Читать книгу "Три смерти - Эдвард Радзинский"

– Ну что ж, «не ведают, что творят» – слова, которые Петр Захарович действительно вряд ли мог выдумать… При всем своем буйном воображении! Уж очень он был далек от этих слов… Так что вполне вероятно – это последние слова Николая, которые вдруг всплыли в ерма-ковской памяти.

К слову «всплыли» сейчас вернемся… Итак, трудно поверить, что человек, который принимал активное участие в расстреле, – не запомнил ни одной правдивой детали и способен лишь перевирать общеизвестные факты… Такое ощущение, будто его там попросту не было, будто он рассказывает со слов других… Или будто все это для него как бы в тумане… и появляется наплывами… Нет-нет, я понимаю, что он там был, но был… – он усмехнулся, – пьян!

Ну конечно, конечно – он был пьян! Как я раньше не понял! Чтобы распалить себя, нагнать революционную ярость? Или – нервы? Не выдержал ожидания? (В ожидании ответа из Москвы задержал Голощекин на пару часов его грузовик.) Или, что всего вероятней, он был пьян просто потому, что в этот день была получка и многие стрелки охраны (как Проскуряков и Столов) напились… Кричащее, яростное зверство Ермакова, докалывавшего в оружейном дыму несчастных девушек, и было продолжением этого хамского, зверского «был пьян».

И я пересказал Гостю еще одно страшное письмо.

Из письма М.Е. Афанасьева (Москва):

«В 20-х годах мой отец работал инспектором пожарной охраны в Рязанской губернии в городе Сапожке. Местный священник рассказал ему некоторые подробности со слов одного из убийц семьи Романовых. Кто был этот умиравший убийца, он отцу не сказал, а грехи умирающему отпустил. Умиравший сказал, что руководитель убийства предлагал им изнасиловать великих княжон. Они были все пьяные, в тот день они получили зарплату Убивать женщин они не хотели. «Баб не стреляем! Только мужиков!». Сам этот главный убийца страдал хроническим алкоголизмом. И был в тот день пьян. Они ему кричали: «Так революцию не делают…».

И опять кашляющий смех Гостя:

– Значит, мой давний друг Петр Захарович пообещал девиц? Нет, не расстрельщикам… тут священник просто не понял – своей лихой братве – верх-исетской дружине пообещал… И, конечно, умиравший в рязанском городе Сапожок не был из цареубийц, он был из ермаковского отряда. Ермаковцы только присутствовали при захоронении трупов, но гордо причисляли себя к убийцам… Я с этим сталкивался. Ну а что касается самой идеи: пообещать изнасилование перед расстрелом – это бывало в те годы… об этом написано и у Мельгунова в «Красном терроре»… кстати, у белых это тоже практиковалось… здесь ничего нового. Ну а то, что Ермаков был пьян… в этом я никогда не сомневался. Именно потому Юровский вынужден был поехать «проконтролировать» погребение трупов… Иначе никогда не посмел бы комендант проверять самого верх-исетского комиссара Ермакова. Вот почему садится Юровский в грузовик везти трупы. И Ермаков с пьяной настойчивостью наверняка тоже в погрузке тел участвовал – ведь это была его работа. Я так понял из бесед с Петром Захаровичем, что он даже на грузовик влез – руководил погрузкой. Но думаю, уже не мог слезть, так и остался в кузове с трупами.

Итак, Петр Захарович в ответственнейший момент революционной истории был, попросту говоря, пьян. Но почему, борясь с ним за честь расстрела, Юровский ни разу не использовал это обстоятельство… даже не намекнул? Щадил честь политкаторжанина? Или что-то ему мешало? Я много раз пытался прощупать самого Ермакова… когда догадываться начал… Но узнать точно ничего не смог. Я про дорогу говорю…

Я никак не мог приноровиться к его манере разговора.

