Читать книгу "Царь Федор Иванович - Дмитрий Володихин"

Ертаул возглавил князь Василий Казыкарданукович Черкасский — он уже некоторое время ходил в полковых воеводах, хотя и блистал в основном знатностью. Черкасские — выходцы с Северного Кавказа и родня царя Ивана Васильевича по его второй жене, Марии Темрюковне. Русским помощником у него был Дмитрий Иванович Вельяминов, еще один опытный воевода из старомосковского боярского рода.

Во главе «наряда» поставили опытнейшего И.И. Сабурова и Г.И. Мещанинова-Морозова.

«Дворовыми воеводами», то есть командирами государева полка или, иначе, «государева двора» в походе числились Борис Федорович Годунов и Федор Никитич Романов-Юрьев. Оба неопытны в воинском деле, последний к тому же еще молод. Но их служба должна была считаться в большей степени почетной, нежели действительной. Основные решения, надо полагать, принимали князья Мстиславский, Ф.М. Трубецкой, возможно, И.В. Годунов и князь Д.И. Хворостинин. На них-то и надеялись больше всего. Стоило Борису Федоровичу, большому политику, влезть в военное дело со своими идеями, как произошел серьезнейший срыв (но об этом чуть позже).

Назначения военачальников представляют собой своего рода «кроссворд», разгадка которого дает понимание того, как относилось правительство к походу на шведов.

Во-первых, на воеводство отправили восемь бояр и четырех окольничих. Иными словами, добрая половина политической элиты оказалась в седле.

Во-вторых, Годуновы, к сожалению, не отступились от любимого обычая ставить представителей своего семейства и ближайшей родни на важнейшие воеводские посты, мало сообразуясь при этом с их реальными тактическими способностями, опытом, знанием театра военных действий. Тут в составе командования армии оказалось пятеро из клана Годуновых-Сабуровых. Притом лишь трое из них являлись дельными людьми, изрядно понюхавшими пороху.

В-третьих, командные кадры полевого соединения были совершенно избавлены от присутствия высшей титулованной аристократии собственно русского происхождения — ростовских, суздальских, черниговских, рязанских княжат. Их, очевидно, все еще побаивались. Разгром Шуйских произошел несколько лет назад, но людям, близким по происхождению, могли не до конца доверять… Хворостинины не в счет: они были знатью второго сорта, к тому же с Годуновыми их объединяли брачные связи. Итак, на роль знатнейших вождей войска поставили шестерых князей-Гедиминовичей и одного князя кавказской крови. А вот настоящими специалистами по тактике, то есть реальными военачальниками, были (за исключением полка правой руки) выходцы из старинных московских боярских родов да второстепенные князья Хворостинины.

Наконец, в-четвертых, Московское царство бросило в поход лучших из лучших своих полководцев. Трубецкой, Хворостинины, Плещеев-Очин, Иван Годунов и Сабуровы — серьезные люди[98]. В целом по уровню опыта и тактических дарований это не была та «звездная команда», с которой, например, Иван IV брал Полоцк в 1563 году. Но все же командный состав подобрался сильный.

Общий вывод: русское правительство и, в частности, Б.Ф. Годунов долго и серьезно продумывали расстановку военачальников для этого похода; постарались свести к минимуму риск предательства, добиться чисто военной эффективности и, насколько возможно, сократить поле для местнических споров. Первые две задачи решить удалось. Местнические тяжбы все-таки вспыхнули, но в умеренном масштабе. Ошибкой Бориса Федоровича стало назначение слишком большого количества близких родственников и… самого себя. Однако в целом это хоть и мешало делу, но к катастрофическим результатам не привело.

