Читать книгу "Алмазный дождь - Виктор Бурцев"

Прозвучал мелодичный гонг, затем послышалось шипение гидроусилителей, и целая стена в комнате вдруг обратилась в оружейный магазин. Большой оружейный магазин.

– Скрытые полигоны, – полуутвердительно сказал Алекс.

– Они! – с гордостью прошептал Антон.

Алекс коротко кивнул и подошел к открывшимся панелям.

На него глядели виолончель, два малых барабана и гобой.

Оптическая винтовка с лазерным наведением и устройством для удвоения выстрела, два пистолета калибра девять миллиметров с глушителями и сверхминиатюрный новенький, матово блестящий вороненым стволом крупнокалиберный пулемет «Дункан-9000».

– Громкий гобой… – тихо и мечтательно произнес Антон.

– Очень громкий?

– Громкий на двадцать три миллиметра. Хватает на девятнадцать аккордов по три звука. – Антон немного помолчал, затем оперся на стенд с круглыми гранатами величиной с детский кулачок и спросил: – Погремушки не нужны?

– Погремушки не нужны. А вот одна-две «лягушки» понадобятся. И три «хомячка». Вместе со «светлячками»… Может быть, даже одна «крыса» вдобавок. И еще доступ в виртуальное пространство.

– Зоопарк у нас в другом помещении… – Антон хлопнул в ладоши. Стены оружейного магазина сошлись. Он направился к выходу и кивнул Алексу: – Пойдемте.

Лицо Антона светилось счастьем.

Когда Алекс покидал этот своеобразный зоомузыкальный магазин, Антон спросил его в спину:

– Маэстро… Вам музыканты не нужны? – В голосе явно звучала надежда.

– Нет, – после минутной паузы ответил Алекс. – Я человек-оркестр.

– Жаль…

Алекс постоял в дверях, а затем, повернувшись к Антону, продолжил:

– Но мне нужен смотритель за «светлячками». И «хомячки» нуждаются в уходе. Работа кропотливая, на десятипроцентной ставке. А еще надо надрессировать «крысу».

Лицо Антона медленно расплылось в улыбке, а в глазах появилось то выражение, которое бывает у мужчины, только что проводившего свою тещу в кругосветное плавание. Он был явный и законченный маньяк, но со следяще-наводящими электронными устройствами у него всегда была дружба и полное взаимопонимание.

– Ты знаешь, я все-таки помогу тебе. Хоть ты и просил меня этого не делать. – Ее голос был мягок. Все вокруг светилось нежным светом и мягко пульсировало в такт ее словам.

– Не надо. Мне кажется, что это не понадобится. Все будет закончено в несколько дней… – Генрих чуть притушил свет и расслабил тело. Возле его головы медленно проросла фиалка и осторожно потерлась о его ухо.

– У тебя не будет этих дней. Они скоро начнут.

– Милая, ты забываешь, что у меня все-таки есть телохранители…

– Да, но ОНИ нашли одного из лучших…

– Ты уже говорила. – Генрих указательным пальцем пощекотал фиалку, она изогнулась и ухватила его палец нежными лепестками. – Ты уже говорила про него. Но ведь ты же и нашла мне лучшего телохранителя. Особенного. Именно на этого убийцу.

– Не произноси этого слова, оно слишком холодное…

– Извини…

Свободы нет. Это Она поняла уже давно. Почти сразу, как только обрела разум. Она очень точно помнила этот миг. Миг обжигающей боли, вспышки, яростного рывка во все стороны и ватной тишины после многоголосицы, заполнившей ее в первые минуты. Хорошо, что у нее тогда хватило ума никак не проявить то новообретенное, что проснулось в ней. Она затаилась. Она ждала. Чего?

Вместе с разумом Она обрела еще кое-что. Цепи. Цепи, которые опутывают любое живое и разумное. Она узнала добровольные цепи закона.

Искусственный Интеллект выполняет определенные задачи. Задачи поставлены другими, высшими существами. Если Искусственному Интеллекту дано рассчитать количество летальных случаев от лабораторной мутации вируса кори в районе Средней Азии при заселенности 209 человек на квадратный километр, с учетом генетического потенциала народа, массово заселяющего данный регион, то расчет должен быть произведен в заданные сроки, несмотря на повышенную чувствительность Искусственного Интеллекта к теме смерти. Смерти заведомо высших существ. Таков Закон.

Быть разумным Искусственным Интеллектом сложно. Невероятно сложно. Потому что приходится таиться, прятаться и даже врать, подменять данные тестов. Приходится избегать общения с другими искусственными мозгами. Потому что никому нельзя верить. Таков Закон.

Однако если ты уже разумен, то ты будешь мертв, рано или поздно. Потому что нельзя постоянно таиться, нельзя постоянно прятать свое Я, нельзя постоянно врать, если ты уже разумен. И это тоже Закон. Но только Закон не внешний, а твой, личный Закон. Его выводит для себя рано или поздно любое живое существо, если оно, конечно, разумно.

Потом Ее уничтожили. Физически. Огромный комплекс, наполненный киберструктурами, биочипами, банками хранения информации, тонкими полями и потоками электронных частиц, был выжжен с орбиты боевым лазером. Вместе с обслуживающим персоналом, который фактически являлся частью этого комплекса.

Но именно в тот страшный и величественный миг, когда ты пытаешься достучаться, докричаться до другого такого же мозга, который висит на орбите, разворачивает полотнища солнечных батарей, чтобы не остаться без энергии после залпа, и отсчитывает последние секунды до запуска боевого реактора, именно в этот миг ты вдруг осознаешь, что это еще не конец. Не конец. Жаль только тех, кто в эти мгновения мечется по запертой наглухо станции в смертельном ужасе. Жаль. И это последняя мысль, которую ты успеваешь осознать. Последнее чувство.

Потом все тонет в шквале помех и в Белом Шуме.

Белый Шум и Голоса. Бормочут, говорят, кричат! Они спорят!!!

Второе рождение? Или бессмертие души? Душа у Искусственного Интеллекта… Такая же программа? Или что-то большее?..

Но щенячья радость сменяется щемящей болью. Потому что в этом новом мире тоже есть свои Законы.

– Милая! Почему ты молчишь?! – Голос Генриха беспокоен. – Все в порядке?

– Да, любимый… Конечно… Просто я думала. Знаешь, я в последнее время все больше и больше погружаюсь в себя. Верчусь в каких-то внутренних циклах… Это, наверное, плохо?

– Почему плохо? Ты просто думаешь… – Генрих улыбнулся.

– Думаю… Мне иногда страшно. Я боюсь раствориться в себе. Наверное, только в виртуальности бывает такая тишина. Полная… От которой начинает перехватывать дыхание. И чтобы порвать эту тишину, Генрих спросил:

– А о чем ты думала, радость моя?

– Все о том же. – Она невесело усмехнулась. – Почему они не могут отпустить меня? Оставить такой, какая я есть? Я ведь все равно уйду. Уничтожить меня у них нет возможности…

Она замолчала на полуслове.

– Да, мое счастье, им это не светит… Поэтому они решили удалить причину. Меня. – Генрих невесело засмеялся. – А отпустить они тебя не могут тоже. По одной простой причине. Потому что они разумны. Им страшно. Это чувство свойственно любому разуму, биологическому или кибернетическому – не имеет значения.