– Я недолго вычислял, где могло что-то случиться с ними обоими: конечно, дорога и грузовик с трупами… Вот тогда и стал я его осторожно расспрашивать про дорогу. А он на самые простые вопросы… Ну, допустим, спрашиваю его: «Стрелки охраны грузовика в кузове ехали или конными?..». Но даже на такой обычный вопрос он каждый раз отвечал по-разному: дескать, ничего не помню, безумный я человек, память пропил… Да, выпить он очень любил. По пивнушкам народ все забавлял рассказами, как он царя убивал. Но и в пивнушке, пьяненький, ни слова про дорогу… Но все же раз… раз… очень он был пьян… Я тогда опять завел свой разговор, а он, как всегда, нес свое: как он всех убил… И, уже уходя, вдруг спросил: «А ты, как я погляжу, не веришь, что они все?..». И ухмыльнулся. А потом добавил: «Все, все погибли!». И вдруг зверем посмотрел.

Перед смертью я его навестил… В мое время в воздухе носилась революционная идея, чтобы к умирающим вместо священника приходил чекист. В конце концов, даже атеистам нужно облегчить свою душу. Но кому же рассказывать, как не учреждению, где положено говорить только правду. Так что в ЧК можно было бы создать специальный корпус – чекистов-священников. Назвать их как-нибудь – «правдособиратели»… Вот в должности «правдособирателя» я побеседовал с Петром Захаровичем… Но – опять ничего!.. Кстати, вы пытались представить ту дорогу и путь грузовика?

Я изучал этот путь. Его пытался восстановить когда-то следователь Соколов – по следам, оставленным страшным грузовиком на влажной от грозовых дождей земле, и по показаниям свидетелей. Но главное – путь царских трупов к их первой могиле оказался подробно описанным в секретной «Записке» коменданта Юровского.

И наконец, два энтузиаста из Свердловска, изучавших историю расстрела, прислали мне карту пути грузовика…

Так соединились все свидетельства… И я увидел…

Грузовик с трупами

Открылись ворота Ипатьевского дома, и шофер Сергей Люханов вывел на улицу грузовик. Было три часа ночи. Грузовик поехал по Вознесенскому проспекту, потом свернул по Главной улице, у ипподрома выехал за пределы города и далее направился по дороге на деревню Коптяки.

Пройдя мимо Верх-Исетского завода, грузовик затем пересек железную дорогу на Пермь и вошел в густой смешанный лес, который тянулся до самых Коптяков. Верстах в трех к северу от Пермской железной дороги грузовик пересек у разъезда номер 120 еще одну железнодорожную линию – горнозаводскую.

Все это были дикие места, никаких строений, кроме железнодорожных будок… Здесь дорога раздвоилась: грузовик свернул к железнодорожному переезду – к будке номер 184. Тут было топкое болотистое место, и метров за сто до будки он застрял в трясине. Люханов пытался выбраться. Но перегрелся мотор. Теперь была нужна вода для мотора и шпалы, чтобы застелить болотце – и проехать топь. К счастью, рядом был железнодорожный переезд у будки номер 184.

Люханов вылез из грузовика.

В это время в будке проснулась сторожиха, которую разбудил шум грузовика, буксовавшего в болотце. В дверь постучали, она открыла, увидела шофера Люханова и темнеющий в рассветном небе силуэт грузовика.

Шофер сказал, что мотор «согрелся», и попросил у нее воды. Сторожиха ворчит, и тут Люханов свирепеет: «Вы тут, как господа, спите… а мы вот всю ночь маемся».

Сторожиха видит в открытую дверь фигуры красноармейцев вокруг грузовика и вмиг с готовностью начинает наливать воду для мотора… Потом красноармейцы берут шпалы, сваленные около ее будки, стелют на болотце. И по этому настилу и прошел через болотце грузовик с трупами. Проехав будку, он вошел в лес и три версты лесной дорогой шел до урочища «Четыре брата».