Читать книгу "Стальная хватка империи - Сергей Александрович Васильев"

гигантских столба встали в полукабельтове от несчастного островка.

А следующего залпа просто не было, потому что уже через три минуты крен достиг пятнадцати градусов, и вскоре «Трафальгар» перевернулся, унеся с собой на дно большую часть экипажа.

* * *

– Повезло-с, – пробормотал пожилой лейтенант. – Не успели-с второй раз пальнуть.

– Так точно! – только и смог ответить Павлуша де Лаваль.

Он не знал, что четыре черных зрачка орудий главного калибра «Трафальгара» будут сниться ему всю жизнь. На негнущихся, одеревеневших ногах юный офицер поднялся по куцым высоким ступенькам, вышел из блиндажа, чуть не ставшего братской могилой, и с наслаждением втянул в легкие соленый воздух.

Не чувствуя озноба, мичман стоял на пронзительном морском ветру, наслаждаясь грохотом прибоя, и ему казалось, что он слышит язык могучего всемирного колокола в куполе мира. Казалось, что этот язык, звеня, порывисто мчится к беспредельности и рассыпается на звуки, сливается с тьмою, чтобы вновь вернуться к нему, в его сознание. Павлуша, подхваченный мощным звуком, мчится с ним из бытия в небытие. Стихии кружатся вокруг него, как раскаленный пар, мелькают рощи, и воды сверкают в низинах, пролетают темные силуэты зданий. И кто-то величественный спрашивает: «Дитя человеческое, куда лежит твой путь? Между столпами вечности? Ты меж двух смертей, крохотный и слабенький, но не спрашиваешь почему и не хочешь искать дорогу наверх».

Историческая справка

Мичман Павел Иосифович де Лаваль, представитель старинного аристократического рода, 6 мая 1902 года произведен в мичманы. В ходе сражения при Цусиме он, вахтенный начальник, находился на плавучей ремонтной мастерской «Камчатка». Поврежденная в дневном бою, она кренилась на правый борт. Увидев брошенный всеми на произвол судьбы погибающий флагманский броненосец «Суворов», плавучая мастерская бросилась его защищать.

Сказывают, японские моряки посмеивались, когда старое корыто открыло огонь из четырех имевшихся в его распоряжении 47-миллиметровых пушечек – по сути, тех же сорокапяток времен Великой Отечественной. Обалдевший от подобной наглости противник жестоко расправился с «Камчаткой»: в живых осталось всего одиннадцать членов экипажа и тринадцать мастеровых. Вместе с кораблем погибли все шестнадцать офицеров, четыре кондуктора, двести тридцать девять нижних чинов и шестьдесят восемь мастеровых. В их числе – вахтенный офицер мичман де Лаваль.

Историческая справка

Мориц Кнюпфер 1-й. Сын пастора из Эстляндии, племянник статского советника и губернатора. Дослужился до чина капитана первого ранга. Командовал эскадренным миноносцем «Войсковой». Начальник боевого участка на острове Эзель в Моонзундском сражении. Взят в плен немцами. Во время Гражданской войны служил в армии генерала Юденича. В 1920 году уехал в Париж, позже перебрался в Лондон.

Из личного дела: «Хорошо воспитан, можно назвать светским человеком. Вино пьет редко и мало. Отношения в семье: влюблен в жену…Общее развитие: среднее, способности не особенно большие, соображает туго. Иногда требует понуждения…Служебный такт с подчиненными: посредственен, кричит и шумит без толку. Отношение к нижним чинам: не понимает характера русского матроса совершенно, думает громким криком нагнать страха, любовью и авторитетом не пользуется».

В это же время. Черное море

Адмирал Фишер посмотрел на циферблат дорогих карманных часов и сдавил луковицу так, что хрустнул нежный серебряный корпус. Как раз в этот час, когда на Балтике Керзон-Хау форсирует Ирбенский пролив, а на Тихом океане Того приступает к уничтожению эскадры Макарова, здесь, в этой тесной стамбульской луже, его корабли снова беспомощно толкутся перед минными заграждениями. Один из тральщиков, пытавшихся снять русские мины, уже затонул, еще два погружались. На корме «Викториеса» разгорался пожар, и не похоже, чтобы русские испытывали недостаток в снарядах.

Адмирал сжал зубы и выпалил обиженно, как лишенный праздничного пудинга ребенок:

– Он должен был быть один!

Окружающие адмирала офицеры испуганно оглянулись и непонимающе уставились на командира. Ну что он мог им пояснить? Рассказать, как начальник директории клялся и божился, что адмиралу Рожественскому передан приказ тайной русской организации оставить у минных заграждений только один броненосец, отослав все наличные силы якобы на помощь десанту? Тогда он будет выглядеть еще глупее. Где и когда Гранд Флит зависел от решений туземцев? Это значит даже не потерять лицо, а расписаться в собственной беспомощности!

Ему захотелось треснуть по ограждению мостика подзорной трубой, но, по имеющейся информации, это было привычкой его визави адмирала Рожественского, а Фишер искренне презирал этого русского по двум прямо противоположным причинам сразу.

Офицеры на мостике «Коллингвуда» могли бы объяснить, что русские слишком хорошо отработали ротацию броненосцев даже после потери «Потемкина», но никто не рисковал вызвать на себя гнев адмирала, впавшего после персидской неудачи в состояние берсерка.

– Что «пом-помы»? – наконец обратился он к флагманскому артиллеристу.

– У них слишком малая скорость снаряда, сэр, – ответил тот. – Мы поставили четыре таких аппарата на тральщики, но они просто не добивали до русской «свиньи». Противник изрядно расстроился и начал бить по этим кораблям целенаправленно, потопив два из них. Видимо, «свинья» специально наводила русских артиллеристов на своих потенциальных обидчиков.

– И что будем делать?

– Я уже заказал разработку и доставку разрывных снарядов для трехфунтовок, сэр. Они должны исправить положение. Но неизвестно, когда необходимый запас боеприпасов будет изготовлен и доставлен.

– Я вам скажу: их доставят, когда у нас вообще не останется тральщиков! Завтра мы с вами едем в Стамбул, пора встряхнуть это болото. Ладно. Каковы повреждения «Илла-стриес» и «Викториес»?

– Небольшие, сэр. У «Илластриес» – близкий разрыв фугаса, незначительная фильтрация воды, мы прекратили ее, поставив подпорки. У «Викториес» обгорела кормовая надстройка, некритично…

– Ладно. Возможно, на этот раз отступление – правильное решение. Но это был наш последний отход, джентльмены.

20 мая 1902 года. САСШ. Нью-Йорк

– Меньше всего я хотел обращаться за помощью к вам, Мария Александровна! Но у меня просто не остается иного выхода. Вы – единственная, у кого есть возможность попасть в клуб Джекил, а времени создавать новую легенду для кого-либо еще уже не осталось. Гости собираются, и первое заседание клуба состоится на этой неделе.

Лейтенант Канкрин, повышенный в звании после уругвайской операции, был похож на заправского жителя Среднего Запада. Соответствующая одежда и загар дополняли друг друга, придавая его облику какой-то неуловимый шарм сурового ковбоя или шерифа. Но сейчас он смотрел на свою подопечную-подчиненную так жалобно, что Маше невольно захотелось погладить графа по голове.

Он нагнулся, подобрал плоский камешек и с силой швырнул по воде.

– Вот видите, даже здесь не везет, а ведь в детстве запускал не меньше пяти «блинчиков»…

Канкрин с тоской взглянул на допотопный пароходик, неторопливо шлепающий лопастями по весенней воде, резко остановился, развернулся к Маше и заговорил, будто оправдываясь: