключение, давай-ка попроще, на «ты»…

Ирина глянула на Юрия сбоку и вновь вспыхнула, что не укрылось от Строганова, окончательно растроганного столь явным обожанием девушки.

— Во-вторых… Оставь их, этих камуфляжных мальчиков, возможно, у них учения ночные… В любом случае к нам это, Ириша, слава богу, никакого отношения не имеет!..

…Он действительно пришел в себя уже в машине, крепко зажатый с двух сторон молодыми горячими телами, в которых, словно скрученная пружина внутри часов, таилась грозная и какая-то окончательная сила.

Сознание вернулось сразу, словно не отключалось, не падало в полыхнувшую фейерверком тьму. И так же сразу он понял, что случилось с ним в первый и в последний раз в жизни. Потому что в первый и в последний раз он, старый, стреляный-перестреляный волчара, не послушался своей интуиции… «Мальчик!» — мелькнуло некстати в голове Васильева. Он не успел перевести ему эти деньги — тридцать тысяч баксов, переводить которые собирался по частям, из разных мест. Все рассчитал и — просчитался… «Мальчик!»

И тут вдруг впервые за много лет Игорь Симонович Васильев с изумлением увидел перед своим мысленным взором не худенького пацанчика в синих штанишках на лямочках и с такими же светлыми, как у него, отца, глазами, а того самого мужика из телевизора, о котором старался никогда не думать. Импозантного мужчину в дорогом, идеально сидящем на нем представительском костюме, с умным холодным лицом и ускользающим взглядом, которому ни он сам с его бессмысленной жизнью, ни его поганые деньги давно уже нужны не были…

И тогда-то каменное безразличие, которое годами таскал в себе, взяло в душе Васильева последний барьер. Словно злой волшебник в последний раз коснулся его своей палочкой.

— Не дави, не сбегу… — прохрипел Игорь Васильев во враждебную полутьму машины, мчавшейся по пустым улицам затихающей к ночи столицы. Но его по-прежнему держали в тисках. Никто и не подумал ослабить этот пружинистый напор.

Он поглядел прямо перед собой — в маленькое, зарешеченное окошко. Сквозь перекрестья прутьев было видно сизое, как голубиное крыло, лишенное звезд ночное небо столицы.

Глава 19 Самая нежная любовница

…Она по-прежнему была весела и смеялась. И алую розу, символ любви, по-прежнему кокетливо придерживала рукой возле своего виска, медленно, нарочито медленно погружая ее короткий стебель в черную россыпь кудрей. Что ж, ждать осталось совсем недолго, а хорошо смеется, как известно, тот, кто смеется последним.

Он тяжело погрузился в огромное, горообразное кожаное кресло, установленное напротив старинного пульта, и прикрыл глаза. И как обычно, когда он оставался один, Маша — вполне живая и невредимая — оказалась здесь, в его спальне. Прошлое вернулось легко и непринужденно, словно и не уходило никогда и никуда, словно всегда оставалось настоящим.

Маша стояла у окна в своей любимой позе — боком к подоконнику. Ей, по ее собственному признанию, очень нравился вид отсюда на ночную Москву, напоминавшую с высоты восьмого этажа свой собственный, подсвеченный миллионами огней макет.

А еще столица выглядела — она сама в этом как-то призналась — смирившейся, покорно свернувшейся кольцами площадей, петлями улиц и переулков, лежащей у ее ног. Словно смиренно признавала в своей приме царицу, хозяйку, властительницу…

Мария и была прирожденной властительницей — по меньшей мере мужских умов и сердец, в чем, в чем, а в этом он не сомневался никогда. Ее беда заключалась в другом: Маша и близко не подозревала, что долг властителей не только властвовать, но и отвечать за тех, над кем властвуешь, кто покорился твоей воле по зову любви… Теперь она это знала.

— Послушай… — Мария бросила быстрый, последний взгляд вниз, в окно, и повернулась к нему полностью. И он понял, что сейчас повторится тот самый, последний их разговор, после которого к нему и пришло решение . — Послушай, — повторила она и посмотрела на него испытующе. — Ты же взрослый, опытный мужик, баб у тебя было — навалом, сам признавался! Так в чем же дело?!

Она отошла от окна и нервно прошлась по комнате, потом остановилась прямо перед ним.

— У тебя, Шатун, был шанс! Я тебе его давала! И ты им не воспользовался… Какие теперь могут быть претензии ко мне?!

— Ты не дала мне времени, — жалко пролепетал он, с отвращением вслушиваясь в собственный голос. — Я же работаю не в зарубежном отделе, мне нужно было время, чтобы установить нужные связи… Маша, теперь они есть, клянусь, я обо всем договорился, через месяц у тебя будет Париж, на полгода… Клянусь!

— Поздно! — Она посмотрела на него с яростью и презрением. — Теперь Париж у меня будет и без тебя. И Лондон, и Штаты, поездка в Милан — это начало, ясно тебе?!

— Маша…

— Господи… — Она его больше не слушала. — Шатун, красавчик ты мой, ты на себя в зеркало хоть иногда смотришь?.. Ну хотя бы когда бреешься?!

Она рассмеялась зло и обидно.

— Ты, конечно, достаточно умен, чтобы не сомневаться, что вряд ли способен вызвать хоть какие-то чувства у такой женщины, как я. Но ты недостаточно умен и проницателен, чтобы понять: сейчас дело не только и даже не столько в Париже, Лондоне, Ла Скале… Я люблю Юрку! И именно его любила все эти годы! Говоришь, не можешь без меня представить свою жизнь?.. А я не могу — без него! При этом больше десяти лет как-то обходилась, и это я, слабая женщина!.. Так что не будь хотя бы смешон со своими чувствами…

— Ты лжешь! — Он сказал это почти умоляюще. — Ты не любишь этого жалкого выскочку, не можешь любить! Вспомни, как он кинул тебя, ты же рассказывала об этом мне сама… Вспомни!..

— А ты — забудь! — Она рассмеялась. — Постарайся и забудь все, что я тебе выдумывала. Надо же было о чем-то с тобой говорить. И с чего это ты взял, что я собиралась раскрывать перед тобой свою душу? Кто ты вообще такой, чтобы я это делала?!

Он издал легкий, жалобный стон. Несвойственный ему, унизительный. Но Маша только брезгливо поморщилась и, резко выдохнув, протянула руку к своей сумочке.

— Все, Шатун. Надеюсь, это — все. Мне пора, у меня еще Пуф некормленый, вечером репетиция была — я устала. Хотелось бы верить, что ты все понял и прекратишь наконец свои преследования. Очень прошу: забудь и мой адрес, и мой телефон!

Больше она ничего не сказала. Мимо него легко процокали ее каблучки. Вначале их звонкий перестук доносился из коридора, потом, чуть глуше, из холла, потом хлопнула входная дверь.

Он тогда так и остался сидеть в кресле — и сегодня он тоже остался сидеть в кресле после ее ухода. И завтра будет то же самое, и каждый раз он вновь и вновь будет принимать свое решение .

Ираклий Васильевич Шатунов глубоко вздохнул и открыл глаза. В комнате ничего не переменилось — все та же кровать, еще помнящая нежное тепло ее тела. Все тот же старинный пульт посередине с ее портретом в роли Кармен. Обычно, после свидания с Марией, утомленный разговором с ней, он так и засыпал в этом кресле. Но сегодня что-то не дало Шатунову погрузиться в спасительный сон.