Читать книгу "Игра в жизнь - Сергей Юрский"

А я, может быть впервые, на том показе еще не понял, но ощутил две важные закономерности. Первое – актер и персонаж, которого он играет, могут совершенно не совпадать по настроению. Они разные, но сосуществуют в одном теле. В день личной драмы можно хорошо играть комедию. В час радостного возбуждения ты способен выразить безмерную печаль. На то ты и актер. И второе, что ощутил я тогда, – пространство сцены может заполняться не только реальными людьми, но и воображаемыми. Это многое определило в будущей моей работе актера, режиссера и чтеца.

Мы доиграли до конца шекспировскую сцену, поклонились и вышли. Не буду скрывать: слыша реакцию наших зрителей, уже по ходу показа я был уверен в результате. Вечером Дина Морисовна позвонила и сказала, что я принят.

Меня зачислили в труппу БДТ с 1 сентября 1957 года. 15 сентября я был назначен на одну из главных ролей в пьесе Виктора Розова «В поисках радости». 1 октября под руководством Игоря Владимирова мы начали репетиции и 5 декабря, в четверг, сыграли премьеру. В спектакле были заняты Казико, Корн, Шарко, Стржельчик, Копелян, Лавров, Заблудовский, Таланова, Аханов, Шувалова, Светлова и я. 8-го, в воскресенье, мы играли спектакль утром и вечером.

Это было почти полвека назад, но я помню все в деталях и подробностях. Потому что это переворот, это трамплин, это основание моей жизни в театре. Спектакль имел большой успех. Но в том же декабре, на той же сцене произошло событие, которое буквально сотрясло город, а потом и столицу, – состоялось первое представление «Идиота» в постановке Товстоногова с Иннокентием Смоктуновским в роли князя Мышкина.

5

Товстоногов собирал труппу. Появлялись новые актеры. Коренные бэдэтэвцы по воле шефа являлись в новом качестве, в иных амплуа. В герое-любовнике Стржельчике открылась характерность. «Характерный» Копелян стал социальным героем. «Натуральный» Полицеймако постигал законы условного театра. Товстоногову нужны были и новые режиссеры. Однако с самого начала он твердо знал и давал понять другим, что ему нужны режиссеры-помощники. Самостоятельно действующие постановщики его театру не требуются. Он будет главный, он будет единственный. Он может дать поручение одному из своих помощников поставить собственный спектакль для заполнения необходимой, но боковой ниши в репертуаре. По ходу всей работы Товстоногову должны докладывать о ходе дела и промежуточных результатах. Выпустит театр спектакль только из рук Главного, даже если на афише имя помощника. Во всех случаях внизу любой афиши, плаката, рекламной фотографии стоит фамилия главного режиссера. Ему, Главному, вовсе не нужно, чтобы кто-то дал ему передохнуть, потому что Главный, дескать, устал от предыдущей постановки. Этого не нужно! Моей труппой буду заниматься только я сам! Или кто-то по моему прямому и ограниченному поручению. И я не устал! Главный никогда не устает!

Эти принципы были сформулированы твердо, облечены в прямой текст. Их следовало всем запомнить и строить свою жизнь в театре, исходя из этих принципов.

В 57-м году в БДТ активно работали два режиссера – Игорь Владимиров и Роза Сирота. Сейчас, из нашего далёка, из XXI века, странно разглядывать взаимоотношения и события тех лет. Мы знаем теперь, что оба они – и Сирота, и Владимиров (оба ныне покойные) – вошли в историю театра как личности не просто заметные, но выдающиеся. Владимиров создал свой яркий театр с Алисой Фрейндлих и другими актерами высочайшего уровня. Сирота не имела себе равных как режиссер-педагог в Питере, а потом во МХАТе в Москве. Кроме того, она сделала ряд действительно классных самостоятельных постановок в театре и на телевидении. Но при Товстоногове они были помощниками и исполнителями поручений. И только! Важно отметить, что оба они вовсе не были так уж молоды. Они не были начинающими. Они не были учениками. И все же им было определено место строителей. Архитектором был только Главный.

