Читать книгу "Русский Рокамболь - Александр Цеханович"

— Я знаю, чему вы улыбаетесь, — заговорил он уже несколько хмельным голосом, — вам странно и, может быть, глупо кажется, что человек совершенно незнакомый навязывается вам в друзья и сообщники, но если бы вы с вашим очевидным умом заглянули в мою душу и вместе с тем выслушали мою короткую историю, то не усомнились бы в моем желании служить вашим интересам ради своих или, что то же самое, ради мщения!..

Андрюшка внимательно поглядел на него, а Степанидин, еще раз проведя рукой по своим белесоватым мягким прядям, продолжал:

— Я погибший человек, господин Карицкий, но я гибну не по своей вине, я игрушка судьбы, я ее остроумная шутка среди людей, к которым она относится серьезно… Я получил образование в К-ом университете и приехал сюда с головой, полной надежд и планов. Для осуществления их я вознамерился увеличить свой капиталец, который мне пожертвовал мой барин, мой отец… его сиятельство князь Иван Григорьевич Карпатский, но о судьбе этого капитала, я думаю, вы догадываетесь, видя меня в таком состоянии. У господина Флирта хорошо и счастливо играют! Я же не умел играть и не обладал никаким счастьем… Я проиграл все, в то время как вы так блестяще понтировали на знаменитую двойку пик…

Степанидин опустил голову и замолчал, а когда поднял ее, в глазах его стояли слезы… Он еще несколько секунд поглядел этими остекленевшими глазами в лицо своего собеседника и вдруг сильно ударил себя в грудь:

— В этой душонке, Карицкий, раньше было столько запросов к жизни, столько самой этой жизни и столько дьявольской гордости, что я не мог поступить иначе, как поставить на карту все. Если бы я выиграл, я бы достиг своего, я бы отплатил пустившему меня на свет с патентом позора!..

Степанидин опять замолчал и вдруг схватился обеими руками за голову:

— О, черт возьми! А это? Это было последним ударом, который окончательно упрочил во мне жажду отмщения… Я был влюблен и уже надеялся быть счастливым, принимая сожаление за ответное чувство, но в тот день, когда я, весь дрожа от страха, вымолвил слово о своих намерениях, мне улыбнулись в лицо с гордостью и дерзостью, достойной этой спесивой семьи… Мне ответили вопросом: «Скажите, отчего у вас женская фамилия?» Я побагровел и выбежал вон из проклятого дома…

— Хорошо-с! — перебил Андрюшка тоном врача, которому пациент рассказал все необходимые симптомы для распознания его болезни. — Хорошо-с, я вас понимаю… и эта… эта встреча моя с вами очень кстати, месть ваша будет удовлетворена, потому что судьба натолкнула вас на человека, который готов сам служить до последнего издыхания интересам именно такой же мести.

— Вы? — вскинулся Степанидин. — Я так и догадывался… Нет, впрочем, я не догадывался, но теперь в эту минуту поклянусь, что ваши слова — сущая правда…

— Постойте! Не перебивайте меня, — заметил Андрюшка, — я вам уже говорил, что у меня сегодня больше дел, чем времени, а я сейчас сообщу вам нечто важное. Слушайте меня со вниманием. Вы слыхали, может быть, что «Паутинник» очищается от жильцов.

— Как же, слышал.

— «Паутинник» будет местом сборища одного сообщества, цель которого совершенно тождественна с вашей целью, в достижении которой вы отчаялись, благодаря проигрышу. Послезавтра первое собрание… Завтра «Паутинник» будет свободен от постояльцев… Вот вам лично на переезд.

Андрюшка положил на стол две десятирублевки.

— Послезавтра в два часа ночи!.. А теперь прощайте.

Он встал, бросил рубль на поднос со снедью и быстро направился к выходу.

Степанидин долго смотрел на входную дверь, за которой скрылся тот, который воскресил теперь в его душе все угасшие уже было надежды.

Потом он налил себе остаток из графина и, выпив, облокотился на грязную скатерть в тупой, неподвижной задумчивости.

