Читать книгу "Боги лотоса. Критические заметки о мифах, верованиях и мистике Востока - Еремей Иудович Парнов"

И такой же свинцовый привкус чувствовался во рту. Соблазнительные картины радужных фонтанов «Отеля де Пари» с навязчивой жестокостью вновь вспыхивали в отупевшем мозгу.

Я подумал о демоне Мара, насылающем искушения. Как сильна его власть! Особенно в такую жару.

Я не знал еще, что за ближайшим поворотом Гималаи вновь одарят меня бессмертной улыбкой.

Мы пересекли Аурангбад-роад, когда я наконец решился оставить автомобиль, в котором было едва ли не более душно и жарко, чем на улице. Не обращая внимания на вишнуитов, чьи лица и бритые головы сплошь покрывала татуировка с именем божества, я, как в омут, скользнул в кривые запутанные переулки, где каждый угол, каждый камень что-нибудь да значили, и побрел к Ганге. Не инстинкт паломника и не жажда речной прохлады увлекали меня в каменные дебри. Не в силах бороться с людским течением, я просто затерялся в толпе и плыл, бездумно влекомый потоком, мимо храмов и банков, мимо базаров, на которых торговали бронзой и фруктами, золотистой парчой и каменными лингамами, священными черными камешками и листьями бетеля. Пятна этой наркотической жвачки, приглушающей голод, краснели на мостовых. Я шел, отрешенно скользя глазами вдоль сияющих чистотой фасадов госпиталей, натыкался на какие-то зловонные тупички, где грифы гневно оспаривали добычу у бродячих собак, и, казалось, ничего вокруг не видел, придавленный пульсирующей головной болью. Странная все-таки штука человеческая память. Сейчас, когда я вновь держу в руках розово-желтый план Варанаси, беглые, почти неосознанные впечатления непрестанно всплывают передо мной, и я - причем, куда острее и четче, чем тогда, в каменном лабиринте, - ощущаю запах риса, приправленного кари, слышу трещотку прокаженного юноши, ловлю блеск вишневых и фиолетовых сари. Ах, это сари - прекраснейшее из женских одеяний всех времен! И еще я вижу красную дорожку пробора в черном лаке волос, и цветочные гирлянды убора, и узкую полоску загорелого живота, и мальчика в белом костюмчике и роскошной шапочке из золотистой парчи. На тесных площадях Варанаси великое множество таких принаряженных мальчиков, увешанных гирляндами из быстро увядающих лепестков. Нет, не только затем, чтобы умереть, стремятся в этот благословенный город. За сотни километров индийские матери везут сюда своих сыновей на праздник посвящения, на торжественную церемонию приобщения к касте и слову вед. Нигде я не видел столько очаровательных близнецов, как там, в Варанаси, городе первых и последних шагов.

На стенах и заборах по всей Индии нарисована одна и та же простая пиктограмма в четыре кружка: которые побольше (один с усами, другой с точкой тилака меж изящно выгнутых бровей) - символизируют отца и мать, маленькие же (один с задорным чубчиком, другой с косичками) обозначают сына и дочь. Семья с двумя детьми. Понятная в стране, чье население перевалило на шестьсот миллионов, пропаганда регулирования рождаемости. Но сколько мальчиков я видел в

Варанаси! Сколько гордых отцов и сияющих от счастья матерей!

И моя встреча с Гималаями была озарена их счастьем. А у алтаря страшного божества Кала Бхайрава (мне предстоит вновь встретиться с ним в столице Непала) я буквально выхватил одного такого не в меру расшалившегося крепыша в золотистой шапочке из-под колес велорикши. Благодарные глаза матери. Вечный свет, перед которым все кажется преходящим: и отблеск бронзы, и карминовая раскраска губ каменного гиганта.

Улыбка молодой Индии среди древних каменных стен ее. Даже ради одного этого мимолетного проблеска стоило увидеть Варанаси. Но сколько раз еще предстояло мне встретить бессмертную улыбку Индии на вечных ее дорогах.

Выехав из любого индийского города, вы увидите по обе стороны автострады крупную надпись: «Thank you!» Всякий раз она вызывала во мне радостное изумление. Одарив своим щедрым гостеприимством, Индия еще и благодарила путника! Именно путника, потому что слово «турист» не кажется мне подходящим, хотя я и понимаю, что многие воспримут слова благодарности всего лишь как обычную вежливость департамента туризма. И по-своему будут правы. Но я приехал в Индию именно как гость, а не турист и смотрел на многое иными глазами. Моя благодарность к великой стране навсегда пребудет со мной.

И еще раз заглянули в мои глаза Гималаи с набережных Варанаси. Падая от усталости, я добрел все-таки до знаменитого непальского храма, известного под именем храма Любви. Он выстроен в стиле пагоды из драгоценного дерева, украшенного искусной резьбой. Его кронштейны, столбы и балки, поддерживающие крышу, выполнены в виде мужских и женских фигур, сплетенных в жарких объятиях. Это «песнь песней» Гималаев. Яркий ликующий гимн в честь земной любви и многообразия ее наслаждений.

Храм был заколочен и пребывал в изрядном запустении, но я не жалел об этом. Самые щедрые из его даров находились снаружи. Да и впереди меня ждали новые встречи с гималайским искусством. Причем на его родине, благоухающей кедровой хвоей, осененной благодатным дыханием ледников.

При одной мысли об этом в счастливом нетерпении сжималось сердце. От запруженных паломниками набережных, плавящихся под полуденным солнцем, до прохладных долин гималайских оставался последний самолетный прыжок. Всего лишь шаг в масштабах нашего сверхскоростного века.

Но прежде мне хотелось побывать в Сарнатхе, в том самом Оленьем парке, где Гау-тама тронул свое колесо.

Сарнатх расположен в десяти километрах к северу от Варанаси. Оставив по правую руку насыпь Северо-восточной железной дороги, Сарнатх-роад переходит в Ашока-марг - дорогу, названную в честь великого царя-миротворца. Каждый метр этого шоссе равносилен двум с половиной годам, направленным против стрелы Хроноса. Будто символы этого удивительного путешествия во времени, высятся по правую сторону антенная мачта Все-индийского радио и древняя ступа Чаукханди. Скачок в две с лишним тысячи лет. И словно для того, чтобы дать путешественнику возможность освоиться с незнакомой эпохой, куда забросила его современная автострада с бензоколонками фирмы Калтекс (ныне вся собственность этой американской компании перешла в распоряжение индийского правительства), дорога в Сарнатх буквально упирается в здание археологического музея.

Я долго бродил среди каменных стел и статуй, запечатлевших облик проповедника, который пришел с гималайских предгорий, чтобы возвестить миру истину, которую познал на дорогах Индии. Он изображен то в окружении учеников сидящим на престоле, украшенном знаком колеса и оленями, то стоящим в полный рост с поднятой в знак поучения рукой. Здесь же первые символы буддийских лет: колесо дхармы, которое сотни лет символизировало и самого Будду, обломки ступ, ступенчатая фигура, условно отображающая «три драгоценности». Это триратна, объединившая Будду, дхарму и сангху (общину) Подобные сооружения я часто встречал потом в Таиланде, у входа в наиболее знаменитые храмы, в том числе и в святилище «Изумрудного Будды» в Бангкоке.

Триратна -