Читать книгу "Меня зовут Гоша: история сироты - Георгий Гынжу"

– Все, я в школу!

– Да, давай, пока!

Я выходил, за мной закрывалась дверь. И я прямо там же, не отходя от квартиры, закуривал. Как раз пока дойду, должно уже не пахнуть. Школа была всего в пяти минутах. Около школы по пути встречал пацанов и девчат, мы вместе заходили в класс. После учебы я возвращался домой, там уже был обед – его тоже готовила Виолетта. То фаршированные перцы, то курица под соусом, то что-то еще. Она хорошо готовила, очень вкусно. Я ел и уходил смотреть телевизор. Или сидел у себя в комнате, копался в телефоне. Вечером приходила с работы Виолетта. Был ужин, потом просмотр фильма, если время позволяет. И все, отбой. Уроки она у меня не проверяла, вместе мы не занимались. Она, такая: «Сидит в комнате, и хорошо. Значит, учит». Но я-то, понятно, даже учебники не открывал.

Единственные дополнительные занятия, которые у меня были, это с «дедулей». Он был почти членом семьи – друг Виолы. Она меня с ним познакомила, еще когда брала меня на гостевой режим. Мы с ним сначала собирали мне диван дома – Виолетта первым делом диван мне купила. Потом на даче вместе мебель собирали. Он чуть-чуть меня приучил к такой работе, я стал немного понимать, что как устроено. И вот Виолетта почему-то называла его «дедулей». Хотя он был совсем не старый, даже младше нее на несколько лет. Но любил поворчать, что-то там повспоминать из прошлого – за это Виола его так и прозвала. И вот она сидит однажды, такая, затягивается сигареткой, и говорит:

– Дедуль, я тебе поручаю обучить Гошу английскому языку.

– Давай попробуем, – он со всем, что Виолетта предлагала, соглашался. Своего мнения у него не было.

Английский дедуля знал в совершенстве, в Америку постоянно летал, даже учился там и потом жил какое-то время. А дальше вернулся в Россию, но все равно его бизнес был связан с Америкой. И он меня начал обучать английскому языку. Правда, я его не воспринимал всерьез, потому что с самого первого дня он вел себя со мной как шутник, с которым можно похохотать и развлечься. Поэтому я на его уроках, такой, сидел и мысленно просил: «Ну давай, ну пожалуйста, начни шутить! Не могу я про английский слушать». Так наши уроки постепенно сошли на нет. В конце только и было, что смешки и насмешки. Никакой учебы. Он не смог меня заинтересовать.

А по другим предметам у меня репетиторов не было. Виолетта думала, что я и так сдам ОГЭ. Вроде как на минимум ничего сложного. Но мне еще как трудно было! Зато потом, после девятого класса, она собиралась взять меня на работу к себе в офис. Сразу мне так и сказала: «Гоша, отучись этот долбаный девятый класс, и сразу пойдешь ко мне». Поэтому я и не напрягался – она меня возьмет на работу, и прекрасно.

Но постепенно между мной и Виолеттой росло напряжение. Меня бесило, что она орет из-за каких-то капель, разводов, что у нее всегда черное должно быть черным, а белое белым. Понятно, перфекционистка. Но я же старался, как мог! Хотя, конечно, до ее стандартов все равно не дотягивал. Мне было тяжело, я постоянно по мелочи что-то делал не так. А она меня ругала. И еще вот эта путаница – кто я ей? – не давала покоя. Мы жили в постоянном недовольстве, как будто не оправдали надежд друг друга. Виолетта терпела-терпела меня, а потом все равно не вытерпела.

В один прекрасный день у меня несколько раз упал на пол новый телефон, который она мне подарила. Сам уже не помню, почему так получилось. И вот она приходит вечером с работы и видит: на комоде телефон лежит, а на нем царапины. Я их даже не увидел, если честно, внимания не обратил.

– Гоша, это что?

– Телефон, – я не понял, о чем она.

– Гоша, что это?!

Она показала длинным ногтем с дизайнерским маникюром на едва заметную царапину.

– А, это? Ма, ну прости, упал, чуть-чуть поцарапался. Бывает.

– Гоша, что значит чуть-чуть поцарапался?! – она была в ярости. – Значит, ты не уважаешь мои подарки?! Давай я все это у тебя заберу. Одежду, которую я тебе купила, обувь, телефон. Давай! Если ты все это не ценишь!

