Читать книгу "Добровольная жертва - Наталья Метелева"

Откуда она взялась? Только что, минут пять назад, в лесу было спокойно и радостно! Когда она успела подобраться так близко?! Всего три сажени, и она сожрет верного коника. Мою голову начали разламывать невидимые когти, словно кто-то пытался изъять мозги. Борясь с болью, я закричала, схватила Лэппа за повод и безуспешно попыталась сдвинуть. Я закрыла желтогривому остекленевшие глаза. Он дернулся, отступил на шаг и снова неподвижно замер. Лихорадочно поискав в сумке, я вытащила кинжал и, забравшись в седло, – вдруг он рванет с места прямо на Тварь, – уколола коника до крови. Если он и содрогнулся, то в обшей дрожи это движение потерялось.

Тварь наползала с неотвратимостью ночи, а вместе с ней тошнотворное зловоние. Дункан был прав: что я буду делать, если враг окажется не человеком? Как я остановлю Тварь, в которой не было ничего даже от животного?! Что-то подсказывало мне, что кинжал в нее лучше не бросать: она либо проглотит его, не поперхнувшись, либо лопнет под острием, и тогда неизвестно еще, какая мерзость из нее хлынет. Но, может быть, тогда Лэпп сможет стряхнуть оцепенение.

– А ну брысь! – замахнулась я на ползучую мерзость. – Пошла прочь!

У колена зашебуршало, клапан седельной сумки откинулся, и забытый крапленый туз вывалился, сонно зевая, топорща усы и оглядываясь, чем тут можно поживиться. Я не успела его прихлопнуть. Увидев гигантский шмоток ползущего студня, котяра издал то ли алчный, то ли боевой, но свирепый клич. Увернувшись от моей руки, метнувшейся схватить его за шкирку, он одним махом взвился на нависшую ветку. И так оглушительно рявкнул на чудище, словно в кошачей шкурке зашита была стая разъяренных волков. Тварь замерла, растерянно колыхаясь. Лэпп взбодрился и отступил еще на два шага. Взъерошенный котяра белкой сиганул по веткам, не слыша мои отчаянные призывы, и, хищно выставив весь зубасто-когтистый арсенал, обрушился на пузырь.

Тварь лопнула. Брызнули во все стороны ошметки, вереща и разворачивая липкие радужные крылышки. Кот перекусил пищащее нечто, отшвырнул, тут же сцепился с другой налипшей на него нечистью и с истошными воплями укатился в сторону. Я бросила кинжал в маленькое чудовище, летящее в лицо на неумело трепещущих крылышках, ощерив склизкую алую пасть. Монстр упал. Его разноцветные искрящиеся крылья необыкновенной красоты смялись под копытом ожившего, наконец, Лэппа. Конь опомнился и понесся прочь. Внезапно с неба сорвался солнечный язык, воспламенив дико визжащие ошметки лопнувшего слизня. Конь, подстегнутый огненной плеткой, мощным скачком вылетел из разверзшегося ада. Я тряпочкой взлетела по ветру, успев ухватиться за многострадальную гриву, и до искр в глазах ударилась о седло, когда Лэпп внезапно остановился на другом краю поляны.

Над горящими деревьями реял дракон, изгибая изящную шею, и беспощадно выжигал все пространство, где была Тварь. Все, что вылетело из лопнувшей жути, тут же сгорало в корчах. Там, где Лэпп только что дрожал осиновым листом, полыхал пожар. Дракон поднялся повыше, сделал разворот и начал выжигать лес по окружности значительно большего диаметра, чтобы ни одного случайного следа Твари не уцелело. Я прикинула, что мы окажемся внутри кольца, и отчаянно закричала, понукая лишенного инстинкта самосохранения Лэппа, и не в меру любопытный конек, заглядевшийся уже на сказочную огнедышащую невидаль, соизволил помчаться прочь уже без оглядки, стремясь выйти за пределы круга.

Лэпп превзошел себя в беге, больше похожем на полет, и вскоре мы уже падали с крутого берега в реку и плыли, захлебываясь. Добравшись до спасительного песочка, даже сверхвыносливый желтогривый растянулся без сил. Я скатилась с него и тоже растянулась, все еще не веря в спасение.