С Игорем Владимировым Товстоногов работал над пьесой «Когда цветет акация». Потом понадобилось сделать спектакль для молодых зрителей, заполнить пустующую нишу «спектакля для детей» (специально для детей Товстоногов никогда ничего не ставил, он говорил: «Мой театр не ТЮЗ»). Владимирову предложено было поставить «В поисках радости».

Сирота была сотрудником шефа в постановке «Идиота». Роза была человеком самоотверженным, строгим и бескомпромиссным. Часто она «дежурила» на очередных спектаклях. По окончании она заходила за кулисы и выливала на разгоряченного овациями артиста ушат холодной воды своих многочисленных замечаний. Тут неточно, там грубо, здесь работа на публику. Олег Савин, которого я играл в розовской пьесе, ей нравился, но она постоянно донимала меня упреками «в штукарстве». «Прислушивайтесь к себе, точнее ведите внутреннюю линию», – говорила она. Однажды она сказала мне (тоже, видимо, в воспитательных целях): «Я работаю сейчас с совершенно удивительным артистом. Абсолютно неординарная, импровизационная форма и очень богатое нутро. Но хрупок. Неустойчив психологически. Я так боюсь за него, он может сломаться. Вы зайдите к нам на репетицию, обязательно посмотрите на него».

Я уже посмотрел разок. 7 ноября шел спектакль «Кремлевские куранты». Из старых запасов БДТ. Спектакль развалившийся, потерявший и то немногое, что когда-то было в нем. В числе других «прежних» Г. А. определенно обрек его на ликвидацию. Но… не всё сразу! Надо соблюдать политес, власти не дремлют. 7 ноября должна идти пьеса «революционного содержания». Подлатали дыры в декорации, порепетировали пару раз и на эпизодическую роль Дзержинского ввели нового артиста, только что принятого в театр.

Смоктуновский был уже известен. Замечательно сыграл Фарбера в фильме «Солдаты», великолепно и как-то совсем не по-советски в телеспектакле по Бернарду Шоу. Имя его и биография были окружены туманными и немного тревожными легендами. Из ссыльных? Из сидевших? Из пленных? Вроде работал в провинции… или на Крайнем Севере? Или в Москве?

Я посмотрел «Куранты». Не скажу, что Смоктуновский в роли Феликса Эдмундовича потряс меня. Но однако… много я видел Дзержинских, но такого… никогда. Много я видел разных артистов, но этот был особенный. Чтобы главный чекист так тихо говорил, так задумчиво и неуверенно смотрел в пол – это ж надо такое выдумать!

Когда «Идиот» перешел из репетиционного зала на сцену, я как-то зашел поглядеть. Работали нервно. Товстоногов без конца повторял проходную сценку «В передней» – приход князя Мышкина к генералу Епанчину. Мало текста. Всего несколько фраз. Тревожная музыка И. Шварца. В крылатке и в шляпе входит князь с каким-то узелком в руке. Довольно нелепо представляется слуге и путано объясняет свой приход. И еще, и еще, и еще раз то же самое. Что ж тут смотреть? Я уж собрался тихо выскользнуть из зала, но вдруг понял, что я заворожен странными движениями князя. Этой походкой, этой позой с как бы вывернутой в колене ногой, этим тихим и при том достигающим твоей души голосом.

Спектакль я смотрел 31 декабря на утреннике. Свободных мест не было, и я стоял на балконе в толпе. Слышно было плохо. Публика на балконе нервничала. Но то и дело, когда вдруг доносилось хрипловатое, баритональное и неожиданно пронзительно-звучное при тихом голосе (вот такой парадокс!): «Парфен! Что ты, Парфен!» – переставали скрипеть деревянные стулья на балконе, казалось, само дыхание тысячи человек останавливалось, и все было понятно. В конце длинного (более четырех часов) представления ясно стало: на этом спектакле свободных мест не будет никогда.