Читать книгу "Софья Палеолог - Татьяна Матасова"

Вид Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры. М. Гадалов. Литография. 1853 г.

Покровец. Младенец в Чаше («Агнец Божий»). Вклад Софьи Палеолог в Троицкий монастырь

Шитая подвесная пелена Елены Волошанки. Вклад в Успенский собор Московского Кремля. 1498 г.

Вверху: Фрагмент подвесной пелены Елены Волошанки. Вероятное изображение великой княгини Софьи

Шитая подвесная пелена Софьи Палеолог. Вклад великой княгини в Троицкий монастырь. 1499 г.

Никольский собор Антониева Краснохолмского монастыря, построенный при участии Аристотеля Фиораванти. Фото А. В. Лаушкина

Преподобный Кассиан Учемский. Книжная миниатюра начала XVIII в. Российская государственная библиотека. Публикуется впервые

Вид на часовню преподобного Кассиана в Учме. Фото Е. А. Наумовой

Покровец. Распятие. Вклад Софьи Палеолог в Троицкий монастырь

Поруч. Вклад Софьи Палеолог в Троицкий монастырь

Погребение великой княгини Софьи Палеолог.

Миниатюра Лицевого летописного свода

Важным этапом в борьбе с ересью стал созванный в 1490 году церковный собор, который осудил на смерть еретиков из числа церковных деятелей: «Захария чернеца, Гавриила протопопа Новгородского, Максима попа, Дениса попа, Василья попа, Макара дьякона, Гридя дьяка, Васюка дьяка и Самуху дьяка». Эта расправа, однако, не искоренила ереси, но дала повод для новых толков о ней.

Случилось так, что незадолго до собора в Москву прибыл Георг фон Турн. Он многое рассказал в Москве о Европе. Сохранился текст «Речей посла цесарева», которые он «сказывал Юрию (Траханиоту. — Т. М.)» в Новгороде при дворе архиепископа Геннадия. Надо полагать, что Юрий Траханиот и переводил эти «речи». Фон Турн с пристрастием описывал, как «шпанский» (испанский) король «очистил свою землю от ересей жидовских». Он рассказал о «многих казнях» (пытках) и «розных муках», постигших еретиков, истерзанные тела которых сжигали. Владыка Геннадий, считавший своей провиденциальной миссией покончить с ересью, сочувствовал методам испанского суверена по отношению к «хулителям веры» и призывал митрополита Зосиму брать с католического монарха пример.

Запись «Речей посла цесарева» — не единственный памятник переводческой деятельности греков в связи с борьбой с «жидовствующими». Стараниями греков было переведено и так называемое «Прение Афанасия с Арием» — богословский текст, сохранившийся во многих списках XVI–XVII веков и также использовавшийся в борьбе с новгородско-московской ересью. Известны три греческих списка сочинений Афанасия Александрийского, «изготовленных по болгарскому оригиналу X века в 1488–1489 годах в „геннадиевском кружке“». Апологетам православной веры было важно опереться на возможно большее число древних текстов в доказательство своей правоты.

В некоторых списках «Прения» есть упоминания о том, что его перевел Мануил Траханиот, живший в Москве: «Прение со Арием еретиком преведено с греческого на римскии язык некиим мудрым философом от Рима, принесен тому в Рускую землю к великому князю Иоанну Васильевичю Владимерскому и Новгородскому всея Росии самодержцу. Он же повеле того превести на рускии язык Мануилу Гречину Дмитриеву сыну Амореянину, иже приидоша с царевною из Рима, и переводил с благовещениским попомъ Феодором». Долгое время считалось, что автор сведений о переводчике ошибся, назвав Мануилом или Дмитрия Траханиота, или сына Дмитрия, Юрия Траханиота («Юшку Малого»). Но найденное «берлинское» письмо Андрея Палеолога от ноября 1475 года красноречиво свидетельствует о существовании Мануила.

Борцы с ересью использовали и давно известные цитаты из Священного Писания и творений Отцов Церкви. Так, инок Савва в своем послании «на жидов и на еретики» патетически заключал: «…тма бо есть жидовское учение и любя его во тме ходит, въ свет — въ Христа не верует, иже просвещает всякого человека, грядущего в мир».

* * *

Греки из свиты Софьи оказались в России во время необычайного интеллектуального и эмоционального напряжения, когда русские книжники решали целый комплекс богословских и церковно-устроительных задач. Парадоксально, но факт: византийцы-эмигранты, несколько десятилетий зависевшие от милости католических правителей Италии, в Москве ратовали за чистоту православной веры. Было ли это обычным приспособленчеством, или греков манили мечты о «восстановлении Византии»? Бог весть. Но известно, что к еретикам была близка Елена — вдова старшего сына Ивана III Ивана Молодого. В 1490-е годы отношения между ней и Софьей Палеолог обострились. Для московских греков борьба с еретиками превратилась в борьбу за Софью. Но это — отдельная большая тема, речь о которой пойдет в последней главе. Пока же продолжим рассказ о деятельности греков из окружения Софьи.

Учемский подвижник

Среди греков, приехавших с Софьей в Россию в 1472 году, был и князь Константин Мангупский. Один из родовитых приближенных византийской «царевны», он не участвовал в каких-либо международных делах. Его вообще не интересовало ничего, кроме спасения души через уход в «пустыню».

Константин происходил из греческого рода правителей княжества Феодоро (Мангупа), располагавшегося на территории Крыма — византийской Готии. По-видимому, он был сыном князя Алексея, который приходился младшим сыном князю Стефану Гаврасу. Стефан и его старший сын Григорий оставили Феодоро Алексею и в 1399 году приехали служить московским князьям «из вотчины из Судака, да из Каффы, да из Мангупа».

Накануне турецкого нашествия Феодоро представляло собой политически активное государственное образование с высокоразвитой экономикой, культурой и широкими дипломатическими связями. Благополучная ситуация в Феодоро в первой половине XV столетия обеспечила возможность отправить юного княжича Константина в столицу Византийской империи, чтобы он приобщился там к культуре и «большой политике». По-видимому, 29 мая 1453 года, в день взятия города турками, Константин был в столице и оказался среди выживших. В поисках убежища он вошел в круг приближенных Фомы Палеолога и переселился в Морею, а в 1460 году со всем «домом» Фомы перебрался на Корфу, где жил в течение пяти лет. Осенью 1465 года, находясь в окружении Софьи и ее братьев, Константин прибыл в Рим, откуда летом 1472 года в свите невесты Ивана III выехал в Москву. При дворе московского князя он провел десять лет. Об этом периоде его жизни, увы, ничего неизвестно. Вероятно, он поддерживал связи с московскими потомками своего отца и брата — кланом Головиных. Позже в его судьбе наметился серьезный поворот.