Читать книгу "Греческие церковные историки IV, V и VI вв. - Алексей Петрович Лебедев"

описателем церковных дел. Можно догадываться, что Евагрий был на хорошем счету и в высших гражданских правительственных сферах. Так, когда у императора Маврикия родился сын Феодосий и Евагрий составил по этому случаю речь, то ему дано было редкое отличие — он получил почетный титул префекта (VІ, 24)[263].

Время кончины Евагрия остается неизвестным. Кажется, впрочем он не пережил границы, разделяющей шестой век от VІІ-го.

Церковная история Евагрия обнимает эпоху от средины, царствования Феодосия Младшего, от 431 года, — года созвания III вселенского собора, до двенадцатого года царствования Маврикия, до 594 года. Она доведена до того времени, до какого Евагрий и хотел довести свой труд. В последней главе своей истории он говорит: «здесь на 12-м году правления Маврикия пусть и остановится моя история; о дальнейших событиях предоставляю говорить и писать желающим». Очень возможно, что история Евагрия и написана в том сам 594 году, до какого она доведена; по крайней мере сам Евагрий ясно говорит, что в этом году он занимался уже писанием своей истории (III, 33)[264]. — Церковная история Евагрия состоит из шести книг. Что касается источников истории Евагрия, то нельзя сомневаться, что он имел под руками много мемуаров, которые были полезны Евагрию при составлении им его истории (V, 24). Примечено, что если Евагрий пользовался при написании той или другой книги какими-либо светскими историками, то он в этом случае не смешивал известий, принадлежащих разным лицам, а всегда следовал какому-нибудь одному, оставляя в стороне других[265]. Так в первых трех книгах своей истории Евагрий пользовался Евстафием Епифанийским[266]; в четвертой Прокопием Кесарийским, при этом рассматриваемый церковный историк знаком был не только с «историей войн» Прокопия, но и с его «Тайной историей» (historia arcana) и сочинением «О Постройках» (de aedificiis)[267], т. е. со всеми сочинениями Прокопия, как восхваляющими, так и порицающими Юстиниана и его царствование; в пятой книге Евагрий следует известиям Менандра[268] и т. д. Всеми этими источниками Евагрий пользовался преимущественно для знакомства с политическим и общественным положением империи в описываемое им время. Некоторых светских историков автор цитирует единственно для того, чтобы опровергнуть их показания. Так, Евагрий, очевидно, знаком был с языческим писателем Зосимою (жившим в начале V-го века), но с ним наш историк только полемизирует, наприм. по вопросу об обращении Константина Великого в христианство и по вопросу об убиении этим же императором жены своей Фавсты и сына Криспа (III, 40–41). — Что касается познаний Евагрия в богословской и церковно-исторической литературе, то нельзя утверждать, чтоб этого рода познания его были обширны. Генрих Валуа справедливо упрекает Евагрия в том, что он недостаточно знаком был с памятниками церковно-исторической жизни прошлого времени[269]. Евагрий наприм. не читал и не знал такого произведения, как сочинение Евсевия: Vita Constantini, и сведения об обстоятельствах крещения Константина Великого почерпал не из этого источника, а из Феодорита (III, 41). Впрочем Евагрий, но кажется случайно, имел под руками и очень ценные памятники церковно-исторической науки. Так он пользовался полным экземпляром актов IV вселенского Халкидонского собора (I, 18. Глава эта очень большая). Несомненно так же, что Евагрий обладал большею наблюдательностью и много знал и слышал о том, что замечательного случилось в его время. Как церковный историк своего времени Евагрий имеет большую ценность.

Что касается характера рассматриваемой истории, то Евагрий в сравнении с предшествующими историками замечателен попыткой установить точный взгляд на значение ересей в истории христианской жизни. Каждый из предшествующих церковных историков посвящал ересям более или менее видное место в своем труде, не давая себе отчета, почему ересь достойна внимания историка. Евагрий, по-видимому, хотел восполнить этот пробел, замечавшийся у историков прежнего времени. Отсюда является у него попытка формулировать вопрос о значении ересей в истории церкви — определеннее и точнее. Вот что говорит он: «никто из язычников не должен смеяться над нами, если у нас по временам являются новые мнения касательно вопросов веры, ибо испытывая и исследуя христианскую религию и желая выразить к ней свое почтение и дать знать о ее высоте, мы составляем относительно некоторых сторон ее такие или другие мнения. Но ни один изобретатель ереси не хотел умышленно произносить хулу на веру; ни один не решался намеренно попирать божественное; а всякий из еретиков, выражая свое мнение, думал, что он понимает веру лучше предшественников. Впрочем существенное и главное всеми у нас исповедуется единогласно. Если же в каком-либо отношении и появляется у нас новое учение, то нужно сказать, что Спаситель даровал нам свободу» (αυτεξουστιον) в исследовании религии: «Спасителю угодно, дабы то, что мы исповедуем, исповедовалось нами с полным разумением; это настоящий путь, по которому должна идти св. церковь» (I, 11). Воззрение это заслуживает внимания. Евагрий хочет видеть в ересях скорее ошибочно направленное стремление раскрыть истину, чем явное желание попрать ее. Он хочет провести грань между действительно сознательным злом и бессознательным заблуждением в истории. Но по странному противоречию себе, этот взгляд остается у Евагрия лишь теорией, которая быстро забывается автором, когда он встречается с ересью лицом к лицу в области прошедшей исторической жизни. В этом случае он оказывается суров в отношении к ересям, как Евсевий, Созомен и др. Забывая об этом, сейчас приведенном отзыве своем о еретиках, Евагрий следующими словами открывает свое повествование о Нестории. «После того, как нечестие Юлиана — говорит Евагрий на своем вычурном языке — было потоплено в крови мучеников, а неистовство Ария связано цепями, выкованными в Никее, да и Евномий с Македонием, сокрушившись о священный град низвержены св. Духом (как бы сильным дуновением ветра) — в Босфор, т. е. после того, как Евномий и Македоний осуждены были на соборе Константинопольском II-м вселенском, после всего этого «ненавистник демон воздвигает на нас необыкновенную и небывалую войну» (I, 1). Под этой войной Евагрий разумеет ничто другое, как ересь Нестория. Самого Нестория он, далее, обзывает «богоборственною гортанью», «вторым сонмищем Каиафы» (I, 2). Так кончается попытка Евагрия, провести новый взгляд в историческом исследовании о ересях, отрешиться от общепринятого воззрения на ереси. Историк становится на старый путь. И однако ж точное проведение указанного его взгляда могло бы дать его истории новый, дотоле мало сознаваемый интерес в изучении ересей. Быть может историку удалось бы доказать, что от ересей истекает не одно только зло для церкви. Сам Евагрий говорит: «надобно дивиться неизреченной премудрости Бога, вещавшего апостолу Павлу: «Сила бо моя в немощах совершается» (2Кор12:9). То есть —