Читать книгу "Личник - Игорь Валериев"

Выйдя из здания, я взгромоздился на коня и отправился на кладбище. Сторож указал мне могилу, перед которой я простоял, пока окончательно не стемнело. Мысленно просил у Дарьюшки прощения, что не уберёг, не смог присутствовать на похоронах, убийцу живым не взял и ещё множество каких-то мыслей, которые через некоторое время и не мог вспомнить. Кажется, по моим щекам текли слёзы, замерзая на щеках, но я этого не замечал. Только сейчас и здесь понял, что всё — моей Дарьи, моей Куен Ионг, моей «смелой птички» нет, и уже никогда не будет.

Домой вернулся, когда на небосводе ярко светила луна. Коня во дворе принял денщик, который, предупреждённый братами, прогрел комнаты в доме и истопил баню. На столе в передней комнате нашёл записку от Арсения, в которой купец сообщил, что похороны и поминки провёл. На девяти днях его не будет, так как коммерческие дела зовут в Благовещенск, но он оставил денег Филатьевой, как двоюродной сестре, если я вдруг не вернусь к этому времени.

Взяв в комоде чистое исподнее и шаровары, пошёл в баню. Когда, пропарившись и помывшись, вернулся в избу, на столе меня ждал ужин. Основное блюдо тот же кулеш из пшенки, сала и мяса, которым питался последние пять суток. Для разнообразия свиной рулет из печи, солонина и ещё горячая краюха ржаного хлеба. Сам готовил денщик или кого-то пригласил для стряпни, меня как-то не заинтересовало. Во рту с утра не было маковой росинки и в животе настойчиво бурчало.

Достав из буфета два стакана, налил в них водки. Потом отрезал два куска хлеба и одним из кусков накрыл стакан для Дарьи. Только примерился к своей порции, как в комнату влетел денщик с круглыми от изумления глазами.

— Там… Это… Сам…, - на третьем слове казак Игнатов, который был выделен мне в денщики, окончательно завис.

Хотя в восемьдесят первом году название «денщик» было отменено, и было приказано впредь назначать генералам, офицерам и чиновникам прислугу из общего числа строевых нижних чинов. По-старому эту прислугу продолжали называть денщиками. Мне достался казак второго срока службы Игнатов Василий Петрович, которому было уже за тридцать и в строевом разряде ему оставалось служить чуть больше года. Старательный, но немного тормознутый или прикидывался таким. Впрочем, все дела, к которым я его раньше привлекал это воды натаскать, дров наколоть, печи в комнатах и бане истопить, да за конями ухаживать. У самого и времени на это не было, да и не по чину теперь такие хозяйские дела были.

— Игнатов, ваша речь очень информативна, — я поставил стакан с водкой обратно на стол. — А теперь соберитесь с силами и доложите, как положено.

Игнатов, растерянно хлопая глазами, пару раз прерывисто вздохнул, но произнести ничего не успел, так как из сеней в заднюю комнату через открытую дверь повалили клубы холодного воздуха, а я, услышав фразу «есть кто дома», начал, как мой денщик усиленно хлопать глазами.

«В гости пришёл цесаревич, а я в одной нательной рубахе, домашних шароварах и носках, — эта мысль вбила меня в ступор, и потому я скомандовал себе. — Хоре тормозить, встречай высокого гостя. Не каждый день к тебе домой наследник российского престола заходит, точнее, впервые. Опять слухи по городу пойдут».

Я вышел в заднюю комнату, куда уже ввалились цесаревич и ротмистр Волков. Следом зашли двое казаков конвоя из кубанцев, которые занесли две корзины. Поставив их на пол, причём в одной звякнуло, казаки вышли в сени, затворив за собой дверь.

— Тимофей Васильевич, мы к вам, как татары, незваными в гости пришли. Не прогоните? — улыбаясь, спросил Николай.

— Ваше императорское высочество, Евгений Николаевич, я рад видеть вас у себя. Прошу простить за мой внешний вид. Раздевайтесь, вот вешалка, — я показал гостям, куда было можно повесить верхнюю одежду. — Игнатов, чуни гостям неси, они за голландкой стоят.

Отдав команду денщику, я направился к шкафу, где висела моя форма, и быстро накинул на себя мундир. Пока приводил себя в относительный порядок, гости разделись, переобулись и, подхватив по корзинке, по моему приглашению, направились в переднюю избу. Увидев на столе накрытый хлебом стакан, наместник грустно и душевно произнёс:

— Да, Тимофей Васильевич, вам обязательно надо помянуть Дарью Ивановну, даже нарушая церковные каноны по помину. На похоронах вас не было.

— Как раз собирался это сделать, Ваше императорское высочество. Извините за столь скудные яства, но как говорится, чем богаты, тем и рады. Прошу к столу.

— Ничего, мы тут со своим, — вступил в разговор Волков, водрузив свою корзину на стол и доставая из неё небольшие судочки, от которых по комнате поплыл аромат чего-то вкусного. — Мы в ресторан заглянули предварительно, так что на счёт яств не волнуйтесь. Давайте, посуду несите.

Накрывать на стол пришлось самим. Игнатьев как впал в полуобморочное состояние при виде цесаревича, так и не смог из него окончательно выйти. У казака всё валилось из рук. Он хоть и состоял в конвое, но службы не нёс, наследника престола видел несколько раз, да и то издали. А тут он рядом. Ещё чего-то и спрашивает. В общем, после просьбы Николая к Игнатьеву принести столовые приборы, Василия Петровича пришлось просто выпихнуть из дома. Ложки с вилками от буфета тот не донёс, уронил по дороге.

Наконец суета по накрыванию стола закончилась, и мы выпили за помин души Пак Дарьи Ивановны, моей «смелой птички». Закусили, налили по следующей, причём каждый наливал себе сам и свой напиток. Я после водки перешёл на вишнёвый ликёр, который оказался в корзинке у Николая, цесаревич пил свой любимый портвейн, а Волков коньяк.

После третьей, когда был утолён первый голод, Волков задал вопрос:

— Тимофей Васильевич, как же Вы «товарища Ивана» упустили-то?

Я удивлённо посмотрел на ротмистра и цесаревича.

— Не удивляйтесь, Тимофей Васильевич, — произнёс наместник. — У меня сегодня с докладом был штабс-ротмистр Савельев. Он и довёл информацию о вашем прибытии в город и всё остальное, а Евгений Николаевич при этом присутствовал.

— Ваше императорское высочество, когда китайские контрабандисты стали сдаваться, а этот Иван побежал в сторону полыньи, я подумал, что он её просто не видит. А оказалось, он таким образом хотел покончить с собой, чтобы не попасть к нам в руки. Казак Шохирев смог беглеца заарканить, но тот всё равно попал в полынью. Лёд начал трещать, поэтому Григорию пришлось отпустить веревку аркана на всю длину, отъезжая от открытой воды, чтобы самому не провалиться. Видимо в этот момент «товарищ Иван» смог освободить руку и достать кинжал. А дальше, когда я подошёл поближе к полынье, чтобы определиться, где крепче лёд и куда тащить террориста, тот одним движением кинжала перерезал веревку, и его течением уволокло под лёд. Далее по реке открытой воды не было. Сплошной лёд. Казаки проверили почти две версты. Вот так и упустили «товарища Ивана». Не повезло нам с этой полыньей, — я замолк, вспоминая торжествующий взгляд убийцы Дарьи перед своей смертью. — Хотя, если человек решил умереть, его трудно остановить.

— Кем же надо быть, чтобы на такую лютую смерть пойти? Прости Господи, его грешную душу, — произнёс, крестясь Волков.