Дракон уже изнемогал, но замкнул огненный круг. Красив он был на диво, весь медово-золотистый, сверкавший в лучах солнца, словно чешуя его была из золотых слитков, отполирована или покрыта драгоценными каменьями. Он с трудом набирал высоту, чтобы не сгореть в им же порожденном пламени. Плюнув напоследок в огненный котел, дракон перевалился на одно крыло, развернулся и спикировал прямо на нас. Все правильно: птичка потрудилась, теперь пора перекусить, пока завтрак под боком.

Притомившийся конь даже ухом не повел на дракона, печально глядя на клок травы, торчавший в двух шагах от него, всей мордой выражая отчаянную мечту, чтобы у травы выросли ноги и клок сам подскочил и сунулся ему в зубы. Я вздохнула и выполнила его мечту. Коник потянулся мягкими губами, слизнул клочок, словно его и не было, и так же мечтательно покосился на реку, желая, чтобы та стала лужицей перед носом. Я вяло пожурила зарвавшегося, указав ему на мокрое ухо:

– Ты, подарочек несчастный, только что нахлебался так, что из ушей течет!

Лэпп вздохнул. Дракон в опасной близости откликнулся эхом, но уже не так жарко. Он весь как-то потускнел и сидел на песочке, нахохлившись, как курица на яйцах, слегка растопырив уставшие крылья. И оказался не таким и большим, примерно с трех лэппов. Лес за рекой полыхал, выгорая дотла. Через реку все плыла и плыла успевшая спастись живность.

Дракон внимательно посматривал на измученных животных. Вдруг он встрепенулся, перебежал вдоль берега утиной походкой вперевалку и прицельно чихнул огненным сгустком на выбиравшуюся из воды лисицу. Та опала горкой угольков, не успев удивиться несправедливости этого мира. Лисенок, копошившийся рядом, взвизгнул от ожога и дрожа, спотыкаясь трехпало, изо всех силенок поковылял к зарослям чертополоха, поджимая пострадавшую лапку. Дракон отвернулся, встретился со мной немигающим взглядом и отвернулся в другую сторону. Больше из реки никто не выбрался. Отважного котяру мы не дождались.

Лэпп поднялся, пихнул меня мордой, понуждая расстаться с насиженным местом. Хвост у него обгорел наполовину, пострадала и грива. Я поднялась, охая, как древняя старушонка, и оставшимся в наличии кинжалом кое-как подровняла прическу конька. Безжалостно срезала и часть собственной подпаленной косы. Если б не река, мы бы так легко не отделались. Я посмотрела на оцепеневшего дракона. Он снова нахохлился, тяжело дыша, наблюдая за нами усталым янтарным глазом.

– Пелиорэнгарс! – позвала я. Это была даже не догадка. Просто единственное известное мне имя единственного известного мне дракона.

Он скривился и высунул длинный раздвоенный язык. Уже оправившийся Лэпп бодрым шагом двинулся прямо в огненное драконье нутро. Я повисла на его шее, уговаривая не брать пример с ходячего пучка травы, которым он только что позавтракал. Желтогривый фыркнул на меня и тряхнул шеей, сбрасывая, как надоевшую блоху. Тогда я сама побежала к дракону. Тот испугался нашей активности, занервничал и попятился, переступая с лапы на лапу.

– Пелли, не бойся, я ничего тебе не сделаю! – заворковала я, с трудом подавляя чуть не сорвавшееся «цып-цып-цып». – Только скажи, что это за Тварь была такая жуткая?

Лэпп ухватил меня зубами за подол, не давая приблизиться к чудовищно оскалившейся пасти. А пока мы оспаривали право первенства быть поджаренным и съеденным, дракон отбежал косолапой походкой по бережку от навязчивой парочки, на бегу разворачивая перепончатые крылья, подскочил и взлетел, взвихрив песок, ослепивший нас на несколько минут. Пока мы отфыркивались и отплевывались, он уже золотистой точкой истаял в лучах полуденного солнца.