Читать книгу "Измена. Серебряная Принцесса - Стеффи Ли"

узнал, что у нее новый врач, верно? — я растеряно кивнул, — А больные еще более уязвимы, чем их родственники. Что-то я упустил это из виду. Давай поступим так, Андрей. Ты производишь впечатление здравомыслящего парня. Итак, мы не будем ничего говорить твоей маме. Какая польза от того, что она узнает, что вместо Белоусова пришел Никитин? Я тебе отвечу — никакой. Она только лишний раз начнет нервничать, а нам этого не надо. Настрой и самочувствие пациентов кардинально важны перед операцией. Понимаешь? Кардинально. С этим шутить нельзя. И нам с тобой важно беречь ее хорошее самочувствие, ты меня слушаешь? — я снова кивнул. — Потому, когда в эти пару дней до операции ты снова решишь навестить ее, лучше ничего не говори о смене врача.

— Звучит подозрительно, не находите? — заметил я, улыбнувшись. — Зачем тогда вы пошли со мной в ее палату, если собирались скрываться?

— Скрываться? — он засмеялся, — Шутник ты, Андрей. Я всего лишь не хочу лишний раз волновать своего пациента. Медсестра ранее предупредила меня, что твоя мама спит. Но если настаиваешь, давай зайдем к ней. Посмотрим, затребует ли она доказательство моей нормальности, как ее сын.

Он потянулся было к ручке, но я его остановил.

— Не надо. Я тоже думаю, что вы правы.

Его слова звучали хоть и немного странно, но вполне разумно. Мама всегда была сильной женщиной, но я не мог не признать, что последнее время она стала чересчур мнительной и впечатлительной, и врач, наверняка, не зря мне все это говорил.

— Я вас понял, Анатолий Иванович. Я ей ничего не скажу. Но, прошу вас, вы, в свою очередь тоже не разочаруйте меня.

Он довольно улыбнулся.

— Ни в коем случае. — и протянул мне руку.

Я пожал протянутую ладонь, а Никитин сказал:

— Очень был рад с тобой познакомиться Андрей Зимний. Еще увидимся.

Глава 41

Пару месяцев назад я получила водительское удостоверение. Сама. Без папиной помощи, на которую он неоднократно и неприкрыто намекал. Но мне было важно доказать, что его дочь справится собственными силами.

Потому в тот день, когда заветная бумага оказалась, наконец, в моих руках, сердце переполняла неописуемая радость. Андрей кружил в объятиях и, смеясь, повторял, какая я умница. Скромность, к собственному стыду, в тот миг полностью покинула голову, и я ужасно собой гордилась.

Правда, если говорить начистоту, то сдать получилось далеко не с первой попытки. Лишь с третьей. Первые два раза я была настолько напряжена и взвинчена, что обязательно совершала какую-нибудь нелепую ошибку. А потом уходила подавленной и обиженной на саму себя.

Однако, несмотря на наличие прав, вожу я сейчас довольно редко. Папа все еще с большой настороженностью относится к тому, чтобы его дочь выезжала куда-то одна, без сопровождения Николая. Да и сама я пока не чувствую себя полностью уверенно за рулем.

Навыки Николая настолько идеальны, что далеко не с каждым водителем я чувствую себя спокойно. Но рядом с Ильей мне на удивление комфортно. Разум не охватывает паника от мысли, что он вдруг вознамериться запредельно превысить скорость, как, например, частенько позволяет себе Лева. Или не начнет лихо маневрировать между машинами.

Повернув голову на однокурсника, говорю:

— Ещё раз спасибо, что согласился со мной поехать.

Мне немного стыдно, что я втянула его в свои семейные дела. А может и в обычную глупую авантюру с журналисткой. Но я стараюсь успокоить себя тем, что Кузнецов сам в Оазисе предложил свою помощь.

К тому же я помню, что должна ему заплатить, хотя он не поднял вопрос оплаты ни во время нашей короткой переписки, ни часом ранее, когда мы встретились с ним возле торгового центра.

— Не за что. — староста бросает на меня быстрый взгляд и неожиданно говорит, — Решил, что все же стоит у тебя уточнить. Фанатеешь от фильмов про шпионов, Серебряная?

— Нет.

— Разве? А я чем больше на тебя смотрю, тем сильнее меня терзают смутные сомнения.

— Почему? С чего ты взял?

— Ну, как сказать. На тебе черные джинсы и черная рубашка. Черная обувь, черная резинка для волос и черные очки. Держу пари, что и белье тоже черное. Но, пожалуйста, не утруждай себя желанием показать его мне. Светить бельем на дороге — не лучшая идея.

Открываю рот, чтобы ответить, но тут же закрываю его обратно. Щеки начинают гореть алым цветом. Потому что он угадал.

А я даже не осознала, как неумышленно отдала предпочтению черному цвету. Надо было сразу догадаться, что с внешним видом что-то не так, когда Констанция встретила меня в коридоре несколько удивленным взглядом. Показалось, будто она хотела что-то спросить, но сдержалась. Непринужденно улыбнулась и в своей манере «играю-роль-учтивой-мачехи» пожелала падчерице хорошего дня.

— Илья, я хотела тебе сказать, что… Надеюсь, Лева не был с тобой грубым в тот вечер. Он иногда может показаться несколько вспыльчивым. Но он хороший парень. Скорее всего, он просто разволновался за меня тогда… Поэтому извини, если из-за меня у тебя возникли какие-то неприятности.

— Тебе не следует извиняться за других людей, Северина. У каждого своя голова на плечах. И каждый в свое время должен ответить за свои поступки. — машина плавно поворачивает влево, — А что касается неприятностей, то мне пообещали целую херову кучу, если я не буду держаться от тебя как можно дальше. — в голосе Ильи возникает ирония. — Но, как видишь, искреннее радушие твоего друга не произвело на меня особого впечатления.

— Он сказал тебе держаться от меня подальше? — ошарашенно озвучиваю я.

Илья молча кивает.

— Но почему? Лева должен был понимать, что его просьба просто нелепа… К тому же я ему говорила, что мы с тобой однокурсники.

— Должно быть, у него имеются свои причины.

— Не понимаю… — меня охватывает странное волнение, и я решаюсь спросить то, что так и не дает мне покоя, — Скажи, пожалуйста, а раньше, до той встречи в клубе, вы уже пересекались с Золотым?

Кузнецов не смотрит на меня. А мои глаза не могут ничего считать по его бесстрастному профилю. Через минуту Илья уверенно произносит:

— Готов поспорить, что ты уже задавала этот же вопрос ему.

Становится неловко. Отвожу в сторону взгляд. Пристыженно признаю:

— Задавала.

— Дай угадаю, он сказал, что не знает меня, я же прав?

—