Сборище в «Паутиннике»

Часов около двух ночи в ворота угрюмого дома одна за другой входили темные фигуры и исчезали во мраке двора.

Тут они сворачивали налево, входили в подъезд и, поднявшись во второй этаж, скрывались за дверью.

У входа их встречал Калиныч, отбирая жетоны, символические клочки бумаги и прочие доказательства права на вход.

После этого гости входили в залу, представлявшую собой редкое зрелище.

На левой стене висел фонарь, на единственном столе стоял другой такой же фонарь, и оба они составляли единственные светильники на всю громадную залу. Вследствие этого в углах ее царил густой мрак, и фигуры, выступающие то в полосу слабого света, то исчезающие во тьме, походили на тени, избравшие местом своей ночной прогулки эту покинутую барскую залу.

Тут были и женщины, но мужчины преобладали.

По большей части это были оборванцы с испитыми лицами и выражением бесконечной решимости в недобрых глазах.

Чаще всех появлялась в полосе света фигура господина Степанидина; он бродил по зале, заложив руки за спину и чутко оборачиваясь при каждом стуке входной двери.

Все, очевидно, ожидали кого-то в полном безмолвии.

Только и слышны были шаги, но голосов не было слышно. Никто не говорил ни с кем, отчасти потому, что все были друг другу незнакомы, а более потому, что тревога ожидания, выражавшаяся на всех лицах, была уж слишком обострена. Впрочем, пять человек, то входившие, то выходившие из комнаты Калиныча, вели между собой беседу шепотом, походя хлопотливостью своих движений и зоркими взглядами, которыми они окидывали толпу, на распорядителей какого-нибудь танцевального вечера.

Проходили минуты, прошло полчаса, но ничто не нарушало тишины сборища и его общего типа.

Только иногда кто-нибудь подходил к Калинычу и спрашивал: «Скоро ли он придет?» На что бывший портерщик только пожимал плечами.

Но вот наконец вошел какой-то человек, лицо которого было окутано шарфом сверх воротника.

Человек этот был встречен распорядителями и быстро прошел в комнату Калиныча, как артист, проходящий сквозь публику в уборную, из которой он должен появиться на сцену.

— Он! Он! — проговорило несколько голосов, и то же слово шепотом пробежало в толпе, которая начала группироваться около двух фонарей.

Теперь, окинув толпу взглядом, численность ее можно было определить человек в пятьдесят.

Несколько минут толпа эта стояла неподвижно, устремив взоры на дверь комнаты Калиныча.

Но вот дверь эта отворилась, и человек в маске вышел в залу, сопровождаемый пятью другими с открытыми лицами.

Он подошел к толпе и, встав вне полосы света, прямо начал:

— Господа, пять моих главных помощников и товарищей собрали вас сюда для очень важного дела. Все вы без всяких определенных средств к существованию, у всех вас есть в прошлом одна и та же печальная история незаконного рождения, вследствие которой большею частью вы и очутились в таком положении. Ознакомившись с этой историей каждого из находящихся тут, я собрал вас с тем, чтобы предложить вам выход из вашего тяжелого положения. Выход этот всецело в моих руках, от вас же я требую только безусловного послушания и пунктуального исполнения того, что на вас будет возложено. Требую это я во имя вашей же пользы, которая теперь является делом общим. Каждый, провинившийся в измене или непослушании, будет судим всем обществом, как причинивший вред не только себе одному, но всем вам, решившимся заключить союз под моим руководством. Если вы будете верны и послушны, если вы не уклонитесь от той решимости, которая собрала вас сюда, бедствиям вашим придет скоро конец. Вот все, что я могу сказать вам сегодня и ради чего я собрал вас. Затем прошу вас сложить на этот стол те подробные записки о вашем прошлом, с которыми вы должны были явиться сюда. Их примут знакомые вам агенты мои, из числа вот этих пяти, которые стоят рядом со мною, более прибавить я ничего не имею. Помощники мои могут ответить вам в случае надобности на все могущие возникнуть вопросы.