Читать книгу "Гридень 5. Огнем и Словом - Денис Старый"

еще огурцы, как я надеюсь, в этом году станут хитом продаж. Соли бы, соли побольше!

Изобилие на столе было выше всяких похвал. Когда только успели приготовить? Хотя, после того, как стало известно о моем прибытии прошел час. И все же, сработала Марта отлично.

Странно, конечно, что Маша не решила удалить Марту из терема и подальше от меня. Жена знала, что нынешняя наша ключница была при мне не только стряпухой и уборщицей, но и грела мою постель. Наверное, женщины чувствуют отношение их мужей к другим бабам. К Марте дышу ровнее ровного, рад за то, что она замужем и даже несколько способствовал, чтобы ее муж продвигался по карьерной лестнице, так, он сейчас заведует мастерскими в усадьбе.

— Такой вкусноты я не ел за столом василевса, — усмехнулся я, после посмотрел на задумчивого Якима, и решил с ним выяснить отношения. — Мария, оставь нас, нам нужно серьезно поговорить!

Маша безропотно ушла. Нет не потому, что я устроил «домострой» и являюсь тираном, что женщина должна знать свое не самое приглядное место. Я не собирался в своем доме устанавливать такие правила, напротив, желал открытых и, если не равноправных, то близких к этому, отношений.

В целом, я считаю, что в отношениях нет равноправия. Я вижу жизнь таким образом, что всегда есть ведущий и ведомый, так или иначе, но кто-то в семье будет доминировать. Если такого нет, то эта семья со сплошными скандалами, или неспособная из-за своей инертности к развитию. Если мужчина главный, а свое главенство подтверждает поступками, заработками, — это правильно, когда женщина голова — что-то не так с мужчиной. Мужланский подход, безусловно, но для будущего, и насколько же он либеральный в этом времени!

— Итак, ты меня в чем обвиняешь? Что Улита любит меня? Так ты оправдываешь ее грехопадение? — начал я с жестких вопросов. — Но я не давал ей повода. Если что и было между нами, то Господь уберег от грехопадения.

Лучше начинать разговор даже с таким подростком, как Яким, с нападения, мне и так нужно как-то оправдаться за существование Угрюма.

— Нет ей оправдания, лишь христианская милость спасти может. Она два месяца, более того, томится в неведении, что будет, когда ты приедешь. Уже это испытание. И вот ты прибыл, и я спрашиваю: что намерен сделать с моей сестрой? — решительно говорил юноша.

— И ты считаешь, что имеешь право спрашивать с меня? — удивился я.

— Я имею обязанность защитить единственного родного мне человека, которой скоро рожать моего племянника, — жестко отвечал Яким Степанович.

На этом месте я должен был раздражаться, начинать угрожать и даже претворять свои угрозы в жизнь, проучить мальчишку, поставить его на место, но ничего из этого делать категорически не хотелось. Ломать столь незаурядный характер? Почему я ранее не заметил эту внутреннюю силу Якима? Потому что и не смотрел должным образом в его сторону? Лишь использовал? Но прошло время, он повзрослел и теперь передо мной сильный юноша. Соперник? Да куда там!

— Тебя кто-либо продвигает по службе? За что получил уже десятника над новиками? — спросил я.

Яким выпучил глаза, не к такой моей реакции он готовился. Он ждал гнева, а получал участие в своей жизни.

— Побил всех, все тактики выучил, в грамоте сильнее остальных. Коли бы не возраст, что годами мал, сотника над новиками получил бы. В следующем году, если докажу вновь, что лучший, дадут, — удивленно отвечал сын боярина Кучки.

— Станешь сотником уже завтра. И не потому, что сын славного боярина, а потому, что заслужил. Но сперва я вызову твоего командира и проверю, так ли все, как ты говоришь, — сказал я, а после жестом руки остановил порыв Якима возразить мне. — Всегда проверяй! Даже честный человек может оступиться. Доверяй себе и своему командиру, все, более никому.

— Так, а что с Улитой? — все же вернулся к первоначальной теме разговора Яким, хотя было видно, что вопросы службы его волнуют не меньше.

— Монастырь, сперва послушницей станет, после, как разродится, постриг примет, лучшего для нее придумать не могу. Не наказать не могу, грехопреступление она совершила, — сказал я ровным голосом.

Яким задумался, а после сказал.

— Приемлемо.

Хотелось рассмеяться от такого серьезного тона и вида подростка, но я сдержался.

— А что насчет Угрюма? — задал он вопрос.

— Все, кто полезен Братству, и на меня работают, должны работать. Я удалил его, поставил на сложное направление. Но видишь ли ты, сколько железа стала давать Выкса? — сказал я, пока еще только догадываясь, сколько именно металла выдает этот городок. — Если бы не этот городок, то смогли бы поставить две братских мастерских только бронных, а еще инструментарную, еще и оружейную?

— Но он предатель! — воскликнул Яким.

— Меня не предал. Когда я был у твоего отца, пришел, чтобы не допустить того, что произошло, меня и моих людей полонили. Били, пытали. Так что, Степан Иванович оказал мне не радушный прием. Что произошло между Угрюмом и твоим отцом — то их дело. Захочешь, разрешу вызвать Угрюма на Суд Божий, но через четыре, а то и пять лет, когда ты сможешь с ним стать вровень, — солгал я.

— И все же, я остался живым из-за земли, что за мной закрепили? — последовал очередной для меня не удобный вопрос.

— Отчасти. Да, земли твои, что нынче у Братства, важны. И это я добился того, чтобы сирот не обидели и оставили наследство. Благодаря этим землям, и не только по этому, ты сможешь двигаться выше, стать, возможно, тысяцким со временем. Но и христианское милосердие сыграло свою роль. Покойный князь Юрий Владимирович был готов и тебя и Улиту убить, спас я. Будь за это благодарен, — сказал я и замолчал, предоставляя возможность парню все осмыслить.

Была сказана полуправда, только в такую можноповерить. Когда вокруг одна лишь ложь, скоро доверие исчерпывает себя, и на его смену приходит сомнение, оно рождает подозрительность. А если человек будет искать фальшь, он ее найдет даже в правде, это, опять же, вопрос веры. Но при поиске доброго, лишь доброта будет видеться вокруг. Это вопрос восприятия. Я давал шанс Якиму верить в правду, что в его судьбе было добро.

— Воевода, — встав с лавки и поклонившись, начал говорить Яким. — Я понимаю, что повел себя, словно юнец.