Читать книгу "Повседневная жизнь армии Александра Македонского - Поль Фор"

Драгоценности

Во время грабежа взятых городов одни хватают всё, что попадается под руку, а другие, сколько могут, прячут. Украшения, драгоценные камни всегда желанны для торговцев ювелирными изделиями и, конечно, желанны они были для ювелиров Македонии и старой Греции, а также в их колониях — египетской Александрии, Таренте или Сиракузах. После похода простые украшения из золота и серебра уступили место перстням с кабошонами, шкатулкам, украшенным драгоценными камнями, сверкающим серьгам, камеям и браслетам. Покоряя города Бактрианы и Согдианы, завоеватели овладевали рынками ляпис-лазури, бирюзы, сердолика и топазов, брали под свой контроль дороги к рудникам Бадахшана, в восьми днях пути к северо-западу от Кабула или Хорезма, на юге Аральского моря, где современные узбекские археологи раскапывают столь интересные руины Топрак-Кала и Белеули. Пройдя через горы Западного Пакистана, особенно Оритские горы к северу от современного Карачи, они оказались в краю драгоценных камней, прежде неизвестных грекам — рубинов и изумрудов. С помощью своего флота и трех военных гарнизонов на Аравийском море, между Карачи и Ормузским проливом, завоеватель контролировал наземные и морские пути, по которым из таинственной Индии в Бахрейн и Вавилон доставлялись камни-амулеты. Он довольно умело обирал и грабил подданных Персидского царства, но не желал, чтобы каботажные суда Пиратского берега смогли отрезать его от Маската, Омана и современных Эмиратов.

Для чего это делалось?

Одним из следствий захвата и организованного грабежа городов Азии войсками «освободителей» было то, что, нагрузившись добычей, получив жалованье и дополнительное вознаграждение и уйдя на покой, войска эти вполне естественно задавались вопросом: почему бы не продолжить в том же духе? Разумеется, они не испытывали ни малейшего желания затягивать войну, поскольку на все лады отстаивали свои права на возвращение домой, а кроме того, их мучили раны и вечная ностальгия по родине. Но многие из этих отвоевавших солдат вместе со своими юношескими желаниями сохранили и опасные привычки. За сто, сто пятьдесят, двести дней похода подходили к концу захваченная добыча и припасенные сбережения, кроме того, победителей ощипывали мошенники — хозяева караван-сараев, ловко заманивая их к себе в сети. Я ничего не выдумываю: Платон пишет об этом в своих «Законах» (XI, 919а) в середине IV века до нашей эры. Подробные разъяснения находим мы у Диодора (XVII, 111, 1–2). В 324 году «Александр приказал всем сатрапам (македонским) распустить наемников; приказание это было выполнено, и много чужестранцев, уйдя с военной службы, разбрелось по всей Азии и стало добывать себе пропитание грабежом. Наконец они стеклись со всех сторон к (мысу) Тенару». Это современный мыс Матапас (Тенарон) на Пелопоннесе. Подобное же наблюдалось во Франции в конце XIV века в ходе экспроприаций, осуществлявшихся «большими ротами», и известно, какой ужас внушали уединенным хозяйствам и даже маленьким городкам бродячие солдаты и матросы, дезертиры и пустившиеся в бега иррегулярные войска начиная со Средних веков и до войн времен Первой империи. Потребовалась настоящая война, Ламийская война между Антипатром и Леосфеном, чтобы заставить одуматься этих сбитых с толку людей, эти горячие головы. Но их пример не был забыт. Причины недовольства остались. Едва умер Александр, банды неконтролируемых солдат от Фракии до Бактрианы бросились грабить и вымогать, чтобы выжить, когда им не платили диадохи. В Египте в III веке до нашей эры это стало одним из самых страшных бедствий. А образ «победителя башен» или «башня-берегись», по-гречески Pyrgopolinikes, то есть солдата-фанфарона, взявшего и разграбившего все города (если только это не были просто курятники), стал одним из самых знаменитых литературных образов от Менандра и Плавта до Корнеля.

А после?

