Читать книгу "Деньги - Поль-Лу Сулицер"

Однако выздоровление экономики вызвало резкий скачок цен, и очень быстро стоимость строения на побережье Флориды или Калифорнии, которое полгода назад никто не хотел брать за пять миллионов, не говоря уже о его реальной цене в десять, увеличивается до двадцати, двадцати пяти и даже тридцати миллионов долларов. Я видел, как люди стояли в очереди, почти дрались, чтобы купить квартиры, которые несколько недель назад некий Адриано Летта или кто-то из моих брокеров в Брюсселе, Женеве и даже Хаятт изо всех сил пытались продать какому-нибудь врачу-взяточнику. Перепродать в это сумасшедшее время за тридцать миллионов долларов здание, за которое семь месяцев назад было заплачено пять миллионов, причем реально только десятая часть цены, мне удалось несколько раз. Я действительно получал двадцать пять миллионов долларов при ставке в пятьсот тысяч. Три раза. И хотя другие здания не приносили мне столько же, тем не менее я заработал на них огромные деньги.

Я хотел действовать быстро и сработал быстро, но события стали развиваться еще стремительнее. Был бы у меня хотя бы еще месяц или какая-нибудь мощная поддержка, я, вероятно, смог бы по меньшей мере удесятерить прибыль.

Но когда эта сумасшедшая авантюра, которая длилась девять месяцев, подошла к концу и когда я произвел окончательные подсчеты, у меня закружилась голова.

На протяжении всего пути я придерживался первоначального плана, то есть отделял прибыль, полученную официальным путем как брокер Генри Клэй Адамса в размере пятнадцати процентов от сумм, поступавших от моих европейских и азиатских (Хаятт тоже хорошо поработал) клиентов, и полагал, что о ней должны были сообщить Мартину Ялу.

За девять месяцев эти доходы составят чуть более одного миллиона четырехсот тысяч долларов. Вместе с тремястами тысячами, которые у меня были до этого на счете, мой официальный капитал составляет один миллион семьсот тысяч, о которых известно Мартину Ялу. Но он не должен обеспокоиться. Одиннадцать месяцев назад, когда до прихода друзей Роберта Зарры у меня было почти четыре с половиной миллиона долларов, Ял не счел, что такая сумма может представлять для него опасность.

А с одним миллионом семьюстами тысячами я должен казаться ему совершенно безобидным.

Но он точно не знает, руку дам на отсечение, что в операции «Солнечный пояс» я работал на двух уровнях, что предполагало разные действия и совершенно разные результаты. Правда в том, что принцип рычага сотворил чудеса.

И в активе моей компании в Лихтенштейне – семьдесят миллионов долларов…

Я никогда не играл в карты, да меня и не тянуло к ним. Я не играл в кости. Правила покера мне почти неизвестны. Тем не менее есть что-то такое, во что я верю. Я считаю, что в жизни есть моменты – один, два или три, – когда выпадает необычный шанс. Стоит только достичь необходимого второго состояния интенсивной концентрации и даже экзальтации, как на несколько секунд приходит своего рода дар предвидения. В такие моменты мы ЗНАЕМ, что эта пока закрытая карта действительно тот четвертый король, которого нам не хватает. Мы ЗНАЕМ, что эта карта придет, что бы ни случилось, независимо от любой случайности. Мы ЗНАЕМ это.

Я был уверен, что обязательно найду способ для атаки на Мартина Яла.

В тот день, накануне финального взрыва, который положит конец операции «Солнечный пояс», я нахожусь в самолете и возвращаюсь из Калифорнии в Нью-Йорк. Со мной должен был лететь Лео Суссман, но в последнюю минуту появились некоторые трудности со зданием, которое я присмотрел в Санта-Барбаре, и он остался. Так что я лечу один, слишком взвинченный, чтобы спать, а рядом со мной, на соседнем кресле, – элегантный мужчина с некоторым намеком на оригинальность в одежде. Был бы со мной Лео Суссман, мы бы на протяжении всего перелета, вероятно, толковали о делах, но мое одиночество – непременное условие. Склонный, как и все американцы, к пустой болтовне, мой сосед затевает разговор. Он предлагает выпить, и я соглашаюсь. Мы говорим об авиаперелетах, о Калифорнии, которую только что покинули, о Нью-Йорке, куда летим. Он вручает мне визитную карточку, показывает фото дома в Харрисоне, очень престижном пригороде Нью-Йорка, жены, двух детей и собаки. Он адвокат, бизнес-юрист, у него офис на Манхэттене, и он работал с Макинроем, чьи сыновья, похоже, подают большие надежды в теннисе. Словом, он несет всякую чепуху, до которой мне нет никакого дела. В петлице его пиджака значок, и я никак не могу вспомнить, где такой уже видел. Он смеется:

– Я выпускник Гарварда.

И тут же я вспомнил: такой же значок обычно носил Мартин Ял. Мне не хочется произносить его имя, но я все же спрашиваю:

– Знакомы ли вы со швейцарским банкиром Мартином Ялом, который тоже учился в Гарварде?

Имя ему знакомо, он помнит его по списку выпускников, но Ял из более ранних выпусков.

– Насколько мне известно, это было время знаменитого Кэррадайна.

– По прозвищу Скарлетт.

Он удивлен, что, несмотря на молодость, мне известно прозвище Кэррадайна.

– Тем более, – говорит собеседник, – что он много лет как отошел от дел.

Что-то екнуло во мне.

– Как это, «отошел»? Мне сказали, что он умер?

Мой собеседник внимательно смотрит на меня:

– Умер? Кто, черт возьми, сказал вам, что Скарлетт умер?

19

События того периода настолько сплелись и наложились друг на друга, что при всем желании мне было бы трудно соблюдать хронологический порядок.

Это произошло до завершения операции «Солнечный пояс» и до того, как я узнал, что Джон Кэррадайн по прозвищу Скарлетт жив.

Все началось с телефонного звонка Адриано Летты. Я предупреждал его ни в коем случае не звонить мне в отель Pierre. «Что, если у меня будет что-то по-настоящему срочное?» Я не вижу ничего срочного в продаже квартир, но, чтобы угодить ему, ответил, что в таком случае он может позвонить Лео Суссману, который говорит по-испански, и они смогут понять друг друга. «Он очень плохо говорит по-испански, – утверждает Лео, – но, если я правильно понял, он хотел, чтобы вы срочно перезвонили ему в Hotel de Paris в Монте-Карло». То, что Адриано звонит мне по телефону, само по себе неожиданно, тем более что он заплатил за разговор из своего кармана, и это при всей его, скажем, бережливости. Представить себе, что он в Монте-Карло остановился в Hotel de Paris – это бред чистой воды. Я сразу же набираю его номер, он снимает трубку и говорит, что я должен как можно скорее приехать по срочному и чрезвычайно важному делу. Это все, что он может сказать. С пересадками с самолета на самолет я добираюсь до Франции, извините, до Монако. На Лазурном Берегу стоит пасмурная, предгрозовая погода. По дороге из аэропорта Ниццы, где Адриано Летта встретил меня, он объясняет, из-за чего такая спешка. Он оказался, надо признаться, в положении полицейского, который хладнокровно преследовал куриного вора, но без единого выстрела захватил государственного преступника № 1.

– Мы говорили об инвестициях в Соединенных Штатах. Он выслушал меня до конца (это, казалось, развлекало его), и я понял, что здесь что-то не так. И когда я закончил приводить свои доводы, он сказал: «Хорошо. А теперь предположим, что вместо пяти квартир я покупаю пять тысяч или пятьдесят тысяч?»