Когда армия сконцентрировалась в Новгороде Великом, на север, за Неву, был отправлен легкий отряд. Перед ним, очевидно, поставили задачу отвлечь внимание шведов от направления главного удара; возможно, произвести разведку: есть ли у неприятеля в Карелии серьезные силы, которые он мог бы перебросить южнее, на помощь своим крепостям? Как только основные силы выступили к Яму, этот «легкий корпус» отозвали назад и двинули перед наступающей армией. Затем разведчики тайно направились к Яму — за «языками».

Наконец, 18 января 1590 года войска покинули Новгород. А уже 23 января государь Федор Иванович с армией, пришедшей «в силе тяжкой», осадил город Ям.

Там засело 500 вражеских бойцов. Солидный для Ливонии гарнизон, но все же не столь значительный, чтобы тягаться с мощной армией вторжения. По всей видимости, скорое действие русского военного механизма застало шведское командование врасплох. К отражению этого удара шведы не успели как следует подготовиться. Первая осада принесла быструю и легкую победу. Когда полки облегли Ям и начала сокрушительную работу наша артиллерия, гарнизону небо показалось с овчинку… Притом тяжелые пушки, специально предназначенные для разбивания крепостных стен, еще не успели подойти. Хватило орудий полегче. В XVI веке иностранцы отмечали сильные и слабые качества русской армии, за что-то хвалили ее, за что-то ругали, но всегда и неизменно выражали почтительное отношение к отечественной артиллерии. Подобное уважение, отчасти основанное на совместной службе, отчасти же — на горьком опыте столкновения с искусством наших пушкарей, сохранится и позже. Еще в XVIII веке иноземные специалисты будут писать, что русская нация лучших офицеров выращивает в артиллерии. На протяжении XVI столетия артиллерия московских государей многое множество раз ломала сопротивление могучих крепостей, гарнизон которых не помышлял о сдаче. Ям таковой не был. Поэтому двух дней бомбардировки хватило, чтобы «фортеция» капитулировала (27 января 1590 года). С воинством, пытавшимся ее защищать, поступили милостиво, отпустив всех сдавшихся. Это был поступок в духе царя-миролюбца, и он сказался на успехе кампании гораздо лучше, нежели та свирепость, которую 12 лет назад проявлял в Ливонии его родитель, царь Иван. Часть шведских солдат перешла на российскую службу.

Не успел сдаться Ям, как очередной «легкий корпус» скорым маршем устремился к Ивангороду и Нарве. Здесь должны были развернуться главные события войны. Шведы уже знали о масштабах вторжения и опасались осады. На подступах к обеим крепостям действовало полевое соединение противника под командой Густава Банера.

Во главе авангардных сил русской армии стоял тот самый князь Дмитрий Иванович Хворостинин, от которого столь многого ждали на этой войне. Ему и прежде приходилось громить шведов. Надежды на воинский талант Хворостинина оправдались. Не напрасно Джильс Флетчер, узнавший о нем совсем недавно, писал: «…теперь у них первейший муж, наиболее пригодный для военных дел, некто князь Дмитрий Иванович Хворостинин, воин старый и опытный. Он оказал большие услуги в войнах с татарами и поляками…» Хворостинин обнаруживает в районе Ивангорода шведский корпус и стремительно нападает на него, не дожидаясь подхода основных сил. Передовому полку Дмитрия Ивановича пришлось преодолеть упорное сопротивление шведов. Рубка шла полдня. В конце концов противник отступил.

Под Ивангородом военные заслуги князя Хворостинина перед страной достигли вершины. Он еще примет участие в осаде Нарвы, он еще встанет во главе заслона, выставленного против любых попыток деблокады города. Но это была последняя служба немолодого полководца, последний подарок, принесенный им отечеству. Старый воевода[99] устал от нескончаемых военных трудов и принял монашеский постриг в Троице-Сергиевой обители. Старость и недуги одолевали его тело, изношенное в походах и сражениях. 7 августа 1590 года Дмитрия Ивановича Хворостинина не стало. Ушел из жизни один из достойнейших вельмож царствования Федора Ивановича и лучший русский полководец того времени.