– Я ценю, – я пытался как-то ее успокоить, – это всего лишь какие-то царапки.

Ну и все, у нее началась истерика. Она стала орать. Потом позвонила Диане, снова кричала, жаловалась на меня. Я сидел в соседней комнате и все это слышал. Виолетта угрожала, что сдаст меня в полицию из-за испорченного телефона. Говорила, что вызовет наряд немедленно, и пусть меня забирают назад, в детдом. Что я какое-то отродье, вредитель. Что она сломала себе жизнь, взвалив на себя такой груз. Я лежал и думал: «Ну, все, пиздец». Время было уже за полночь, но Виолетта не прекращала разговор – не меньше часа мыла Диане мозги. Та вроде пыталась ее успокоить, отговаривала от полиции. Судя по всему, рассказывала про адаптацию. Чем там их разговор закончился, я не знаю – просто уже не выдержал, вышел на улицу покурить. Потом вернулся в дом, лег в свою кровать, но никак не мог уснуть. Через несколько часов ко мне входит Виолетта.

– Ну что, выдохнул? – то ли мириться приходила, то ли что, мне уже было неинтересно.

– Это я выдохнул?! – я сделал круглые глаза. – Ты должна была выдохнуть!

Она что-то пробормотала себе под нос и ушла. А я лежал и думал обо всем этом. Я же слышал, что хочет отдать меня обратно, даже готова вызвать полицию. В тот вечер я решил, что, пока не поздно, мне самому надо валить.

Глава 35

Между небом и землей

Я считал, что и так долго продержался в ее семье – не косячил, не напивался, не воровал, ни с кем не трахался, даже в батор реально не ездил к пацанам. Жил как болванчик: школа – дом, школа – дом, школа – дом. Костюм, бабочка, пай-мальчик. Я ходил и думал обо всем этом целую неделю. А потом пришла мысль написать ей прощальное письмо и просто вернуться в детский дом. Жаль, письмо то не сохранилось. Я там благодарил ее за все хорошее, что она для меня сделала. За то, что я узнал, что значит жить в семье. За доброе отношение. И писал, что больше быть ее сыном не могу, возвращаюсь в детский дом. Это было 6 ноября 2015 года. Мы прожили под одной крышей три месяца.

Виолетта ничего мне не ответила, зато сразу переслала письмо Диане. Та была на какой-то пресс-конференции по поводу Всемирного дня сирот, но тут же вышла, стала созваниваться с главным психологом фонда «Арифметика добра», Натальей Валентиновной. Они договорились, что мы все вместе встречаемся вечером в фонде и думаем, как нам быть. После этого мне позвонила Диана и попросила приехать в фонд.

Сначала мы сели за круглый стол. Психолог с Дианой пытались нас с Виолеттой примирить, объясняли, что вначале всегда бывают сложности. Но Виола не могла молчать, она опять стала наезжать на меня. Уже при них. Тогда Наталья Валентиновна предложила, что они с Виолеттой пообщаются наедине, а мы с Дианой пока их подождем. Мы пошли в ближайшее кафе. Диана, пока сидели, рассказывала мне о том, что это адаптация и это нормально. Что отношения еще могут наладиться, если приложить усилия. Но я в это уже не верил и ничего не хотел. Я знал, что в баторе мне будет лучше. Мы немного пообщались, я, кстати, даже есть не мог от волнения, только кофе пил. И вернулись в фонд. Виола с психологом все еще разговаривали, уже больше двух часов прошло. Потом нас позвали, и мы вошли. Я повторил все то же, что писал в письме – что к Виолетте ни за что не пойду, возвращаюсь в детский дом. Я тогда еще не знал, что меня обратно в свой батор просто так не возьмут. Да и не понимал, что в пятницу вечером никто не станет ничего оформлять. Тогда психолог с Дианой предложили нам с Виолой какое-то время, несколько дней, пожить отдельно, чтобы мы спокойно все взвесили и обдумали. Стали перебирать варианты. Виолетте особенно некуда было уехать, мне тоже, тогда Диана предложила Виолетте или мне поехать на выходные к ней. Отдельно друг от друга успокоиться и подумать. Я сказал, что меня этот вариант устроит, и я поеду. Но Виолетта взбесилась. Не говоря ни слова, выбежала из кабинета, Диана бросилась вслед за ней. Пыталась поговорить, но опять ничего не вышло – Виола просто швырнула ей мой паспорт и ушла.