Читать книгу "Маркиз де Сад - Елена Морозова"

Многим казалось, что счастье можно обрести только вдали от пороков цивилизованного общества, в условиях «естественного состояния», на лоне природы, где не властны ни честолюбие, ни стяжательство. В обществе «естественных людей» (иначе говоря, аборигенов, дикарей) все равны, все живут собственным трудом и повинуются велениям сердца. Поэтому изданный в 1787 году сентиментальный роман Бернардена де Сен-Пьера «Поль и Виргиния», в котором влюбленные переживают идиллию на фоне пышной африканской природы и погибают, вернувшись в цивилизованный мир, сразу завоевал огромный читательский успех. Увлечение Марии-Антуанепы играми в пастушков и пастушек создало моду на «простую жизнь» на лоне природы. Но в реальном мире дела обстояли иначе. От тяжкого труда и поборов крестьяне рвались в города, где становились жертвами развращенных нравов. Ретиф де ла Бретон показал этот процесс в одном из лучших своих романов — «Совращенный поселянин». Аборигены далеких земель не всегда были дружелюбны к пришельцам: всем известный капитан Кук был съеден туземцами Гавайских островов. Нравы «детей природы», в том числе и в отношениях между полами, также были не слишком совершенны и нередко шокировали даже видавших виды матросов. Абориген, доставленный, по словам капитана Бугенвиля, с острова Киферы ко двору Людовика XV, был примечателен только тем, что готов был любить белых женщин в любое время и в любом месте. А жестокие пытки, которым американские индейцы подвергали своих пленников, де Сад заимствовал для своих «ужасных» романов. Так кто же он, «природный человек», — страшный каннибал, которого разумное общество должно цивилизовать, или, наоборот, образец для подражания?

Де Сад не остался в стороне от этой полемики, и в «Истории Леоноры и Сенваля» вывел две туземные утопии, одной из которых — Бютуа, расположенной в дебрях Африки, правит ужасный каннибал Бен Маакоро, а другой, раскинувшейся на острове Тамоэ, — философ и вегетарианец Заме. Подданные людоеда Бен Маакоро, почитающие кровожадное божество с телом змеи и рогами козла, употребляют в пищу побежденных врагов, нищих, преступников, тех, кто не имеет средств к существованию, но при случае могут съесть и соседа. (Женщин не едят — вкус неважный.) Женщины исполняют всю тяжелую работу, к ним относятся как к рабочему скоту; особенно плохо обращаются с теми, кто ждет ребенка, ибо к рождению относятся отрицательно, поощряют содомию и прочие плотские удовольствия, не приводящие к воспроизводству себе подобных. Злобное гибридное божество требует человеческих жертв, равно как и забавы правителя, содержащего гарем из двенадцати тысяч женщин. Гарем пополняют соседние племена — данники Бен Маакоро.

Мадам де Сад, первой прочитавшая рукопись, так отозвалась о царстве короля-людоеда: «Обычаи и традиции этих народов, их отношение к своим женщинам и детям, деспотизм старейшин и монарха известны и описаны у многих авторов, и они доказывают, что цивилизация необходима человеку для его же счастья». К сожалению, ответ де Сада на отзыв супруги неизвестен.

Подданные Заме поклоняются Солнцу, в государстве царит равенство, вегетарианство, никто никому не завидует, так как все живут в одинаковых условиях, нет ни воровства, ни нищенства, институт развода уничтожил адюльтер, общество взяло на себя воспитание детей, устранив почву для раздоров между поколениями. Карательного законодательства не существует, ибо правитель старается устранять сами причины совершения преступлений. Редких преступников наказывают общественным презрением, убийц — изгнанием или работами, полезными для родственников погибшего. Главное в наказании — его наглядность, нарушитель постоянно находится на виду, его не изолируют от общества.

Истинную позицию де Сада, заключавшуюся в софизме: «Никто не вправе руководить поступками другого» и замаскированную пространными рассуждениями Заме, заметила мадам де Сад и в своем отзыве написала: «Конечно, народ Заме — само совершенство, и ему не нужны ни судьи, ни законы. Так как судьи и священники являются людьми, у них есть страсти, и они ими злоупотребляют, но злоупотребление лиц не делает дурным институт. Зло исходит от человека, потакающего своим страстям, вместо того чтобы исповедовать добродетель, как это ему пристало по занимаемой им должности. Вот какой прекрасной максимой должен был бы руководствоваться Заме: “Я хочу иметь руки связанными для сотворения зла и свободными для сотворения добра”».

Несмотря на внешние различия, оба государства пугающе похожи, оба инкапсулированы сами в себе. В обоих живут за счет натурального хозяйства, дети воспитываются обществом, а не семьями, науки и искусства либо развиты слабо, либо не развиты вовсе. И оба оторваны от внешнего мира, точнее, поддерживают с ним односторонние отношения. На Тамоэ приплывают с соседних островов и привозят товары для обмена, но сами жители остров свой не покидают. Бютуа окружено непроходимыми лесами, где водятся хищные звери, неведомые чудовища и живут племена, составляющие пищу каннибалов. Политика и экономика каннибалов из Бютуа неукоснительно ведет к сокращению населения: они буквально поедают самих себя. Замкнутый мир обитателей Тамоэ также рухнет при первом же вторжении извне, ибо правитель устранил причины не только преступлений, но и прогресса и совершенства, ограничив и производственную, и культурную активность своих подданных. И вновь у автора выстраивается замок Силлинг, обреченный на гибель при нарушении системы или окончательном разрыве связей с внешним миром.

Общество, приближенное к идеальному, находит Леонора — когда попадает в огромный цыганско-разбойничий табор, во главе которого стоит философ Бригандос, «враг Господа, служитель дьявола и друг чужой собственности», строящий отношения среди своих подданных не на правилах, а на согласии. В общине Бригандоса поклоняются дьяволу, и Леонора, с детства питавшая отвращение к религии, с удовольствием выполняет требование отречься от Бога и принять веру в дьявола. Разбойники служат природе и исполняют все ее законы. Поощряется кража, ибо она устанавливает равенство, отнятое у людей несправедливыми законами, одобряется инцест, как изначальная форма сексуальных отношений, преступление дозволено, ибо оно не противно законам природы. А в целом подданные Бригандоса вполне порядочные люди и всегда готовы прийти на помощь униженному и оскорбленному. Наверное, де Сад очень смеялся, когда соединял несоединимое: преступление и добродетель. Работая над «Алиной и Валькуром», де Сад создавал просвещенческий роман, вкладывая в него свой «образ мыслей», но сохраняя при этом «величайшую пристойность выражений», ибо, как говорил один из персонажей романа, «таким образом можно рассказать обо всем».

Узники Венсена, Бастилии, других привилегированных крепостей не расставались с верным своим оружием — пером. В заточении не переставали писать ни Вольтер, ни Дидро, на волю передавал предназначенные для печати листы Мирабо. Нередко распространению написанных в тюрьме сочинений способствовали сами полицейские. За продажу конфискованной запрещенной литературы был арестован полицейский инспектор, возглавлявший налет на Ла-Кост. Де Сад знал об этом, но не знал, что бывший его недруг повесился у себя в камере. Наверное, де Сад, если бы захотел, мог бы с помощью Рене-Пелажи, еще сидя в тюрьме, напечатать кое-что из своих сочинений. Но подобных попыток он не делал, возможно, готовился сразу издать несколько солидных томов. Он даже начал составлять каталог своих сочинений. И если бы после выхода из тюрьмы де Сад больше не сочинил ни строчки, он уже вошел бы в историю мировой литературы как писатель и философ.