По правде говоря, взятие городов с помощью осадных машин, подкопов, хитрости или военного гения Великой армии ничего не решало. Всегда приходилось всё начинать заново. Или стены и население оставались неповрежденными, и всегда следовало опасаться восстания. Или они были уничтожены, но географические или торговые преимущества привлекали в это место толпы людей, и можно было предположить, что феникс однажды возродится из пепла. Urbem captam hostis diripuit, как всегда лаконично, говорят по-латыни: «Враг захватил город и его разграбил». А после? Неужели на вершине своей цивилизации греки вели себя подобно варварам, будущим вандалам? Когда Александр и его ближайшее окружение вновь прошли через Персеполь шесть лет спустя после пожара 25 апреля 330 года, они горько сожалели, как сообщают историки, что некогда разорили жемчужину царства, что разбазарили сокровища и шедевры, которые человечество собирало и хранило на протяжении пяти поколений. Сделать пустыню ради сохранения мира — это не входило ни в намерения, ни в политику греков, для которых политика в прямом смысле слова заключалась в строительстве и управлении городами. И значит, если город был взят, Полиоркету не оставалось ничего иного, как взяться за дело и его восстановить, построив более крепкие стены, как это было сделано в Тире, на том же самом месте, и как это было в случае стольких городов Среднего Востока, возрожденных под названием Александрий. А из этого вытекает следующая глава Повседневной жизни этих крепостей. Нам, как и им, достаточно лишь перевернуть страницу.

Глава VI

ОСНОВАНИЕ ГОРОДОВ

Работы, приписываемые войску Александра Македонского или на самом деле выполняемые им и вместе с ним, требовали человеческих и умственных ресурсов. При высадке в Азии армия располагала приблизительно пятьюдесятью тысячами пар рук, а семью годами спустя — ста двадцатью тысячами. Сократившись на тридцать тысяч после катастрофического отступления 325 года, войско было пополнено тридцатью тысячами эпигонов или «преемников» греческих содат в 324 году, двадцатью тысячами персов в 323 году, десятью тысячами наемников из Европы и, наконец, неопределенным числом военных контингентов касситов, мидян, карийцев и лидийцев и, вероятно, насчитывало на момент смерти царя, когда он задумывал совершить поход в Аравию, от девяносто до ста тысяч человек всех национальностей.

Работы стратегического характера

Инженеры, архитекторы, плотники, художники, сопровождавшие войско начиная с 334 года, отыскивали в самом этом войске, а также среди пленников рабочие руки, с помощью которых могли осуществлять самые грандиозные проекты македонских царей. Упомянем среди этих проектов о канале через Коринфский перешеек и полуостров Галлиполи, об изменении формы горы Афон (Фракия) архитектором Стасикратом (Плутарх. Об удаче и доблести Александра, 2, 325 С; «Жизнь», 72, 6). Первые два проекта предполагали съемки с помощью прицельного приспособления, называемого угломер, и гигантские земляные работы. Например, чтобы прорезать перешеек Галлиполи от Бакла-Буруна (античная Кардия) в Саросском заливе до пролива Чанаккале (Дарданеллы), потребовалось бы срыть 8 километров миоценового конгломерата, возвышавшегося на 50 метров к востоку от деревни Авир. Прорыть канал западнее от этой деревни означало сократить его длину на 2900 метров, но это предполагало прорезать 100-метровую гору. Видимо, это преимущество показалось инженерам незначительным, хотя они располагали техническими средствами для решения этой задачи. Но наряду с осуществлением гигантских и порой бесполезных проектов древние авторы вспоминают о форсировании великих рек, подчас шириной в несколько тысяч метров, по понтонным мостам и на плотах — в Бактриане, Согдиане и Индии. Говорят они и о возведении двенадцати колоссальных алтарей и фальшлагерей на восточном берегу Биаса, около Лахора, мавзолея Гефестиона в Вавилоне высотой с двадцатиэтажный дом, о строительстве порта на тысячу военных кораблей в Вавилоне, о временном закрытии деривационного канала, параллельного течению Евфрата. Арриан (VII, 21, 5) пишет, что десять тысяч ассирийцев некогда работали три месяца ежегодно, чтобы запрудить реку и не дать ей затеряться в болотах, но греческие инженеры в 324–323 годах быстро решили проблему, проложив соединительный путь в скале.