Читать книгу "Всё и разум. Научное мышление для решения любых задач - Билл Най"

В моей семье, как и у моего отца и его друзей по лагерю для военнопленных, главное — общее чувство юмора, а политика — дело десятое. Мне кажется логичным, что чувство иронии — это следствие способа смотреть на мир, особенно — манеры воспринимать и толковать чужие поступки. Возможно, семьи держатся вместе отчасти из-за того, какие шутки их смешат, и не исключено, что в этом нет никакой свободы воли. По-моему, гипотеза стоящая, только проверить ее будет непросто, то есть работа предстоит нешуточная (ну вот, я опять… пардон).

Во всех этих разговорах о поведении и свободе воли есть один скрытый парадокс: исследователи, которые все это изуча ют, и люди вроде меня, которым эта тема интересна, пытаются разобраться, как работает наш мозг, однако единственный инструмент для этого — это тоже наш мозг. Мозги пытаются понять мозги.

Это подмножество более общей проблемы неотъемлемой субъективности человеческого разума. Научный метод разработан именно для того, чтобы обойти эту проблему: его приемы учитывают нашу несовершенную интуицию и позволяют по мере сил сделать на нее поправку. Лучший способ перестать быть тупым орудием в руках семейного опыта, влияния друзей и среды — следовать этому алгоритму: наблюдение, гипотеза, эксперимент, сравнение результатов с ожиданиями, а потом — и это главное — все то же самое еще раз. Только так можно выбраться из эхокамеры в собственной голове. Эта ежедневная тренировка для свободы воли.

Научный метод заставляет нас сомневаться в своих предположениях и искоренять идеи, основанные на слухах, чужом мнении, укоренившихся привычках и прочем багаже, который мы тащим за собой. Этот подход очень похож на главные вопросы, которые задают себе репортеры, когда ведут журналистское расследование: что я знаю и откуда? К сожалению, человеческий мозг обладает встроенным механизмом, который направляет нас в противоположную сторону. Это называется «стремление подтвердить свою точку зрения», склонность выбирать доводы в пользу своих предположений и считать их верными и истинными.

Для ученого, проводящего эксперимент, такая предвзятость — огромная помеха. Тут уж ни о какой свободе воли речи нет, это очевидно. Бессознательное подводит нас к ответам, которых мы ожидаем, поскольку обременены определенным багажом, а не к настоящим, истинным, которые мы на самом деле ищем.

У этого могут быть крайне неприятные последствия. Ученые-медики, убежденные, что регулярная маммография снижает смертность от рака груди, именно это и обнаруживают, даже если в дальнейшем исследования не подтверждают этот результат. Похоже, в итоге огромному количеству женщин делают ненужные операции — а больше ничего. Подобная предвзятость обнаруживается всякий раз, когда мы подходим к решению какой-то задачи, заранее зная, какой ответ нам хочется получить. Если ваш начальник (ребенок, спутник жизни, друг и т. д.) когда-нибудь просил у вас совета, а потом явно слушал только то, что совпадало с его желаниями и намерениями, вы понимаете, о чем я говорю.

Чтобы преодолеть подобную предвзятость, можно опираться на алгоритмы, которые придумали ученые. Мы подходим к работе совсем не с той стороны, с какой представляют себе многие. Когда мы придумываем эксперимент, то не стремимся доказать, что гипотеза верна, а изо всех сил изобретаем разные способы и приемы, которые показали бы, что гипотеза ошибочна. Мы активно стараемся освободить мозг от предвзятости. Когда человек кодифицировал процесс научного исследования, это был огромный скачок вперед в культуре мышления.

Насколько мне видится, жизнь устроена ступенчато. Мы находимся на верхней ступени с точки зрения интеллекта (как минимум умнее большинства собак, но не вашей, конечно), и я предполагаю, что мы стоим довольно высоко с точки зрения интуиции и способности рассуждать логически. Научный метод, то есть ботанский образ мыслей, сказал бы я не без некоторого самодовольства, — это наша попытка как биологического вида выйти за свои неподатливые эволюционные границы. Это самое осмысленное приближение к свободе воли, по крайней мере, к той свободе, которую допускает наш мозг.

Мы ищем теории, позволяющие делать прогнозы о космосе, своей планете и себе самих. Мы хотим знать законы природы. Можно ли считать, что наше любопытство тоже запрограммировано эволюцией? Полагаю, да, иначе никак. Наши предки, относившиеся к окружающему миру без всякого любопытства, проигрывали в естественном отборе другим полуголым парням и девушкам, которых интересовали ответы на насущные жизненные вопросы. Где я сегодня буду спать? Что я буду есть зимой? Можете считать это первыми попытками восстать против идеи судьбы и взять будущее в свои руки. Если мы знаем, что нас ждет, то можем подготовиться и повлиять на результат (например, не умереть зимой от голода). Обобщим: не исключено, что желание свободно выбирать тоже запрограммировано эволюцией. От размышлений обо всем этом впору свихнуться, но будет весело. Все говорит мне о том, что именно люди — в отличие от других видов — преодолели свои эволюционные импульсы и научились выбирать, как вести себя друг с другом и с планетой Земля.

Я уверен, что и способности принимать решения у нас тоже ступенчатые. Я купил машину по причинам, которые не мог сформулировать и, возможно, даже не осознавал. Я несколько месяцев не мог решиться бросить должность инженера и зарабатывать на жизнь сочинительством и выступлениями. Примерно столько же, а то и больше ушло у меня на то, чтобы понять, что мне, человеку без всякого опыта руководящей работы, по силам управлять некоммерческой организацией с капиталом в много миллионов долларов — Планетным обществом. Чем важнее было решение, тем сильнее я задействовал ботанскую сторону и тем отчетливее понимал, что нужно хватать информацию в стиле «все и сразу», а потом бешено ее фильтровать. И когда я наконец доходил до точки «Поехали!», то точно знал, что процесс, который меня к ней привел, был именно свободой воли — в очень глубоком смысле этих слов.

В чем я уверен на сто процентов, так это в том, что мы никогда не совершим великих дел и никогда, осмелюсь сказать, не изменим мир, если не научимся пользоваться своей человеческой свободой. На самом простом уровне это означает, что надо отказаться от соблазнительного цинизма и жалоб на порочную систему, запретить себе думать, что один человек ничего не в силах изменить. Надо научиться отчетливо видеть, какие задачи ставит окружающий мир, сбросить завесу предвзятости. Нужно сделать ботанскую честность стилем повседневной жизни, а не тонким инструментом, предназначенным исключительно для научных исследований.

Тогда мы сможем всерьез подступиться к ответу на вопрос, что происходит и как лучше всего решать наши проблемы. Конкретный метод рационального исследования — подход, оценка, решение этих проблем — и будет трансцендентным актом свободы воли, и мы должны сделать сознательный выбор, чтобы его применять. Однако еще более ярким выражением свободы будет следующий шаг — само применение научного метода. Руководствуйтесь им в повседневной жизни, и тогда в каждый момент вам будут открываться более обширные перспективы. Выявите свой личный потенциал. Возьмите на себя ответственность. Боритесь с глобальным потеплением. Боритесь с нищетой. Расширяйте доступ к информации. Нет поступка более человечного, чем отказаться от мысли о судьбе и предопределении и опереться на науку, чтобы изменить мир — масштабно, смело и очень свободно.